Магомед признает, что многие фундаменталисты — настоящие профессионалы военного дела. По его словам, четыре жителя села Губден прошли подготовку в Афганистане. Магомед уверен, что мирных фундаменталистов не существует. «Те из них, кто не воюет с нами, попросту снабжают боевиков продуктами!» — убеждает меня силовик. «Эта война надолго. Единственное, что могло бы облегчить ситуацию, — это полное закрытие сообщения с Саудовской Аравией, но сегодня это вряд ли реально», — заявил военный.
Вернувшись в столицу Дагестана Махачкалу, я ощутил себя почти в Европе. По улицам ходили модные, по-европейски одетые дамы, звучала западная музыка. «Действительно, в Дагестане есть целый ряд сел, которые фактически уже живут по законам шариата, — признается бывший министр по делам национальной политики, информации и внешним связям Дагестана Эдуард Уразаев. — Но было бы сильным преувеличением называть нас исламской республикой. Большая часть людей по-прежнему живут по светским законам. Мы и радикальные исламисты находимся сегодня как бы в параллельных мирах и почти не соприкасаемся друг с другом».
Глава X. Среднеазиатские истории
1. Немного туризма
Средняя Азия — несомненно один из самых экзотичных регионов бывшего СССР. Тому, кто любит необычное и готов мириться с небольшими бытовыми трудностями, стоит отправиться сюда. Здесь действительно очень интересно и, кстати, баснословно дешево.
Край гор, пустынь и минаретов
Самарканд, Бухара, Хива — эти города по праву считаются цитаделью среднеазиатской мусульманской культуры. Можно часами бродить по их живописным узким улочкам, любоваться старинными дворцами и мечетями, копаться в торговых развалах со всякой всячиной. Надоело? Поднимитесь на минарет крупнейшей мечети и посмотрите на город с высоты птичьего полета — вид откроется восхитительный.
Центр местной общественной жизни — базар. Любая покупка здесь, благодаря шуткам продавцов, незаметно превращается в увлекательное театрализованное представление. Вечер приятно завершить в одной из чайхан, неспешно потягивая ароматный чай из пиалы, наслаждаясь журчанием фонтана и пением томящихся в клетках птиц. Ночевать лучше всего в одной из маленьких гостиниц с «сохраненным колоритом», устроенных в домах зажиточных горожан XIX века.
Хива
«А сейчас мы немножечко покушаем!»
Древние города — идеальное место для дегустации таджикско — узбекской кухни. Если на Кавказе царит культ вина, то в Средней Азии — культ еды. Гостей здесь встречают непременной фразой: «А сейчас мы немножечко покушаем!»
Руины древней крепости в пустыне Кызылкум
Конечно же, главное местное блюдо — плов, рецепты которого очень сильно разнятся по регионам.
Хороший плов непременно готовится на дровах и в старом, пропитанном жиром казане. Однако, как честно предупреждают повара (их здесь называют мастерами), заранее не узнаешь, каким получится блюдо. Ведь его приготовление — акт подлинного творчества.
Очень популярен в Средней Азии лагман — наваристое блюдо из мяса, овощей, домашней лапши и густого бульона. А в некоторых районах Узбекистана готовят и древнее блюдо кочевников — тандыр-кебаб: куски баранины, запеченные в глиняной печи. Любят в Средней Азии и различные сладости, которые здесь поэтически называют родственниками торта, а также сухофрукты и орешки. Все это обязательно запивается чаем из пиал.
На улице в Бухаре
Кстати, налить полную пиалу гостю считается оскорблением. Это расценивается как намек: мол, пей и уходи. Пиалу полагается наливать с уважением, то есть до половины, а затем следить: не нужно ли подлить гостю новую порцию чая.
Когда вдоволь налюбуетесь антуражем средневекового мусульманского города, пресытитесь пышными пиршествами и долгими чаепитиями, отправляйтесь в Каракалпакию.
Киргизская юрта в горах
Дорога идет по мрачной, почти безжизненной пустыне: лишь изредка промелькнет чья — то юрта или покажется кочевник на верблюде. После утомительного пути наконец видны затерянные в песках древние разрушенные крепости Хорезмской империи.
Или же езжайте в горы. В Киргизии можно поселиться в юрте, питаться здоровой молочной и мясной пищей, кататься на лошадях.
Увы, приходится признать, что, хотя в реальности опасности для приезжих в Средней Азии минимальны, путешественников здесь не так много.
Неразвитая социальная инфраструктура, политическая нестабильность — все это отпугивает туристов.
В горах Киргизии
В киргизской юрте
2. Красные против зеленых: Гражданская война в Таджикистане
27 июня 1997 года в Москве было подписано соглашение об окончании военных действий в Таджикистане. Эта дата считается днем окончания длившейся более пяти лет гражданской войны — одного из самых кровопролитных конфликтов на постсоветском пространстве.
В качестве журналиста я был на гражданской войне в Таджикистане с ее первых дней и вплоть до ее окончания. Человеческая память избирательна, и, конечно, многие впечатления уже попросту забылись. Однако и тех историй, что я помню, достаточно, чтобы показать ужас происходившего.
Женщина за банку тушенки
Зимой 93-го года в Душанбе не топили, и в каждой квартире стояли печки-буржуйки. Газа в городе тоже не было, готовили во дворе на кострах. В качестве топлива пилили деревья на улицах: до войны Душанбе был очень зеленым. Цена на квартиры в Душанбе в те дни приблизительно равнялась стоимости отправки контейнера с вещами в Россию. На душанбинских барахолках торговали по смехотворным для Москвы ценам. Лично меня поразила даже не торговля золотом за треть московской стоимости, а товары наименее удачливых коммерсантов. Продавали все: сломанные будильники, откровенно рваные ботинки.
Таджикские женщины
В городе процветала проституция. Девушка на ночь здесь стоила около 10 долларов, но можно было и попросту купить женщине продуктов. Не знаю, правда ли это, но приходилось слышать, что в горах, где из-за войны с продуктами было особенно туго, женщину можно было купить и за банку тушенки. Возможно, это преувеличение, но в кишлаках было действительно очень тяжело. Основными клиентами голодных таджичек были российские военнослужащие, получающие по местным меркам просто бешеные деньги. Газеты были полны объявлениями: «Выйду замуж, познакомлюсь с российским военным». Для многих местных девушек российский военный стал не профессией, а средством передвижения (местный вариант советской шутки о евреях). Связав с ним судьбу, девушка через некоторое время могла уехать в «богатую и сытую» по ее представлениям Россию.
«Медведь умер, но медвежата живы!»
В гражданской войне в Таджикистане участвовали две противоборствующие стороны: «прокоммунистический» «Народный фронт» и «Объединенная таджикская оппозиция», костяк которой составляли исламисты, слегка разбавленные «демократами». «Советский Союз — это был могучий медведь. Сегодня он умер. Но медвежата живы! Мы еще поборемся!» — на хорошем русском языке раскрыл мне свое видение происходящего в республике лидер «Народного фронта» Сангак Сафаров.
Этот пожилой, крепкий мужчина со шкиперской бородкой, напоминавший постаревшего Абдуллу из кинофильма «Белое солнце пустыни», с первых же минут беседы производил впечатление хотя и не слишком образованного, но явно необычного человека. Буфетчик по профессии Сангак Сафаров был известным в республике уголовным авторитетом, проведшим в общей сложности за решеткой 23 года. Интересно, что этот матерый уголовник оставался «глубоко советским человеком», искренне переживал по поводу распада СССР и просто не мыслил будущее Таджикистана без России.
Пастух
Кардинально другое восприятие мира оказалось у лидеров оппозиции. «Таджикский мусульман хочет жить по вере, но наши кафиры и Россия против. Война от этого», — говорил мне на ужасном русском заросший бородой председатель «Объединенной таджикской оппозиции» и лидер Партии исламского возрождения Саид Абдуло Нури.
Кстати, и он сам, и его окружение произвели на меня диковинное впечатление. Одетые в национальную одежду и очень плохо говорящие по — русски (редкость для таджиков в СССР), активисты партии умудрились сохранить образ жизни, который вели их предки до российской «колонизации».
Беседуя со мной, они все время подчеркивали, что таджикские мусульмане не хотят жить «по русским правилам», когда женщины сидят рядом с мужчинами в автобусе, в магазинах продается спиртное, а по телевизору показывают фривольные сцены.
«Поймите, мы, таджики, совсем другие, чем русские. Вот как-то брать у меня интервью пришла американская журналистка, одетая в шорты. Я искренне хотел ей помочь, но ее наряд настолько смущал меня, что разговор не получился», — откровенничал со мной заместитель председателя партии Мухамадшариф Химатзода.
Справедливости ради стоит отметить, что среди членов оппозиции попадалось немало образованных и вполне светских людей. Причем не только среди «демократов» и националистов — люди достаточно широких взглядов встречались и среди исламистов.
В качестве примера можно назвать заместителя председателя «Объединенной оппозиции», бывшего казикалона (глава мусульман) Акбара Тураджонзода. Пожалуй, более всего в этом человеке поражали два качества: удивительная гибкость, умение настроиться «на волну» собеседника и почти детское любопытство. Как-то во время межтаджикских переговоров в Исламабаде я брал у него интервью в его номере, и вдруг на улице заиграла громкая музыка. Полноватый священнослужитель проворно вскочил на кровать и стал выглядывать в окно.
Поняв, что это пакистанцы играют свадьбу, лидер оппозиции вернулся в кресло и как ни в чем не бывало продолжил беседу.
Во дворе своего дома
Этот прекрасно говорящий по — русски, живой и обаятельный человек очень любил общаться с иностранными журналистами. Главной его задачей было убедить «этих скептиков», что оппозиция «это не средневековые малограмотные фанатики», а образованные и терпимые к чужому мнению люди. В то же время и бывший казикалон, и его единомышленники не пытались скрывать, что хотят дистанцироваться от России, а родственный по культуре Иран им гораздо ближе, чем бывшая метрополия.
«Хотя сейчас Таджикистан формально и независим от России, но на деле он по — прежнему ваша колония. Наши же противники — это те, кто мечтает о возрождении СССР, это те таджики, кто забыл о своих корнях и готов смириться с русской ассимиляцией. Только после нашей победы таджики станут свободными!» — убеждал меня Акбар Тураджонзода.
«Рука Кремля»?
В разговорах со мной лидеры оппозиции часто говорили мне о «руке Кремля», о том, что в реальности они воюют не с «Народным фронтом», а с Россией. Как признался один из активистов Партии исламского возрождения, нападение на российскую 12-ю погранзаставу из Афганистана было подготовлено оппозицией, чтобы заставить Кремль прекратить оказывать помощь «Фронту».
Однако в реальности по-настоящему убедительных и неопровержимых доказательств помощи Москвы «красным» не было. Да, в сентябре 1992 года во время наступления исламской оппозиции офицер расположенной в Таджикистане 201-й российской дивизии Махмуд Худобейрдыев вывел российские танки и направил их на помощь Сангаку Сафарову. Этот эпизод, по мнению многих, переломил ситуацию в гражданской войне, и именно с него началось наступление антиисламистов. Однако, по версии Москвы, Худобейрдыев действовал по собственной инициативе.
Весьма интересны и признания скандально известного экс-полковника ГРУ Владимира Квачкова, который утверждает, что руководство России, Узбекистана и Казахстана поручило ему организовать антиисламистское движение в Таджикистане. Как утверждает Квачков, для этой цели не удалось подобрать другого лидера, кроме как «чисто советского человека», уголовника с 23-летнем стажем Сангака Сафарова. Но опять же — нет твердой уверенности в том, что полковник не преувеличивает своей «роли в истории».
Имам с детьми
Но вне зависимости от того, помогал или нет Кремль «Народному фронту», у Кремля были достаточно серьезные резоны поддерживать противников оппозиции. «Народный фронт» однозначно ориентировался на Россию, был согласен на то, чтобы Таджикистан стал российским сателлитом. Если же победила бы оппозиция, новые власти, в лучшем случае, смотрели бы на бывшую метрополию лишь как на одну из стран, с которыми они поддерживают дипломатические отношения. Ни о каких тесных политических союзах не могло бы идти и речи.
Но, как показывает иранский опыт, скорее всего, исламисты бы быстро расправились со своими демократическими союзниками, и в Таджикистане было бы создано исламское государство, откровенно враждебное «кафирской» России. Поэтому бывший активный «фронтовик», а ныне таджикский президент Эмомали Рахмон — более удобный для нашей страны вариант, чем кто-то из лидеров оппозиции.
Кстати, если бы в те годы у власти в России находился Владимир Путин, то, скорее всего, Россия бы в открытую помогла «Народному фронту» (как помогала Башару Асаду в Сирии). Повод для такой помощи был вполне убедительный: ведь оппозиция свергла законного президента Рахмона Набиева, и формально «Народный фронт» действительно выступал за восстановление конституционного строя. Отметим, что в итоге «красные» все равно победили, а в случае деятельной помощи им России это бы произошло гораздо быстрее и жертв было бы меньше.
Считалочка
Однако «Восток — дело тонкое», и в гражданской войне в Таджикистане значение имела не только идеология. Дело в том, что таджики так и не сформировались в единую нацию: каждый регион имеет свой диалект и свои особые обычаи. Во время войны выходцы из Худжанда и Куляба воевали за «красных», а гармцы и памирцы за «исламо-демократов». При этом этническими чистками не гнушались обе противоборствующие стороны. Очень популярной тогда была проверка с помощью детской считалочки, выявлявшей диалект того или иного региона. Если «экзаменуемый» произносил считалочку «неправильно», то его тут же убивали.
Уже после войны, в начале 2000-х, в одном из кишлаков Гарма на юге Таджикистана я познакомился с директором местной школы Азизом. Меня поразил взгляд этого человека — казалось, что он воспринимает окружающий его мир не как реальность, а как декорации надоевшего спектакля.
За несколько лет до этого Азиз был полевым командиром оппозиции. Однажды в его кишлак на пограничной реке Пяндж нагрянули кулябцы и стали поджигать дома. Азиз с афганского берега наблюдал в бинокль, как горит его дом. Ночью он переправился через реку и пришел на родное пепелище. Соседи-узбеки (их кулябцы не трогали) рассказали ему подробности. Один из боевиков, войдя в дом, сразу же ударил четырехлетнего сына Азиза по лицу. Другой стал его стыдить. Тогда боевик направил автомат на укорявшего его товарища и закричал: «Его отец моджахед, и он вырастет моджахедом! А если ты будешь защищать этих проклятых гармцев, то я застрелю тебя самого!» Убивать мальчика не стали, его выгнали на улицу и подожгли дом. Жена Азиза схватила ребенка на руки и побежала к родственникам. Но малыш не выдержал стресса, и мать пришла в соседний в кишлак с уже мертвым ребенком.
Непосредственным свидетелем зверств я не был, но наблюдал, как вели себя боевики во враждебных им регионах. А вели они себя здесь как откровенные оккупанты. Так, при мне «кулябцы» избили торговца прикладом автомата только за то, что у того не было нужной марки сигарет. Я видел, как боевик «Народного фронта», угрожая автоматом, заставил водителя автобуса ехать по очень опасной дороге в гору, совершенно не заботясь о том, что спуститься обратно (вниз ехать гораздо труднее) для него будет чрезвычайно рискованно. О таких «мелочах», как мародерство и грабежи, я даже не упоминаю.
Не отличалась мягкостью и оппозиция. Когда в 1996 году исламистам удалось выбить из Гарма правительственные войска, они установили здесь режим «средневековья».
Даже сам внешний вид спустившихся с гор партизан вызывал у их односельчан ужас: все они носили длинные до груди бороды и спускающиеся ниже плеч волосы. Под угрозой наказания моджахеды заставляли всех местных жителей ходить на пятничную молитву в мечеть. Женщины были обязаны появляться в общественных местах в платках, закрывающих шею и волосы. Категорически была запрещена продажа спиртных напитков и сигарет. Провинившихся били в мечетях, причем почему-то не палкой, как полагается по шариату, а снарядом от ручного гранатомета. За курение полагалось двадцать ударов, за употребление алкоголя — сорок, за прелюбодеяние — сто. Другим распространенным наказанием было посадить человека в закрытую цистерну, а потом бросить в нее камни. Как правило, у несчастного лопались барабанные перепонки.