не дождавшись решения сената или народного собрания относительно столь значительной войны» (Юстин). Получается, что Маний Аквилий с коллегами сознательно пошли на нарушение закона. Поэтому у них теперь был только один путь – к победе. О том, что с ними будет в случае неудачи, Аквилию-младшему не хотелось даже думать.
Однако пока противник их переигрывал. Митридат сделал ход первым и теперь с нетерпением ждал – а чем же ответят его римские оппоненты?
Гроза надвигается
Война неотвратимо надвигалась, и не было теперь в мире силы, которая могла бы её предотвратить. В том, что с сыновьями волчицы рано или поздно ему придётся сойтись на поле боя, Митридат не сомневался никогда. И если бы война не разразилась в данный момент, то она бы всё равно началась через пять, десять, даже двадцать лет. Столкновение было неизбежно, к этому вёл весь ход предшествующих событий. Римский натиск на Восток рано или поздно должен был наткнуться на ожесточённое сопротивление. И если относительно Митридата можно говорить о том, что столкновение с Римом было для него вынужденной необходимостью, то относительно республики этого сказать нельзя.
Само существование могучего и стабильного государства в Малой Азии было для сенаторов как кость в горле. Для «отцов отечества» в идеале было, чтобы провинция Азия граничила с мелкимии раздробленными государственными образованиями, которые постоянно раздираются внутренними противоречиями. И при этом находятся в состоянии военных конфликтов друг с другом. А сенат, поддерживая то одного, то другого соперника, никому не дает усилиться настолько, чтобы региональные монархи могли избавиться от римской зависимости. Теория управляемого хаоса в действии. Обо всем этом есть конкретные свидетельства античных авторов, которые невозможно опровергнуть. Аппиан прямо говорит о том, что римляне «с подозрением смотрели на страну, подвластную Митридату, становящуюся очень крупной, и желали таким образом разделить ее на несколько частей». Сделать с державой Евпатора то, что когда-то проделали с Македонией, разделив единое государство на четыре республики.
В письме Митридата к парфянскому царю Аршаку, которое приводит Гай Саллюстий Крисп, очень точно показана сама сущность римского государства и приоритеты правящей элиты республики. Царь Понта обращается к своему парфянскому коллеге со следующими словами: «Или ты не знаешь, что римляне, после того как Океан преградил им дальнейшее продвижение на запад, обратили оружие в нашу сторону и что с начала их существования все, что у них есть, ими похищено – дом, жены, земли, власть, что они, некогда сброд без родины, без родителей, были созданы на погибель всему миру? Ведь им ни человеческие, ни божеские законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи, ни считать враждебным все, ими не порабощенное, а более всего – царства… Они держат наготове оружие против всех. Больше всего ожесточены они против тех, победа над кем сулит им огромную военную добычу; дерзая, обманывая и переходя от одной войны к другой, они и стали великими».
Невозможно не согласиться со столь блистательной характеристикой своего врага, которую даёт Митридат. Из приведённого выше текста письма мы видим, что Евпатор прекрасно понимал, что другого выхода из сложившейся ситуации, кроме как вступить в войну с римлянами, у него не было. Квириты всегда понимали только один разговор – разговор с позиции силы, по-другому с ними просто невозможно было иметь дело. Это подтверждают слова римского полководца Гая Мария, который незадолго до начала войны сказал Митридату при личной встрече следующее: «Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают» (Плутарх). Евпатор не собирался делать то, что ему приказывают, и уже только поэтому конфликт был неизбежен. Раз сыновья волчицы уважают только сильных соседей, то Митридат заставит Рим уважать Понт!
Какие цели преследовал Митридат, вступая в эту войну? О самом уничтожении Республики, как во времена Ганнибала, речи быть не могло, зато остановить продвижение агрессора на восток было вполне реально. Евпатор просто надеялся прекратить бесцеремонное вмешательство сенаторов в восточные дела и отучить «отцов отечества» совать свой нос туда, куда не следует. Царь Понта хотел быть независимым в своей внешней и внутренней политике, но как раз этого сенат и не мог допустить.
В целом, сама ситуация к началу войны была для Евпатора достаточно благоприятной. Население Малой Азии изнемогало под римским гнётом, и их единственной надеждой был Митридат – отчаявшиеся люди ожидали прихода с востока Царя-Освободителя, Нового Диониса. Всё это было хорошо известно понтийскому царю, который справедливо полагал, что стоит его войскам вступить в римскую провинцию Азия, как власть квиритов в регионе сразу же рухнет. Учитывал Митридат и тот факт, что в это время в Италии бушевала Марсийская война между римлянами и их италийскими союзниками. Военный потенциал республики был очень сильно ослаблен этой междоусобицей, и Митридат спешил воспользоваться моментом.
Понимая, что в таком серьезном и опасном деле, как война с Римом, без союзников не обойтись, Митридат занялся их поиском. В результате он обратился к армянскому царю Тиграну Великому, женатому на дочери Евпатора Клеопатре. У родственников уже был опыт сотрудничества во время войны за Каппадокию, и в этот раз они тоже сумели быстро договориться. Тигран пообещал тестю поддержку на следующих условиях: «Союзники договорились между собой, что города и сельские местности достанутся Митридату, а пленники и все, что можно увезти с собой, – Тиграну» (Юстин). Но это дела дипломатические, посмотрим, как обстояли дела в армии Понта.
Уже говорилось о том, что по мере увеличения державы Митридата в рядах его армии появлялись представители тех племен и народов, которые совсем недавно попадали в зависимость от Понта. Об этом пишут античные авторы, в частности Юстин: «Митридат, понимая, какую серьезную войну он разжигает, разослал послов к кимврам, галлогрекам, сарматам и бастарнам с просьбой о помощи. Давно замыслив войну с Римом, Митридат еще раньше сумел привлечь на свою сторону все эти племена разными знаками милости. Он приказал также прибыть войску из Скифии…» В дальнейшем скифские всадники будут принимать участие в боевых действиях на Балканском полуострове, однако нельзя исключать и того, что в распоряжение Митридата прибыли и войска из Пантикапея.
Аппиан также перечисляет племена и народы, представители которых сражались под знаменами Евпатора. Среди них историк называет «колхов – племя, помешанное на войне, а из эллинов тех, которые живут на берегу Понта, и варваров, живущих севернее их. Друзьями, готовыми на все, что только он прикажет, являются для него скифы, тавры, бастрены, фракийцы, сарматы и все, кто живет по Танаису, Истру и вокруг Меотийского озера».
Разбирая ход боевых действий в Балканской Греции, Аппиан также обратит внимание на национальный состав армии Митридата: «То были фракийцы, жители Понта, скифы, каппадокийцы, вифинцы, галаты и фригийцы и жители других стран, которые недавно были завоеваны Митридатом». Яркое и запоминающееся описание понтийской армии накануне битвы при Херонее оставит Плутарх: «Сверкание оружия, богато украшенного золотом и серебром, яркие краски мидийских и скифских одеяний, сочетаясь с блеском меди и железа, – все это волновалось и двигалось, создавая огненную, устрашающую картину». Как видим, все источники сходятся в одном – войско Митридата было разнородным и многонациональным. Что создавало определенные проблемы.
Многочисленные воинские контингенты стягивались со всех концов его державы, и понтийские стратеги приложили немало сил, чтобы из этого разношёрстного воинства создать единый боевой механизм. Однако это было очень сложно сделать. В биографии Лукулла Плутарх пишет о том, какой была армия Митридата накануне первой войны с Римом: «Войско, изнутри прогнившее, хотя на первый взгляд блистательное и горделивое». Рассказывая о тех реформах, которые царь провел в войсках после поражения в войне, ученый грек отметил следующий момент: «Он ограничил свои силы и их вооружение тем, что было действительно нужно для дела. Он отказался от пестрых полчищ, от устрашающих разноязыких варварских воплей, не приказывал больше готовить изукрашенного золотом и драгоценными камнями оружия, которое прибавляло не мощи своему обладателю, а только жадности врагу». Как видим, характеристика не самая лестная.
Действительно, создать из многочисленных племенных ополчений, с различным вооружением и разными тактическими приемами, бесперебойно работавшую военную машину, практически невозможно. У Митридата был костяк армии, куда входили гвардия (халкаспиды), фаланга и тяжелая кавалерия. Это были прекрасно обученные и боеспособные войска, но численность их не была велика. Достаточно вспомнить, что армия Диофанта во время операций в Таврике насчитывала всего 6000 человек. Но если этих сил было достаточно для покорения Таврики и Закавказья, а также успешных действий в Малой Азии, то для противостояния с легионами требовались дополнительные воинские контингенты. Причем исправить ситуацию с помощью наемных воинов-профессионалов тоже возможным не представлялось. Отряды наемников были очень хорошо подготовлены, но немногочисленны. Да и стоили они очень дорого.
Общеизвестным является тот факт, что в войне с Ганнибалом Рим одержал победу лишь потому, что располагал колоссальными людскими ресурсами. С аналогичными трудностями столкнулся в своё время и царь Пирр. Разбив римлян в битве при Гераклее, он отправил в Рим своего человека с мирными инициативами. Когда же посол эпирского царя грек Киней вернулся из Вечного города к своему повелителю и докладывал о положении дел, то относительно римской армии сказал примечательную фразу, вошедшую в историю: «