Нарушив договор с Москвой, новый казанский царь Едигер-Мухаммед возобновил нападения на приграничные русские земли. Это переполнило чашу терпения Ивана IV, собравшего огромное войско для решающего удара по врагу. В походе на Казань участвовал и Михаил Воротынский, который фактически командовал Большим полком, официально числясь лишь вторым воеводой этого полка. После начала осады города именно ему было поручено руководить осадными работами перед Арскими и Царевыми воротами. Татары всячески мешали установке туров, устраивая постоянные вылазки. Во время ожесточенных сентябрьских боев под стенами Казани Михаил Иванович, отражая очередную вылазку неприятеля, был ранен саблей в лицо, однако продолжал руководить сражением и смог отбросить врага (в этом бою у туров был ранен и другой русский воевода, Петр Морозов). Руководство штурмом города также легло на плечи князя Воротынского. Подозревая, что татары узнали о подкопах, проведенных русскими «розмыслами» (военными инженерами) под стены города, воевода настоял на немедленном взрыве заложенных под городские стены пороховых мин и последующей общей атаке Казани. На рассвете 2 октября 1552 года мины были взорваны, через образовавшиеся проломы в татарскую крепость ворвались русские войска. Однако бои за город затянулись. Только благодаря вводу новых свежих сил сопротивление врага удалось сломить. Все время Михаил Иванович находился в гуще боя. После падения татарской столицы он первым сообщил царю о победе. Летописец сохранил рассказ об этом – обращаясь к Ивану IV воевода сказал: «Радуйся, благочестивый самодержец! Твоим мужеством и счастием победа свершилась: Казань наша, царь ее в твоих руках, народ истреблен или в плену. Несметные богатства собраны. Что прикажешь». «Славить Всевышняго» – ответил воеводе царь Иван Грозный.[700] По другой версии, с победой царя поздравил князь Владимир Андреевич Старицкий.[701] Конечно же, победа свершилась в основном «мужеством и счастием» самого Воротынского и его боевых товарищей, но так уж принято было в то время – вся слава становилась достоянием государя, благодарили и Всевышнего; в поражениях винились, как правило, военачальники, непосредственно руководившие разбитыми полками или не оказавшие помощь им. Впрочем, хулить царя в данном случае не стоит. Иван Васильевич отдал должное своему воеводе. По государеву соизволению именно ему было поручено водрузить на Царских воротах покоренной Казани православный крест. Вскоре Воротынский стал ближним боярином государя.
В дальнейшем Михаил Иванович участвовал в войнах с крымскими и ногайскими татарами, в январе 1558 года разбил в степи войско царевича Мухаммед-Гирея и преследовал его до реки Оскол. В 1562 году на южные «украины» Московского государства напал хан Девлет-Гирей, войско которого выжгло посады и разорило окрестности Мценска, Одоева, Новосиля, Болхова, Черни и Белёва. Активность врага едва не сорвала планы царя по овладению Полоцком. Князю Воротынскому и другим воеводам удалось вытеснить крымцев за русские рубежи, но не разгромить (удачные действия воевод Федора Татева и Василия Бутурлина не могли изменить картины происходящего в целом). По-видимому, царь посчитал, что опасный прорыв татарской конницы в этом году связан с таящейся вокруг изменой. Подтверждение тому он видел в бегстве за рубеж окольничего Богдана Хлызнева-Колычева, и возвращении на польскую службу предводителя запорожских казаков – князя Дмитрия Вишневецкого. Репрессии не заставили себя ждать. 15 сентября 1562 году в числе некоторых других видных князей и бояр в опалу попали братья Михаил и Александр Воротынские. Они были отозваны с южной границы и арестованы, их вотчины царь «взял на себя» (конфисковал). Михаила Ивановича с женой и детьми заточили в тюрьму Кирилло-Белозерского монастыря, а его брата сослали в город Галич.[702] И хотя содержание заслуженного воеводы оказалось на этот раз нестрогим, все необходимое ему и его людям в достатке отпускалось из казны, но даже золотая клетка все же оставалаь клеткой…
Только в мае 1566 года, благодаря заступничеству митрополита Афанасия, Иван Грозный простил князя Воротынского и пожаловал чином боярина.
Вскоре богатейший военный опыт Михаила Ивановича вновь был востребован в борьбе с татарами. Лучшие русские войска участвовали в Ливонской войне, пользуясь этим сильные крымские отряды тревожили южные рубежи Руси. Особенно опасная обстановка сложилась в 1570 году. В мае орда хана Девлет-Гирея выступила в поход. Движение крымских войск не осталось незамеченным. Путивльский наместник Петр Татев прислал в Москву с сообщением о готовящемся нападении обнаружившего врага «донецкого сторожа» А. Алексеева, но тот лишь ненамного опередил татар, вторгшихся в Рязанскую землю. Приграничный край подвергся страшному опустошению. Часть неприятельских разъездных отрядов («загонов») проникла и в Каширский уезд. В этот грозный час Михаил Иванович Воротынский находился сначала в Серпухове, а затем в Коломне. Вскоре русским воеводам – князю Д. И. Хворостинину и Ф. Львову – 21 мая 1570 года за Зарайском удалось разгромить один из татарских «загонов» и освободить многих пленников, но опасность повторных крымских нападений сохранялась до конца лета – начала осени 1570 года.
Обстановка на границе оставалась очень напряженной. Русские разведчики сообщали, что в степи «стоят люди многие крымские», а от табунов их «прыск и ржание великое», что участились нападения татар на пограничных сторожей, писали и о других приготовлениях «крымских людей» к походу на Русь. Сообщения становились все тревожнее. Некоторые разведчики приносили вести, что видели огромное 30-тысячное татарское войско, идущее к границе 30 дорогами. Дважды в это лето царь выдвигал на «берег» новые подкрепления, сам выезжал туда «искати прямого дела» с врагом. Но крымского нападения не произошло. Тревога, поднятая паническими сообщениями дозорных, улеглась только после приезда из Путивля в Серпухов станичного головы Сумороцкого. Он сообщил царю, что проехал всю степь до устья Айдара, но не обнаружил ни одной татарской сакмы (степных следов). Выявившиеся недостатки в организации станичной и сторожевой службы встревожили русское командование и вынудили его принять должные меры.
1 января 1571 года Иван Грозный назначил Воротынского руководить обороной всего южного рубежа.[703] Чтобы успешнее отражать татарские набеги, требовалось полностью изменить систему обороны этого участка границы. Дабы раз и навсегда решить проблему охраны рубежей, князь собрал в Москву знатоков «польских служб». На основе полученных от них сведений подчиненные Воротынскому дьяки составили подробные «росписи» с обозначением расположения сторожевых постов и разъездов, описания действий защитников границы в случае опасности. Так появился знаменитый Боярский приговор о сторожевой и станичной службе (1571 года), на долгие годы определивший порядок организации охраны и обороны южных и юго-восточных границ страны. К сожалению, реализация разработанной в приговоре Воротынского оборонительной программы потребовала времени, которого враг дать не пожелал.
В том же 1571 году произошло нашествие на Москву 40-тысячного крымского войска хана Девлет-Гирея. Первоначально он собирался ограничиться набегом на козельские земли и повел войско к верховьям Оки. Форсировав реку через Быстрый брод, татарская армия стала продвигаться к Болхову и Козельску. Но на «Злынском поле» хан принял предложение одного из перебежчиков, белевского сына боярского Кудеяра Тишенкова, идти к Москве. Изменник сообщил, что царское войско находится у Серпухова и обещал хану провести крымское войско через неохраняемые «перелазы» (броды) в верховьях реки Жиздры – там, где еще не ходило крымское войско. Этот обходной маневр стал для русских воевод полной неожиданностью. В середине мая 1571 года 40-тысячная татарская армия в районе Перемышля перешла Жиздру и начала обходить расположение стоявшего под Серпуховым опричного войска с тыла, двигаясь в направлении Москвы. Внезапной атакой противник разгромил отряд царского кошевого воеводы Я. Ф. Волынского. Только тогда Иван IV узнал о прорыве вражеского войска и приближении татар к его стану. Опасаясь за свою жизнь, царь ушел мимо Москвы в Ростов.
Земские же воеводы, получив сообщение о начавшемся вторжении, быстрым маршем двинулись из Коломны к Москве, стараясь опередить направлявшуюся туда крымскую армию. 23 мая русские войска подошли к столице, всего лишь на один день опередив спешившие туда же орды Девлет-Гирея. Город в тяжелом бою удалось отстоять. В числе немногих земских воевод, защищавших столицу, был со своим Передовым полком и Михаил Иванович Воротынский. Затем он попытался организовать преследование уходившего в южные степи неприятеля, но из-за малочисленности своего отряда не смог помешать татарам увести в Крым всех захваченных полоняников и уничтожить лежавший на пути орды город Каширу.
Тяжелый урок на время образумил царя, опасавшегося, что крымский хан повторит нападение. Во главе объединенной земской и опричной армии был поставлен боярин и воевода князь Михаил Воротынский, который стал готовить полки к решающей битве.[704] Она грянула уже в 1572 году. В шедшем целую неделю (с 26 июля по 3 августа) сражении у Серпухова и Молодей, в 45 верстах от Москвы, русские войска под командованием М. И. Воротынского и Д. И. Хворостинина нанесли тяжелое поражение 120-тысячной армии крымского хана. В плен попал татарский военачальник Дивей-мурза, погибли сыновья Девлет-Гирея и ногайский мурза Теребердей. Спасаясь от преследования, сам хан вынужден был спешно бежать от гнавших его московских воевод. Стараясь оторваться от погони, Девлет-Гирей выставил несколько заслонов, которые были уничтожены Воротынским. Из огромной армии, перешедшей в июле 1572 года русскую границу, в Крым вернулось лишь около 20 тысяч человек. Однако Михаил Воротынский недолго грелся в лучах славы – в 1573 году по ложному доносу одного из слуг он был арестован и подвергнут пыткам, от которых вскоре и умер.