Почти как в Африке
В далекой африканской стране я наблюдал, как солдаты правительственных войск проводят зачистку очередного села. И вдруг мне померещилось, что передо мной не чернокожие солдаты, а боевики из какой-нибудь горячей точки бывшего СССР — тот же стиль поведения, те же манеры. Похоже, что многие страны распавшейся империи все больше начинают напоминать раздираемые междоусобицами государства третьего мира.
В годы застоя многим (в том числе и мне) мир представлялся в черно — белых тонах: капиталистическое общество, олицетворяющее добро, и противостоящая ему коммунистическая «империя зла». В то время все казалось очень просто: надо лишь уничтожить коммунистическую систему, и для жителей нашей страны наступит эра процветания и благоденствия.
Увы, жизнь оказалась гораздо сложнее этой простенькой схемы. Похоже, что главная беда народов бывшего СССР не столько в политической системе, сколько в «головах» жителей распавшейся империи. Причем разные народы канувшего в Лету СССР отреагировали на перемены очень по-разному. Так, если прибалтийские страны в целом вполне успешно интегрировались в западный мир, то в мусульманских регионах демократия явно «не сработала». Здесь в одних странах у власти оказались даже более тоталитарные режимы, чем прежняя коммунистическая диктатура, а в других на смену советской власти пришли бандитская вольница и анархия.
«Европейские законы для чеченской натуры противоестественны. Они многими не воспринимаются, а потому и нарушаются. Нам нужны такие законы, которые понимает и уважает народ. Для нас это шариат. Поэтому пугаться ислама не надо. Иначе мы получим неуправляемую вооруженную массу, что создаст много проблем для всех, в том числе и для России. И помогать нам в строительстве исламского государства должны все, в том числе и Россия», — убеждал меня в 1996 году тогдашний министр иностранных дел Чечни-Ичкерии Мовлади Удугов.
Приходится признать, что в этой точке зрения есть доля правды. Причем это относится не только к чеченцам, но и ко многим другим мусульманским народам.
Действительно, с точки зрения ислама некоторые запреты российского уголовного кодекса вызывают сомнения. Вряд ли с точки зрения этой религии является грехом обложить данью бизнесменов-мошенников. Легко «оправдать» и ограбление банка — ростовщичество запрещено в исламе. Сегодня в российских тюрьмах среди верующих заключенных очень много выходцев с Северного Кавказа, причем часто они сидят за ограбления банков.
Забавно, но сейчас (возможно, после фиаско политики США на Ближнем Востоке) даже часть американского политического истеблишмента начинает понимать, что экспортировать демократию в страны третьего мира не только бесполезно, но часто и вредно.
ОК, можно, наконец, согласиться, что в некоторых странах демократические выборы и свобода слова просто нереальны. Может, нам в таких государствах стоит снизить планку? Ладно, пусть там будет диктатура, но хотя бы без пыток людей, — приходилось мне слышать от американских политологов-республиканцев.
«Не забывайте об антироссийской линии!»
Увы, подобная гибкость в суждениях не распространяется на Россию. Россия для Запада всегда была если и не врагом, то чуждой и опасной страной, и, как это ни печально, крушение СССР отнюдь не изменило это отношение.
Забавно, что на Западе считается нормальным, что Великобритания и Франция смотрят на свои бывшие колонии как на зону своих жизненных интересов, однако восстановление влияния России на пространстве бывшего СССР воспринимается не только как очень опасное, но и недопустимое обстоятельство. Американцы не против, чтобы Россия была экономически сильной страной, но любые ее попытки быть геополитической сверхдержавой (пусть даже на региональным уровне) воспринимаются как угроза безопасности западной цивилизации.
«К сожалению, наша деятельность предельно политизирована. Мой совет: если хотите работать в США, не забывайте об антироссийской линии», — сказал мне вскоре после моего переезда в США один знакомый американский политолог.
Во многом такое отношение связано с тем, что холодная война оставила больший след в сознании американцев, чем у советских людей.
И это объяснимо. Если советская пропаганда не могла допустить даже мысли, что американским солдатам удастся вступить на советскую землю, то в США тема нашествия «красных» обсуждалась часто и основательно.
И, наконец, недоверие Запада к России имеет очень давние исторические корни и возникло задолго до образования СССР.
Как иронизировал Редьярд Киплинг: русский привлекателен как самый западный из восточных; но если он начнет претендовать на то, чтобы его считали самым восточным из западных, то это будет казаться невыносимым.
Неизбежность «империализма»?
Независимо от того, как относиться к нынешнему «империализму» Владимира Путина, очевидно, что такой курс был — в определенной степени — спровоцирован самим Западом.
Если ты в течение 20 лет продвигаешь военный альянс, имеющий политические компоненты, включающий систему ПРО, неправительственные организации, получающие государственные деньги и глубоко вовлеченные в российскую политику, а также вынашивающие идею революций на границах России, то со временем ты обязательно упрешься в красную линию. Украина для этих людей (американских политиков. — Прим. авт.) всегда была вожделенным призом. Они хотели ее заполучить и зашли там слишком далеко. Любой российский лидер, обладающий у себя в стране легитимностью, был бы вынужден сделать то же самое, что сейчас делает Путин. Он бы начал противодействовать. Не Путин это начал. Он этого не хотел. Он очень этого не хотел, считает известный американский историк и политолог Стивен Коэн.
Американский ученый также приводит следующую аналогию.
«Скажем, завтра Россия внезапно начнет демонстрировать свою мощь — политическую, экономическую — в Канаде, прямо на нашей границе, а также в Мексике. Мы что, в этом случае просто скажем: “Ладно, у каждого народа есть право решать свою будущую судьбу?”»
Но если мы заявляем, что Россия должна убраться из Крыма, что само по себе нелепо, то как насчет Гуантанамо? Это возведенный в абсолют двойной стандарт. Я не знаю, почему они так думают: потому что глупы, потому что лживы или потому что просто запутались».
Однако, вне зависимости от того, «кто виноват», факт остается фактом: сегодня Россия уже совсем другая, чем была до украинских событий. Очевидно, что, в отличие от 90-х годов прошлого столетия, Кремль в ближнем зарубежье будет действовать активно и не оставит без внимания любое проявление (пусть даже мнимое) дискриминации соотечественников и симпатизирующих нашей стране национальных меньшинств.
Можно спорить, жалеет ли Владимир Путин о том, что ввязался в украинский конфликт. По сути это и не так важно. В любом случае, нынешний российский лидер «обречен» продолжать имперскую политику.
Во — первых, это нравится большинству россиян, но, конечно же, для такой стратегии есть и гораздо более серьезные причины. Отдать Крым обратно Украине и «сдать» Донбасс — попросту нереально, а следовательно, у Владимира Путина нет надежды, что его «простит» Запад. США будут делать все возможное, чтобы сместить Владимира Путина или хотя бы ослабить влияние России.
Один из наиболее действенных способов осуществления второй цели — окружить Россию проамериканскими враждебными Кремлю режимами. Конечно же, Москва будет этому сопротивляться, а как показал украинский опыт, наиболее действенное оружие — сепаратизм русских и других национальных меньшинств во враждебных России государствах бывшего СССР.
Увы, ситуация может развиваться и по-другому: славянский сепаратизм в пограничных с Россией государствах может подпитывать как раз Вашингтон в надежде, что еще одну войну в ближнем зарубежье Москва просто «не потянет».
От Казахстана до Памира
Потенциально, наиболее опасна ситуация в Казахстане, где (как и в Восточной Украине) компактно проживает несколько миллионов русских. Пока Казахстан возглавляет Нурсултан Назарбаев, вероятность конфликта на севере республики мала, но кто знает, сколько еще может удержаться у власти ныне 77-летний президент?
Северный Казахстан — не единственная потенциальная горячая точка по периметру российских границ. Сепаратистское движение вполне может вновь возродиться в заселенной армянами грузинской Джавахетии. И даже на далеких таджикском Памире и узбекском Каракалпакстане немало местных жителей мечтают оказаться под защитой России. Звучит фантастично? Согласен. Но, с другой стороны, еще несколько лет назад никто не мог и представить присоединение Крыма к России…
По — прежнему неспокойно и в Закавказье. В Грузии живут десятки тысяч беженцев из Южной Осетии и Абхазии, и Тбилиси отнюдь не отказался от планов вернуть эти регионы, где стоят российские войска, под свою юрисдикцию.
Правда, помня о печальном опыте 2008 года, Грузия вряд ли решится на новое столкновение с российскими войсками. Но кто знает, как далеко может зайти безумие?!
Кавказская война?
Непростая ситуация и на Северном Кавказе. Активная, если не ключевая, роль России в разгроме ИГ (запрещена в Российской Федерации) в Сирии имеет и обратную сторону медали. Уничтожить всех боевиков ИГ просто нереально, а следовательно, они, следуя логике джихада, неминуемо начнут мстить. Сегодня в Сирии воюет более трех тысяч выходцев с Северного Кавказа, и после окончания войны они вернутся домой.
Как показал опыт 90-х годов прошлого столетия, исламистская идеология на Кавказе эффективней сепаратистской. Так, идеологи сепаратизма в Чечне отказались от «национально-освободительных» лозунгов и стали позиционировать себя как общекавказское движение «освобождения мусульман на всем Кавказе».
Новая тактика оказалась очень эффективной, и борьба «против неверных» развернулась на всем Северном Кавказе. Тогда была реальная опасность потерять не только Чечню, но и соседний Дагестан. Титаническими усилиями Владимиру Путину удалось переломить ситуацию. Но кто может поручиться, что это не лишь временное затишье? Да, часть исламских радикалов оказались за решеткой, но, во-первых, не все, во-вторых, у этих людей есть родственники.