Зато своё внимание Митридат уделил другим, вовсе не мирным процессам. По всей стране ковали оружие, изготавливали доспехи, собирали метательные машины и проводили набор в войска, причем брали не только свободных, но и рабов. Всё население поголовно обложили новыми налогами, выколачивая деньги на грядущую войну. И всё было бы ничего, но в самый ответственный момент царь заболел: «Страдая какой-то болезнью – нарывами на лице, – он обслуживался тремя евнухами, которые только и могли его видеть» (Аппиан). Стоило ослабнуть твёрдой руке царя, как сборщики налогов начали творить беспредел и пошёл поголовный грабёж местного населения, поскольку чиновники начали путать свой карман с государственным. В итоге по всей стране вспыхнуло недовольство.
Однако, пока Митридат болел, царские стратеги продолжали активные действия в Таврике, приводя под руку Митридата города и крепости. Когда же он выздоровел, было решено подчинить Фанагорию – большой город на восточном берегу Боспора Киммерийского. Армия Евпатора к этому времени уже насчитывала 36 000 воинов, разделенных на 60 отрядов по 600 человек в каждом. Цифра огромная для этого региона. Поэтому у царя были все шансы на успех. К тому же акрополь Фанагории был уже занят войсками под командованием царского сына Артаферна, при котором находились остальные братья и сестры.
Но когда в Фанагорию стало входить подкрепление, посланное Митридатом, в городе вспыхнул мятеж. Судя по всему, он был достаточно хорошо спланирован, потому что, когда предводитель восставших, Кастор, бросил клич атаковать понтийцев, горожане были к этому готовы и разгромили отряд. Но сыновья Митридата продолжали удерживать акрополь, и тогда фанагорийцы решили проблему радикально – обложили вершину горы, где стояла крепость, деревом и подожгли. Царские сыновья – Артаферн, Дарий, Ксеркс и Оксатр вместе со своей сестрой Эвпатрой, – не желая изжариться в этом пекле, сдались восставшим, которые не стали убивать столь ценных заложников. Однако упорные бои неожиданно вспыхнули в районе порта, где дочь Митридата Клеопатра с отрядом своих телохранителей оказала горожанам отчаянное сопротивление. Даже суровый отец восхитился отвагой дочери и послал ей на выручку корабли. И хотя Клеопатра была спасена, дело приняло очень скверный оборот, поскольку дурной пример Фанагории оказался заразителен. В Таврике и Прикубанье стали вспыхивать восстания против Митридата, а города стали отпадать от его державы один за другим.
С Фанагорией связано ещё одно очень интересное событие. В 2005 г. во время исследования той части древнего города, которая оказалась под водой, был обнаружен мраморный постамент статуи, на лицевой стороне которого была надпись: «Гипсикрат, жена Митридата Евпатора Диониса, прощай». Судя по всему, речь идет о той самой Гипсикратии, которая напоминала легендарную амазонку и сопровождала Митридата после поражения в битве при Дастире. Вряд ли мы когда-либо узнаем, почему она оказалась похороненной именно в Фанагории. Погибла ли в бою с восставшими фанагорийцами, или же умерла по какой другой причине. Гадать бесполезно, просто интересно отметить тот факт, что рассказ Плутарха о верной спутнице царя нашёл неожиданное подтверждение.
Между тем ситуация продолжала резко ухудшаться. Феодосия, Херсонес, Нимфей и множество других более мелких укреплений и населённых пунктов отказались признавать власть царя. Но самым страшным было то, что началось брожение в войсках. Воины были недовольны всем – и трудностями предстоящего похода, и постоянным пребыванием в лагерях, и суровостью стратегов во время военной подготовки. Те же солдаты, которые были набраны из местных, выражали протест против растущих налогов и воровства царских чиновников. Но главным объектом недовольства армии был всё-таки поход в далёкую Италию: «Его войско колебалось вследствие, главным образом, самой грандиозности этого предприятия; не хотелось им также отправиться в столь длительное военное предприятие, в чужую землю и против людей, которых они не могли победить даже на своей земле. О самом Митридате они думали, что, отчаявшись во всем, он предпочитает умереть, совершив что-либо значительное, как прилично царю, чем окончить свои дни в бездействии».
Чтобы подавить недовольство в армии и среди населения, а также вернуть под свою руку отпавшие города, были нужны надежные и боеспособные войска. Преданные лично царю. Митридату показалось, что он нашел решение проблемы. Евпатор решил сделать ставку на скифов и отправил к их вождям своих дочерей в жены, призывая будущих зятьев прийти к нему с войсками на помощь. Охрану посольства несло 500 царских солдат, но, как показали дальнейшие события, лучше бы их вовсе не было. Дело в том, что в армии нетерпимо относились к евнухам, которые в последнее время забирали всё большую власть при царе. А поскольку эти самые евнухи входили в состав посольства, то конфликт между ними и солдатами охраны не заставил себя долго ждать. В итоге всех евнухов перебили, а царских дочерей доставили не к скифам, а к Великому Помпею, и они прошли в его триумфе с остальными детьми Митридата, захваченными в плен.
Пока всё это происходило, царь с увлечением претворял в жизнь план похода в Италию. Казалось, что Митридат не замечал того, что творится вокруг него, целиком погрузившись в военные проблемы. Он даже возобновил давний союз с кельтами, поскольку решил привлечь к вторжению на Апеннинский полуостров и их отряды. Однако этот злосчастный поход не интересовал уже никого, кроме самого царя. Пребывая в мире собственных иллюзий, Евпатор упускал из виду суровую реальность. А она была такова, что обстановка на Боспоре была уже накалена до предела и недовольство зрело не только в окружении Митридата, армии, но и в народе. Даже среди ближайших родственников старого царя появились люди, готовые на все, лишь бы отстранить его от власти. Достаточно было малейшей искры, чтобы произошёл взрыв, а у Евпатора так и не было опоры, на которую он смог бы опереться в случае беды. Разве только отряд римских эмигрантов, которые целиком и полностью зависели от Митридата.
Переворот
Если бы царь не бредил походом в Италию, а решил остаться на Боспоре, то возможно, что его дальнейшая судьба сложилась бы иначе. Митридату надо было укрепить свою власть, вложить в экономику страны привезённые сокровища и заняться внутренними проблемами региона. И тогда отношение к нему со стороны местного населения осталось бы неизменным. От Северного Причерноморья до Рима очень далеко, и отражать вражеские экспедиции Митридату было вполне по силам. Ведь помимо военных ресурсов собственно Боспорского царства он мог теперь рассчитывать на помощь скифов и сарматов. Зато римлянам пришлось бы действовать в отрыве от своих баз и рассчитывать на переброску войск и их снабжение только по морю, поскольку путь через Кавказ был для них закрыт. Поход Помпея это наглядно продемонстрировал. Поэтому у Евпатора были шансы закрепиться на Боспоре Киммерийском.
Трудно сказать, почему такой реалист как Митридат оказался в плену иллюзий. Похоже, что всепоглощающая ненависть к Риму завладела всеми его мыслями. Царь просто не представлял своей дальнейшей жизни без борьбы с ненавистным врагом, который отнял у него всё. Однако Митридат по-прежнему был начеку и сумел своевременно узнать о заговоре своего сына Фарнака. Ответные меры со стороны царя не заставили себя долго ждать, заговорщиков схватили, пытали и казнили. За исключением Фарнака. Причины, побудившие любимого сына Евпатора, которого царь провозгласил своим наследником, пойти против отца, Аппиан обозначает несколько невнятно. Это страх похода в Италию, страх перед римлянами и возможность потерять власть в случае поражения Митридата. Однако, перечисляя все вышеизложенные обстоятельства, подтолкнувшие Фарнака на путь измены, историк делает многозначительное замечание: «Или же потому, что у него были другие мотивы и соображения».
Действительно, были гораздо более серьёзные причины, которые могли побудить наследника встать на путь предательства. Прежде всего, это желание самому стать царем. Видя, что отец потерял опору в войсках и не пользуется больше доверием в стране, сын мысленно примерил на себя диадему и пришёл к выводу, что ему она подходит больше. Момент для переворота был на редкость удачный. Популярность Митридата, как это не невероятно прозвучит, из-за его одержимости грядущей войной с Римом упала настолько низко, что свалить царя не представлялось сложным делом. Взвесив все за и против, Фарнак решился.
Но царевичу не повезло, он был схвачен и заключён в темницу. Шансов выбраться оттуда живым у него было немного, о том, как отец карает изменников-сыновей, Фарнак знал не понаслышке. Но дальше произошло неожиданное. За обреченного Фарнака заступился стратег Менофан. Рассказ об этом сохранился у Аппиана: «Менофан убедил Митридата, что не следует, собираясь уже в поход, казнить еще так недавно столь ценимого им сына; он сказал, что подобные перемены – результат войны, с прекращением которой и все остальное придет в порядок. Убежденный им, Митридат согласился на прощение сына».
Как видим, Менофан открытым текстом говорит о прекращении войны, идеей которой в последнее время был одержим Митридат. Причем говорит так, как будто не опасается последствий за свои дерзкие речи. Скорее всего, это могло произойти потому, что стратег конкретно знал о том, что в ближайшее время никакого похода против Рима не будет. Знал о намерении Митридата остаться пока в Пантикапее и заняться внутренними проблемами, без решения которых движение в Италию было невозможным. Судя по всему, Евпатор потому и согласился со стратегом, что понял всю бессмысленность новой войны с Римом в данной ситуации. Но о том, что похода не будет, знал пока только очень ограниченный круг лиц. И это имело роковые последствия.
О Фарнаке, сыне Митридата, Аппиан отозвался довольно нелицеприятно: «Так низкая душа, получив прощение, оказывается неблагодарной