Можно предположить, чем руководствовался Евпатор, когда принимал такое решение. Нет сомнений в том, что он надеялся взять город быстро. Однако, потерпев неудачу, озаботился вопросом личного престижа и решил довести дело до конца. Когда же Лукулл искусными маневрами запер понтийского царя в ловушке, Евпатор посчитал, что, только взяв Кизик, он из неё выберется. Хотя с осадами городов, в отличие от полевых сражений, Митридату фатально не везло, здесь достаточно вспомнить осаду Родоса. Но отступать царь не собирался.
Однако человек предполагает, а боги располагают, и они сказали своё веское слово. Через несколько дней после неудавшегося приступа, в самый разгар подготовки к новому штурму, подул сильный южный ветер, который крепчал с каждой минутой. Становясь всё сильней и сильней, он разбушевался с невероятной силой и в итоге превратился в страшную бурю. Словно игрушечные, разметал ураган все грозные осадные сооружения Митридата, разбил и поломал боевые машины. Громадная осадная башня, стоявшая на двух боевых кораблях, раскачивалась из стороны в сторону и в итоге не устояла. Медленно заваливаясь, она начала крениться на бок и в итоге рухнула в бушующие волны, утопив суда, на которых стояла. С суеверным ужасом осматривал царь разрушения, которые причинил ему ураган, а по армии поползли слухи, что боги разгневались на Евпатора. Согласно свидетельству Аппиана, царские приближенные быстро сообразили, что к чему, и прикрываясь гневом богов, стали советовать повелителю снять бессмысленную осаду: «Друзья советовали Митридату удалиться, так как город явно под божеским покровительством» (Аппиан). Но Евпатор был упрям, и ни боги, ни люди не могли его остановить в достижении поставленной цели. Взобравшись на возвышающуюся над Кизиком гору Диндим, царь распорядился вести от неё подкопы под стены, а также велел строить новые осадные башни. Это решение имело роковые последствия.
Наступила зима, и в армии начался голод. Желая сохранить свою кавалерию, от которой при осаде мало толку, Митридат велел собрать всех лошадей, которые к этому времени уже ослабели от бескормицы и сбили копыта. Царь отправил их кружным путём в Вифинию, откуда табуны должны были перегнать в Понт. Также уходил весь обоз и отряды наименее боеспособной пехоты, на которую Евпвтор уже не рассчитывал, а держать в лагере как лишних едоков не хотел. Митридат прекрасно понимал, что столь удачно начавшаяся кампания потерпела неудачу и теперь прилагал все усилия, чтобы хоть немного сгладить последствия своих ошибок.
Но и Лукулл не дремал. Увидев оживление и суету в лагере врага, он отправил своих людей на разведку. Затем выслушал донесения, проанализировал обстановку и на следующий день рано утром выступил из лагеря, ведя десять когорт пехоты и всю кавалерию. Однако по пути римляне угодили в снежную бурю, многие легионеры закоченели от холода, а другие выбились из сил и покинули строй, разбредаясь по равнине в поисках укрытия. Но с остатками отряда проконсул продолжил преследование и настиг врага у переправы через речку Риндак, недалеко от городка Аполлония. Ему крупно повезло, потому что в это время понтийцы переправляли лошадей и обоз через реку. Выскочив из снежной пелены, легионеры атаковали захваченного врасплох противника. Яростные схватки закипели на берегу и в ледяной воде, но преимущество было на стороне римлян, и войско Митридата было разгромлено наголову. Одних только пленных было взято 15 000 человек. Также Лукулл захватил 6000 коней, огромное количество вьючного скота и весь обоз.
Тысячи понтийцев остались лежать на засыпанных снегом берегах Риндака. Плутарх пишет, что «женщины из Аполлонии выходили за стены собирать поклажу Митридатовых солдат и грабить трупы». Это была очередная неудача царя, но далеко не последняя, гнев небожителей набирал силу, и спасения от него не было.
Создается впечатление, что до определённого момента Митридат просто не представлял всей опасности положения, в которой оказалась его армия. Упершись в стены Кизика, царь не обращал внимания на то, что происходило на других участках фронта. Плутарх говорит о том, что во всем были виноваты царские военачальники: «До сего времени Митридата обманывали его собственные полководцы, и он пребывал в неведении относительно голода, царившего в его лагере, досадуя на то, что кизикийцы все еще не сдаются. Но скоро настал конец его честолюбивому и воинственному пылу: он узнал, какая нужда терзала его солдат, доводя их до людоедства». На мой взгляд, стратеги никого не вводили в заблуждение, и главным виновником всех бед оказался именно Митридат и никто другой. Трудно поверить в то, что царь ни разу не выходил из шатра и не знал о том, что творится в лагере. Все он знал, только не хотел видеть и признавать очевидных фактов.
Ситуация складывалась страшная. Поскольку наступила зима и на Понте Эвксинском свирепствовали шторма, то подвоз припасов по морю прекратился совсем. Армия умирала от истощения, воины начали поедать внутренности умерших соотечественников и откапывать из-под снега траву. Ели все, что можно было съесть. Свирепствовали болезни. Поскольку трупы никто не хоронил, а просто сваливали в кучи за лагерем, то ко всем бедствиям добавилась новая напасть, и в войсках распространилась чума. Это было то, к чему стремился Лукулл.
Проконсул блестяще использовал ошибки Митридата, воюя не числом, а умением. Его стратегию очень точно охарактеризовал Плутарх: «Да, Лукулл не превращал войну в зрелище и не стремился к показному блеску: как говорится, он бил врага по желудку и прилагал все усилия к тому, чтобы лишить его пропитания». Суть момента уловил и Евтропий: «И пока Митридат задерживался при осаде Кизика, Лукулл осадил самого его с тыла; изнурив голодом, победил во многих сражениях».
Но Митридат упёрся и продолжал вести осаду с упрямством, достойным лучшего применения. Надеялся на подкопы, которые его военные инженеры тянули от горы Диндим под городские стены. Но удача окончательно покинула царя, и защитники сумели подрыть эти подкопы, а затем, сделав вылазку, сожгли построенные для штурма башни и уничтожили осадные машины.
Это был крах, и Митридат наконец это понял. Однако это поняли и горожане Кизика. Осмелев, они стали часто делать вылазки на ослабевшее от голода и лишений царское войско. Желая спасти то немногое, что у него ещё оставалось от некогда грозной армии, Евпатор решился на эвакуацию. Ночью царь отплыл с флотом от Кизика, а армия двинулась по суше к городу Лампсаку. Но путь отступавшим войскам преградила река Эсеп, которая берёт своё начало на горе Иде и недалеко от Кизика впадает в Пропонтиду.
Оказалось, что и время для отступления Митридат тоже выбрал крайне неудачное, поскольку река очень сильно разлилась, и это серьёзно затруднило переправу. Переход на другой берег проходил в тяжелейших условиях, сильное течение сбивало понтийцев с ног, и в ледяной воде утонуло много ослабевших солдат. И в довершение всех бед появились легионы, которые привёл Лукулл. Часть воинов развернулась, чтобы отразить римскую атаку, остальные в панике бросились в реку, стремясь как можно скорее достигнуть противоположного берега. Много народу, поддавшись панике, погибло в давке и утонуло во время переправы, ещё больше пало от римских мечей на берегу. Измождённые и ослабленные бойцы армии Митридата просто-напросто не могли оказать врагу достойного сопротивления, поскольку совершенно обессилели. Общие потери обозных и солдат составили 20 000 человек, немало было захвачено в плен. Немногим посчастливилось добраться до Лампсака и укрыться за крепостными стенами. Однако следом подошёл Лукулл с легионами и осадил город, желая добить противника окончательно.
Беда не приходит одна. До Митридата дошли вести, что корпус стратега Эвмаха, который самостоятельно действовал во Фригии и Писидии, потерпел поражение. После первых значительных успехов, когда Эвмах овладел Писидией, Исаврией и Киликией, в войну вступили галаты. Их армия под командованием Дейотара атаковала понтийцев, нанесла им большие потери и заставила отступить. Но Митридат продолжал бороться с богами и людьми. Царь отправил в Лампсак флот, приказав эвакуировать остатки армии и жителей города. Поскольку у неприятеля флот отсутствовал, операция прошла успешно. Приободрившись, Митридат решил поднять против Рима восстание на островах Эгейского региона. С этой целью царь отправил 50 кораблей, на которых находилось 10 000 сохранивших боеспособность воинов, под командованием Марка Мария и стратега Александра в Эгейское море. Сам же с остальным флотом и остатками армии отплыл в Никомедию, надеясь там перегруппировать силы и остановить римлян. Но ярость богов не утихла, они продолжали гневаться на Митридата. И едва флоты разошлись, как разразилась сильнейшая буря, отправившая много понтийских кораблей на дно, а остальные раскидавшая по акватории Пропонтиды.
Тем временем стала меняться и стратегическая ситуация на море. Лукулл, используя свой опыт в первой войне с Митридатом, собрал корабли со всей провинции Азия, организовал из них флот и отправил его против кораблей Евпатора. Вскоре произошло решающее столкновение. После бури, разразившейся в Пропонтиде, флот Марка Мария понес потери, но военачальник ещё больше усугубил ситуацию, выделив 13 кораблей под командованием наварха Исидора для похода к острову Лемнос. Разделил и без того ослабленные силы. Когда об этом стало известно Лукуллу, то он атаковал Исидора и нанёс ему поражение. После чего вступил в бой с главными силами Мария.
Корабли военного советника Митридата стояли на якоре у небольшого островка. Видя, что противник превосходит его числом, Марий распорядился подтянуть все суда вплотную к берегу и поставить так, чтобы их невозможно было обойти с фланга. Мало того, теперь понтийские корабли крепко стояли на твердом морском дне, а римские суда мотало на волнах в разные стороны. Приказав бойцам приготовиться к рукопашной, Марий стал поджидать врага. И когда воины Лукулла пошли вперед, то были отброшены с большими потерями. Римский командующий оказался в глупом положении – он обладал численным перевесом, но ничего не мог поделать с врагом, поскольку тот очень грамотно использовал условия местности. И, тем не менее, Луций Лициний нашёл выход.