Глава посольства Калидий официально заявил перед местными жителями и легионерами, что сенат запрещает Мурене вести военные действия против Понта. Хотя при этом и не предъявил официального постановления. Почему сенаторы не соизволили оформить договор письменно, можно только догадываться. Скорее всего, «отцов отечества» полностью устраивало существующее положение дел и возможность держать понтийского царя на коротком поводке. Личная встреча Калидия с Муреной тоже ничего не дала. Легат, совершенно уверенный в своей безнаказанности, останавливаться не собирался, его всё сильнее манили слава и богатая добыча, которую можно было взять без особых усилий. О судьбе Мания Аквилия он и не вспоминал, а как оказалось, зря!
Когда римские легионы в очередной раз выступили против Понта, то терпение Митридата лопнуло. Решив, что республика находится с ним в состоянии войны, царь призвал к себе Гордия и, назначив его командующим войсками на западной границе, велел перейти Галис и подвергнуть беспощадному разорению римские территории. Для Мурены действия понтийцев были настолько неожиданными, что он растерялся и некоторое время пребывал в смятении. Легат не мог решить, как ему поступить – то ли идти и спасать те земли, где хозяйничали войска Гордия, то ли продолжать движение в Понт. И пока он глубокомысленно размышлял, понтийские войска с огромным количеством трофеев и большим числом пленных ушли за Галис, оставив позади себя дым и пепел. Как аукнулось, так и откликнулось! Когда же Мурена решился, наконец, двигаться прежним маршрутом, то он обнаружил, что на другом берегу реки его поджидает армия Гордия, полностью готовая к бою. Это охладило пыл воинственного римлянина, и он вновь принялся размышлять на тему, как ему осуществить переправу с наименьшими потерями. И пока мысли легата витали в неведомых далях, ситуация вновь изменилась не в его пользу.
Когда Мурена ранним утром мирно дремал в своём походном шатре, его разбудил грохот понтийских барабанов и рёв боевых труб в неприятельском лагере. Понимая, что произошло что-то очень важное, Мурена выскочил наружу. Кутаясь в свой плащ, он внимательно вглядывался в происходящее на противоположном берегу реки, вслушивался в торжествующие крики понтийских солдат и внезапно понял, что напрасно потратил столько времени на тактические изыскания. Надо было просто атаковать с ходу и опрокинуть противника, потому что теперь это будет сделать гораздо сложнее – к армии Гордия прибыл с подкреплениями сам Митридат!
У Мурены был выбор – либо оставить всё как есть и вернуться домой без добычи, к которой он и его легионеры уже привыкли, либо рискнуть и дать врагу сражение. В первом случае он также оставлял безнаказанным грабёж и разгром римских территорий, что было не в правилах сыновей волчицы. Опасность поражения была велика, поскольку предстояло форсировать Галис, а противник занимал выгодную позицию, но зато в случае победы все эти риски оправдывались многократно, ибо помимо трофеев, пленных, а также беспрепятственного рейда по понтийским землям, легат получал и кое-что посущественнее – славу победителя Митридата. Это дорогого стоило. Сравняться в подвигах с самим Суллой было мечтой Мурены. И в итоге легат решился.
На что он надеялся? Прежде всего на воинское мастерство своих легионеров, которые уже не первый год воевали в Азии и были знакомы со всеми вражескими уловками и тактическими приёмами. В данный момент под командованием Мурены были не союзные контингенты местных царей и не войска, которые были набраны в Анатолии. Под его командованием было два полных римских легиона, которые представляли грозную силу, что и доказали на полях сражений в Малой Азии. Именно поэтому легат рассчитывал на победу в предстоящей битве, именно поэтому он и дал приказ искать брод и переходить Галис.
Ну а что же Митридат, как собирался действовать он? Судя по всему, царь решил дать бой от обороны, используя особенности местности и тактические навыки тех воинских контингентов, которыми в данный момент располагал. Наученный горьким опытом первой войны с Римом, Евпатор решил лично повести войска на битву. Как и его великие предки Ахемениды, которые в момент наивысшей опасности для государства покидали роскошные дворцы и вставали во главе армий. Этим поступком Митридат показывал своим воинам, насколько велики ставки в предстоящем сражении.
Царь явился на поле боя и принял командование над войсками, взяв на себя всю ответственность за исход предстоящего сражения. Римлян он не боялся и горел желанием сразиться с ними лицом к лицу, смыть с себя позор недавнего поражения в войне. И доказать всему миру, что Митридат Евпатор, Новый Дионис, непобедим.
Царь Понта стоял на боевой колеснице в окружении телохранителей и внимательно наблюдал за тем, как римляне готовятся перейти Галис. По приказу Митридата весь берег занимали легковооружённые бойцы, которые должны были нанести врагу потери во время переправы и ослабить их натиск. Густые шеренги лучников, пращников, метателей копий и дротиков стояли у самой воды и с нетерпением ожидали, когда римляне окажутся в зоне поражения. И как только легионы под звуки боевых труб пошли вперёд, на них обрушился целый град метательных снарядов и настоящий ливень из стрел. Упали первые убитые и раненые, воды Галиса окрасились кровью.
Легионеры вошли в реку и, подняв над головой большие прямоугольные щиты, двинулись к противоположному берегу, одновременно борясь с течением. Понтийские лучники стреляли залпами, быстро посылая стрелы во врагов, камни и свинцовые ядра стучали по щитам и шлемам легионеров. Римляне, сражённые меткими бросками и выстрелами, десятками валились в реку, но, несмотря на потери, продолжали упрямо идти вперед. Когорты подошли к берегу, и тогда Митридат двинул против них фалангу «медных щитов». Понтийские ветераны промаршировали мимо своего царя и, выйдя на позиции, уверенным, тысячи раз отработанным на тренировках движением взяли пики наперевес. Лучники и легковооружённые воины сосредоточились на флангах, а тяжёлая панцирная конница, которая должна была нанести решающий удар, стала медленно скапливаться за левым крылом.
Легионы перешли реку и стали разворачиваться в боевые порядки, когда в атаку пошла фаланга. Длинными пиками сариссофоры сталкивали легионеров обратно в реку, кололи в незащищённые доспехами части тела, пронзали римлян насквозь и валили на землю. Напрасно центурионы гнали своих подчинённых вперёд, тщетно легионеры метали пилумы в своих врагов и, отражая сариссы щитами и мечами, пытались вступить с врагом врукопашную. Понтийский строй прорвать не удалось, «медные щиты» отразили все атаки врага и загнали римлян обратно в реку.
Но Мурена не собирался отступать, он гнал новые когорты через Галис, и на середине реки столкнулись два потока – те, которые отступали, и те, которые шли в наступление. В давке и сумятице римские шеренги смешались окончательно, и когда наступавшие легионеры вышли на берег, то боевой строй у них отсутствовал полностью. Мало того, с правого фланга их атаковали понтийские легковооружённые, и пользуясь тем, что с этой стороны римляне не были прикрыты щитами, нанесли им тяжёлые потери, забросав дротиками и камнями. После чего по сигналу трубы понтийская фаланга отступила, и вся огромная масса римских войск вывалилась на берег. Мокрые, израненные и усталые легионеры начали формировать боевую линию, но не успели – грохот барабанов и тысяч копыт возвестил о том, что в атаку пошла тяжёлая кавалерия Митридата. Шли в бой закованные в доспехи армянские и каппадокийские всадники, ярко блестели на солнце пластинчатые панцири скифских аристократов, порывы ветра трепали хвосты у драконов, которые гордо реяли над рядами сарматов. Бронированный клин царской конницы вломился в римские ряды и окончательно смешал их. Длинными пиками сарматы просто прокалывали легионеров вместе с панцирями, а скифы, армяне и каппадокийцы били их палицами, боевыми топорами, разили копьями. Фронт когорт рухнул, и легионеры обратились в бегство. Швыряя на землю ставшие бесполезными большие щиты, они бросались в Галис и устремлялись к западному берегу, преследуемые победоносным противником.
Митридат взмахнул мечом, и в атаку пошли отряды горцев. Потрясая короткими мечами, секирами и булавами, они настигли римлян в реке и начали их жестокое избиение. Сотни тел легионеров медленно поплыли по течению. Видя разгром своих войск, Мурена попытался остановить беглецов, однако всё было тщетно, его команд никто не слушал. Но легат, приметив довольно крутой холм, поскакал туда, велел поставить на вершине знамёна и звуками труб собирать беглецов. Некоторые из легионеров устремилась к своему командующему и начали строиться, но накатившая волна горцев смела их с холма и погнала вниз по склону.
Видя, что всё пропало, Мурена хлестнул коня и обратился в бегство. Случилось это как нельзя вовремя, потому что Митридат отправил преследовать беглецов лёгкую скифскую и сарматскую кавалерию. С боевым кличем мчались степные наездники по равнине, поражая бегущих римлян стрелами, дротиками и короткими копьями. Следом, с победными криками бежали горцы и легковооружённые понтийцы.
Армия Мурены потерпела сокрушительное поражение.
Победа Митридата вызвала в Малой Азии огромный общественный резонанс, поскольку были разбиты не союзные контингенты, и не войска, набранные из азиатских союзников Рима, а непобедимые легионы. «Молва об этой победе, столь блестящей, столь решительной с самого начала, быстро распространилась и привлекла многих на сторону Митридата» (Аппиан).
Сражение между армией Понта и войсками республики было жестоким, кровопролитным и упорным, что и подтверждает Аппиан: «Около реки произошел сильный бой». Лёгкая понтийская конница, которая состояла преимущественно из скифов и сарматов, висела на хвосте у беглецов. Мурена, не видя другого выхода, метнулся в горные районы страны: «Он, понеся большие потери, бежал по горным местам во Фригию, по непроезжей дороге, под стрелами врагов, с большими трудностями