Почти шпион
«Шпионские» мотивы ненавязчиво вплелись в мою жизнь, как только я вступил зимой 2015 года на украинскую землю. Дело в том, что я хотел поработать журналистом как в контролируемой Киевом части Украины, так и в самопровозглашенных ДНР и ЛНР, а с точки зрения СБУ (Службы безопасности Украины), «Росбалт» является «просепаратистскими антиукраинским изданием». (Интересно, что когда я добрался до Донецка, то выяснилось, что власти ДНР, напротив, считают тот же «Росбалт» проукраинским СМИ.)
Надеяться в этой ситуации на аккредитацию в СБУ как корреспондента этого российского издания было нереально, и я решил подать заявку на аккредитацию как американский корреспондент (благо я постоянно живу в США и регулярно пишу в американские СМИ). После недолгой переписки с пресс-центром СБУ (причем я писал на английском, а мне упорно отвечали на украинском) мне дали добро на работу в республике.
В аэропорту Борисполя все тоже прошло гладко.
— Что же вас, если не секрет, Игорь Владимирович, привело в нашу глушь?
— Вот журналистское удостоверение. У меня уже есть аккредитация в вашем СБУ.
— О, как обстоятельно вы подготовились! Что ж, как говорят в Америке, Welcome to Ukraine!
В пресс-центре СБУ мне без проблем дали аккредитационное удостоверение, где слово «журналист» по-английски было написано с ошибкой: zhurnalist, а также пропуск на «временно оккупированную зону» (в ДНР), и я прямиком отправился на подконтрольную Украине часть Донбасса.
Увы, чувствовал я себя все равно не слишком комфортно… Периодически мне попадались сообщения о том, что украинские спецслужбы «разоблачили», как «шпиона», очередного российского журналиста, а ведь в Киеве бы были, мягко говоря, недовольны, если бы узнали, что я пишу не только на американские СМИ.
К тому же на многочисленных блокпостах украинские военные реагировали на российский паспорт приблизительно так же, как бык на красную тряпку. В конечном итоге, правда, меня всегда пропускали, но ощущение было не из приятных. Способствовала моей неуверенности и атмосфера крайней нервозности.
Аккредитационное удостоверение автора со словом zhurnalist на неизвестном языке
— Тихо! Не говорите громко, что вы российский журналист. Вон за соседним столом эсбэушник (сотрудник Службы безопасности Украины) сидит, — вполголоса предупреждает меня бармен Влад в кафе города Славянска.
Славянск для Украины — город знаковый. Именно здесь началось активное сопротивление армии Украины, и как раз здесь держал оборону ставший ныне легендарным Игорь Стрелков. Потом город перешел под контроль киевских властей, но местные жители не забыли, что, освобождая его, украинская армия сносила с лица земли целые кварталы на окраинах, не слишком задумываясь о потерях среди гражданского населения.
Центр города, где разрушения во время войны были незначительными, более или менее залатали, и здесь Славянск выглядит вполне симпатичным провинциальном городком. Если присесть в одном из многочисленных уютных кафе за чашечкой крепкого капучино, то можно представить, что находишься в какой-нибудь южноевропейской стране.
Почти Сталинград
Но чтобы избавиться от этих иллюзий, достаточно отъехать от центра на несколько километров. Пригород Славянска Семеновка — как Сталинград времен Великой Отечественной.
Впечатление от Семеновки жуткое, напоминает Грозный в 1995-м, но, пожалуй, даже хуже. Разрушено приблизительно 70 процентов домов, но среди этих развалин копошатся какие-то старики, продолжается жизнь. Люди предельно напуганы и раздражены: «Я не знаю, кто нас бомбил. Оставьте меня». Им почему-то кажется, что не все знают, кто в реальности разрушил село, и что если они откроют эту тайну, то у них могут быть неприятности.
К своему удивлению, обнаруживаю среди развалин вполне добротный магазин. Продавщица лет 50 Галина очень охотно описывала мне местное бытие на ломаном украинском вперемежку с сочным русским матом: «Ни копейки нам государство за разбомбленные дома не дало, а вот протестанты-западенцы — те и правда помогают оставшимся без жилья старикам».
О времени, когда у власти были ополченцы, Галина отзывается хорошо: «Серьезные люди были, и порядок при них был». В то же время она соглашается с тем, что «сепаратисты» зря пугали людей «бандеровцами»: «Мы их так боялись, а украинские солдаты тоже нормальными хлопцами оказались».
По мнению Галины, за «стрелковцев» летом в Славянске было больше половины населения, но сегодня людям уже важнее, чтобы эта «долбаная война кончилась, а то сейчас же ополченцы вернутся, и что ж опять <…>!» — закончила свой монолог очень эмоциональным и нецензурным выражением эта уставшая от всего происходящего, но не потерявшая бодрости духа украинка.
Война лозунгов
Кстати, предостережения бармена Влада оказались не напрасны. Неожиданно в центре города ко мне подошли двое людей в форме: «Здравствуйте, мы из СБУ, давайте посмотрим, что вы за человек». Протягиваю незнакомцам свою аккредитацию, выданную мне в пресс-центре АТО, где, как уже сказано, было написано zhurnalist. Однако этой «ксивы», оказывается, недостаточно: сотрудники СБУ долго и придирчиво изучают мой российский паспорт. Объясняю, что постоянно живу в США и прибыл на Украину из этого государства. Тогда эсбэушники становятся более приветливыми, но отпускают меня с миром, только переписав номер моего мобильного телефона.
Понятно, что в такой атмосфере сложно рассчитывать на полную откровенность обывателей: они прямо говорят, что за высказывания в поддержку сепаратистов у них могут быть «крупные неприятности». Но, судя по намекам и интонациям моих собеседников, у меня создалось твердое впечатление, что очень большое число местных жителей по — прежнему не поддерживает украинские власти и симпатизирует ополченцам.
Косвенным подтверждением этому является и «война» лозунгов на стенах домов. Так, мне несколько раз приходилось видеть надпись «Слава Украине», где первое слово было старательно закрашено белой краской. А в городском парке прямо на тротуаре были даны «характеристики» как «Правому сектору», так и депутату-радикалу Олегу Ляшко.
Другим индикатором «предательских» настроений жителей Славянска являются скромные результаты бурной деятельности проукраинских общественных организаций. Так, каждое воскресенье патриотично настроенные жители города устраивают автопробег во славу Украины, а затем проводят митинг на центральной площади города (стоит ли говорить, что их оппоненты о таком сегодня не могут даже мечтать). Увы, зрелище получается не слишком внушительным. На митинг собирается меньше 100 человек — то есть приходит на него примерно каждый тысячный житель Славянска.
Разрушения под Славянском
«Московия распадется»
Узнать больше о настроениях горожан я решил в мэрии Славянска. Пока я дожидался в приемной мэра, мне удалось поговорить с его помощниками. От них я узнал, например, что от России вскоре не только «отпадет Сибирь и Дальний Восток, но на враждующие княжества, распадется и европейская часть Московии».
Увы, мэр срочно уехал на совещание и принять меня не смог. О проблемах города мне рассказывал сотрудник отдела политики администрации Славянска Олег Бегунов, сидящий возле компьютера с заставкой: «Славянск це Украйна!» Олег на меня произвел впечатление незашоренного и думающего молодого человека, но одно из его высказываний меня несколько покоробило. Отвечая на мой вопрос о том, сколько людей в городе, по его мнению, поддерживают сепаратистов, он ответил, что «ватников» в Славянске около 30 процентов. Слово «ватники» Олег произнес с брезгливым презрением. Как я понял молодого чиновника, все, кто сомневается в принципе территориальной целостности Украины, не просто нарушают закон, но и являются людьми с пониженным уровнем интеллекта и нравственности.
Но Олег все же лицо официальное, да и достаточно культурное. От других украинских активистов, не обремененных чиновничьими портфелями, я слышал более определенное: «быдло», «недочеловеки».
«Если бы Россия взяла нас к себе!»
Между тем к «пятой колонне» в Славянске прибавились и часть беженцев, многие из которых отнюдь не симпатизируют «незалежной».
Все беженцы могут получить гуманитарную помощь как от государства, так и от частных организаций. Если человеку нечем платить за жилье, то ему выделят комнату в санатории.
Настроения у прибывающих в Славянск беженцев весьма разные. Многие из них так устали от войны, что им уже все равно, кто победит. Немало тех, кто сочувствует ополченцам, но, пожалуй, не меньше и горячих сторонников незалежной Украины. Самую, наверное, интересную, «гибридную» позицию мне довелось услышать от пожилой четы беженцев из Горловки. Вот такой у нас состоялся диалог.
Памятник Ленину в Славянске
— Вы за кого?
— За Украину. Если бы нас Россия к себе взяла — тогда другое дело, но это нереально. А в каком-то непонятном непризнанном образовании типа Приднестровья мы жить не хотим.
— А к Путину как вы относитесь?
— Ну, для нас он агрессор. Но, с другой стороны, обстоятельный такой мужчина, умный, решительный. Не то что наши так называемые президенты.
3. В краю ополченцев
Дорога из подконтрольного украинским войскам Артемовска в Донецк в мирное время занимала часа полтора. Но в 2015 году все изменилось. Такси взять не удалось, и я отправился в путь на автобусе. Но доехал на нем только до первого украинского блокпоста. Дальше была очередь часов этак на пять. Догадался пойти пешком до машины в голове очереди: «Подкиньте до Донецка, я вам 800 гривен дам».
За рулем сидела старушка лет семидесяти, а на заднем сиденье расположился ее муж. Взять с меня деньги симпатичные пенсионеры категорически отказались.
— Да как же мы с вас деньги возьмем?! Вы же нам помочь едете! Вот мы, люди старой советской закалки, мы ДНР поддерживаем, а наша дочка, наоборот, за Украину. Она в Виннице журналисткой работает. Спорим с ней, конечно, но все равно общаемся — дочь есть дочь! Хотите ей сейчас позвоним, она вам свою точку зрения расскажет?
Мои словоохотливые благодетели везли с контролируемой украинской армией территории 100 штук яиц, 5 килограммов сахара, 30 бутылок минералки и еще что-то по мелочам. Из-за блокады, установленной Киевом, цены в «самопровозглашенной» в два-три раза выше, чем в «незалежной», вот и приходится «челночить» хотя бы для себя. Дело это очень тяжкое, очереди около блокпоста, где нет ни туалета, ни других элементарных удобств, занимают не один час.
Кстати, вполне возможно, что то, что я пересел в машину пенсионеров, спасло мне жизнь. Как раз в день моей поездки в Донецк один из автобусов с пассажирами подорвался на мине, погибло четыре человека — устав томиться на блокпосту, водитель решил поехать в объезд.
Блокпост ополченцев с манекеном украинского депутата Ляшко
К чести украинских военных, к старикам они не придирались и пропустили их практически мгновенно, а вот меня мурыжили достаточно долго. Но закончилось все благополучно.
На дэнээровском посту был выставлен манекен женщины, на котором почему-то было написано «Ляшко». Ополченцы мне показались чуть «датенькими», но вполне добродушными, хотя, вопреки ожиданиям, мой российский паспорт никаких восторгов у них не вызвал, а вопросов ко мне во время каждой из многочисленных проверок было много, не меньше, чем на украинской стороне.
ДНР сразу после «границы» выглядела как вымершая территория. Разрушений немного, но людей не было видно совсем. Казалось, что сюда была сброшена нейтронная бомба, уничтожившая все живое, но сохранившая здания. «Раньше бомбили по вечерам. Сейчас вроде бы тихо, но люди уже не рискуют выходить на улицу», — объясняют мне попутчики.
Зато довольно часто встречались стаи одичавших голодных собак — на фоне мрачного пейзажа эти животные производили жутковатое впечатление. Спрашиваю моих попутчиков: нападают ли собаки на людей? Меня заверили, что пока таких случаев не было.
Правда, когда мы около семи часов вечера доехали до Донецка, то тут было оживленнее. Но все равно — людей на улицах было не больше, чем в Москве в полночь.
Мирный город?
Искать квартиру было уже поздно, и пришлось за 50 долларов остановиться в гостинице Ramada, где и останавливаются большинство заезжих репортеров. На входе висел плакат с надписями по-русски и по-английски: «В комплексе находятся дети, вход с оружием строго запрещен».
По сравнению с тем, что я слышал о ДНР, обстановка в отеле была каким — то параллельным миром: вышколенные, говорящие на хорошем английском официанты, изысканная кухня, пиво по пять долларов за бокал (в «обычной» Украине — 30 центов), ухоженные дорогие проститутки. Контингент постояльцев был довольно пестрым: журналисты, люди в военной форме с нашивкой на рукаве «Россия», кавказцы, тоже в военной форме (иногда с шевроном «Абхазия»), а также заросшие бородами люди в казачьих папахах.
В донецком ресторане
Впрочем, когда я на следующий день пошел прогуляться по Донецку, то он тоже поразил меня своей «мирностью». В центре разрушения очень незначительны (хотя указатели направления к бомбоубежищам висят), в скверах резвились дети, сидели влюбленные. Да, на Грозный времен первой чеченской войны Донецк явно не был похож. Как рассказывали горожане, электричество и воду во время боев отключали часто в самых разных районах города, и спать под грохот канонады было как-то уж очень неуютно, но сейчас, во время перемирия, если не живешь в районе аэропорта, вероятность попасть под бомбежки не велика.
Попадалось достаточно много ресторанов и кофеен вполне приличного уровня. Обилие магазинов известных брендов: например, «Ашан», «Амстор» — другое дело, что выбор там теперь в разы меньше, чем в довоенное время, а цены во столько же раз больше. Мне удалось обнаружить даже «Макдоналдс», впрочем, он после начала боевых действий был закрыт.
Относительное изобилие товаров было на центральном рынке, правда, после Украины их стоимость показалась нереально высокой.
Кстати, удивила и чистота улиц: дворники в форменных оранжевых комбинезонах попадались повсюду. Дончане уверены, что их город самый чистый в Украине, и гордятся тем, что розы здесь сажали даже под бомбежками.
Пожалуй, единственное, что выдавало близость фронта, — это обилие людей в военной форме. Но, как уверяли меня дончане, ведут они себя предельно корректно. Наоборот, вместе с полицией (созданной на базе украинской) милиция самопровозглашенной республики следит за порядком, и преступности в городе практически нет. Правда, после одиннадцати часов вечера наступает комендантский час, и нарушителей могут в качестве наказания послать рыть окопы.
Осажденная крепость
Если дончане, пожившие по обе стороны фронта, достаточно гибки в своих взглядах и способны задуматься о том, не слишком ли велика плата за возможность отделиться от Украины, то совсем по-другому рассуждают люди, не покидавшие Донецк. Похоже, что здесь срабатывает эффект заложника или жителя осажденной крепости.
«Украинских фашистов» здесь ненавидят лютой ненавистью. «Нужно быть идиотом, чтобы сомневаться в нашей правоте. Нет ни одного трупа ребенка или старика за территорией АТО — в Киеве или во Львове. Они приперлись нас «освобождать», убивая детей, женщин, стариков и разрушая инфраструктуру», — горячо убеждает меня знакомая дончанка.
Интересно, что многие из горожан в начале конфликта были «за Киев», но после начавшихся обстрелов резко изменили свое мнение. Почти все здесь убеждены, что после произошедшего жить в составе Украины просто не получится. При этом степень нетерпимости зашкаливает. Аргумент, что если бы не было ополченцев, то не было бы и бомбежек, не воспринимается.
Вот показательный пример: я уже договорился о съеме квартиры в Донецке, но хозяйка в последний момент отказала, узнав, что я представляю не только российскую, но и американскую прессу: «Русским правду пишете, а американцам объясняете, что нас и дальше убивать надо!»
Меня также удивил таксист с флагом ДНР на капоте. Вот его рассказ.
— Я родился и вырос в Грозном. Вначале 90-х чеченцы стали выдавливать нас из республики. Тогда я не возражал и уехал в Донецк. Но отсюда мне уже дороги нет — это мой город. Я считаю, что сейчас в ДНР все лучше, чем было, когда мы были частью Украины. Так, например, раньше я любил своих детей, но сейчас — после бомбежек — стал любить их еще больше. Я уверен: у нас все будет хорошо!
У входа в бомбоубежище
Конечно же, не все настроены так радикально, но большинство убежденных сторонников «незалежной», действительно покинуло непризнанные республики. Другое дело, что многие из дончан разочарованы «предательством России».
— Я надеялась, что мы станем частью Россию, но оказалось, что мы не нужны Путину, а жить в каком-то никем не признанном образовании… Нет уж, спасибо, лучше было остаться частью Украины, — по большому секрету говорит мне местная учительница русского языка.