Подземелий в округе было немного. Старые подвалы трактиров, подполы в деревнях, просто глубокие овраги — везде сипал замирал, пытаясь почувствовать источник своих сил. Тщетно. На четвертый день, заканчивая очередной рейд вокруг города, обратил внимание на руины на горизонте.
— А там что?
— Там полуразрушенный храм древней богини плодородия. Вряд ли подойдет: во-первых, в стороне от боевых действий, во-вторых: они со смертью вроде как антагонисты. — Айяр был крайне рассудителен.
— Храм умершей богини? Ты думаешь, он не подойдет? — Ладар замолчал, что-то прикидывая. — Там есть подземелья?
— В любом храме есть подземелья, Ладар. Но не стоит считать древнюю богиню мертвой лишь потому, что люди перестали ходить в ее храм. — Вакенши хитро прищурил глаза. — Подумай сам. Люди верят в одних богов, молятся им — и им отвечают. Молятся другим — и им отвечают тоже. Вы страшно непостоянное племя, три-четыре поколения — и возникает новый бог, постепенно вытесняя старых. И все молитвы так или иначе действенны. Не думал, почему?
— Нет. — Ладар недоуменно пожал плечами.
— Эх, деревня! Явно не дворянин, не учили тебя истории теологии… да потому, что богам до лампочки, как их называют. Слова, красивые ритуалы, позолота храмов — это все пыль, это для людей. Боги читают в душах намерения, оценивают поступки — по ним и судят. По истинным, не напоказ, не на публику. Им нет дела до имен, которые на них навешивают, до пустых восхвалений и выклянчиваний будущих благ. Они помогают тем, чьи намерения чисты, а дорога пряма и светла. И совсем неважно, какому богу этот человек молится — людскому Единому, нашему Подземному Огню, эльфийскому богу Леса или вот этой богине плодородия. Дело совсем не в именах. Поверь мудрому гному.
— И все же стоит наведаться в тот храм. — Ладар упрямо закусил губу. — Хотя бы потому, что все остальное мы посмотрели.
Вакенши попытался что-то возразить, но Айяр мягко положил руку ему на плечо.
— Это поиск сипала, идущего тропой тени. Если его тянет в храм, значит, туда мы и пойдем.
— Да не тянет меня никуда, просто… — Ладар вспыхнул — и замолчал, вслушиваясь в себя: какое-то странное чувство, ужасающее и притягивающее одновременно, влекло его к руинам на горизонте.
— Молодец, ушастый, раньше всех разобрался. — Оория посмотрела на возмутившегося дроу, усмехнулась, обнажив свои клыки, и первая повернула в сторону храма.
Развалины были вполне живописными. Несколько портиков в стороне сохранилось, в одном даже была практически целая фигура миловидной женщины, укутанной в разноцветные покрывала, но в остальном остались лишь стены, покрытые строительным мусором и птичьим пометом. Вакенши, которого не могла смутить никакая преграда, когда дело касалось его любимых недр, пару раз громко топнул, затем разбросал сапогом всю грязь, обнажив покрытый мозаикой пол, несколько раз ударил рукоятью захваченного молота, вслушиваясь в нечто, слышимое только ему, и уверенно показал вход в подземные помещения. Тут сохранились древние рисунки: природа, животные, деревья — и опять миловидная женщина, ухаживающая за ними. Отряд прошелся по покрытому темным мрамором полу, следуя за Ваком, рыскающим от стены к стене в своих, недоступных остальным, попытках найти спуск в глубины. Наконец он привел всех к узкой расщелине, осыпавшейся мозаике на стене, мало похожей на сколько-нибудь обычный ход, и вопросительно оглянулся на сипала. Тот вслушался в непонятную тягу, возникающую в груди. Тут она стала громче и манила, звала в сырую глубь.
— Все верно. Не знаю, пролезу я или нет, но мне сюда.
— Пролезешь. Судя по всему, дальше будет свободней! — Вак перехватил молот и воинственно оглянулся на остальных. — Пошли?
— Нет! — Ладар упрямо покачал головой.
Весь отряд, даже гном, остался на поверхности. Никакие разумные, рациональные доводы сипал во внимание не принимал — слишком свежи были в его памяти испытания, выпавшие ему в прошлый заход храма. Жертвовать жизнью одного из друзей? Ну уж нет! Он даже настаивал, чтобы все переместились в Звездную скалу, но тут уперся Айяр. Дроу пообещал приготовиться к отражению всех мыслимых и немыслимых атак, Марго раскинула над группой все свои самые мощные защиты, но уходить они отказались категорически.
Ладар вздохнул и начал спускаться по найденному Вакенши лазу. Тот был сырым и узким — вначале пришлось протискиваться боком, пыхтя и скрипя зубами, но постепенно лаз расширился, пока, после очередного поворота, земля не ушла из-под ног и сипал не свалился во вполне приличный коридор, выложенный обычным, но ровно подогнанным камнем. Ладар нащупал всунутый ему друзьями мешок — в нем, кроме веревки и нескольких факелов, был еще и кусок мела. Радуясь предусмотрительности Вака, торопливо разжег огонь, на всякий случай пометил мелом расщелину и, обнажив стигис, аккуратно пошел, внимательно вглядываясь вперед. Вряд ли столь свободное пространство осталось необитаемым.
Свет, проникавший сквозь расщелину, окончательно исчез, и тьма сгустилась вокруг идущего… Плотная, вязкая, поблескивающая бликами факела на ближайших плитах, она окончательно окружила человека… И кольцо тьмы продолжало сжиматься.
Сипал чувствовал нарастающее давление. Факел с трудом боролся с подступающей чернотой, пламя его колебалось, медленно угасая. Пару раз по полу скользили извивающиеся тела, матово блестящие в свете факелов. Стигис легко рассекал их, заставляя свиваться кольцами в агонии.
Пол, постепенно заворачивая, уходил вниз, и Ладару стало казаться, что он по бесконечной спирали спускается в недра земли, туда, где властвует ночь, где его факел окончательно потухнет, оставив его в бесконечной тьме. Стены коридора стали сближаться, потолок стал более низким, словно не выдерживая гнет земли…
Стигис насмешливо чиркнул о стену, вызвав сноп искр. Темнота не зло, а скорее защита, способная спрятать от опасного взора. Доверившийся тьме, ставший ее другом, более защищен, чем оставшийся на свету. Свет слепит, тьма укрывает. И сразу тьма стала не такой беспросветной, стены разошлись, языки пламени заиграли на них, отражаясь солнечными зайчиками. Медленно проявился коридор, уходящий вниз — и тело гигантской змеи, стоящей в боевой стойке.
Змея была огромной: толщиной не меньше боевого метателя огня, она доставала головой до потолка, неспешно покачиваясь и непрерывно выпуская и втягивая раздвоенное жало, наблюдая за стоящим в круге света человеком пронзающим взглядом оранжевых глаз. Случайно посмотрев на вертикальные зрачки в окружении яркого огня, Ладар оцепенел: онемение расползлось по телу, оно стало ватным, мягким, голова закружилась, безвольные пальцы выпустили факел, рука опустилась… чтобы наткнуться на рукоять темного клинка. Зверь в клинке зашевелился, с удивлением глядя на хозяина — и вздыбил загривок. Огромным прыжком он метнулся в замершее, не способное сопротивляться тело — и с губ человека в ответ на змеиное шипение раздался грозный клич боевого кота.
Змея ударила быстро — превратившись в смазанный силуэт. Она двигалась быстрее обычных змей, быстрей любого гнома, человека, и даже эльфа… но не быстрей рассерженного зверя, двигающегося с быстротой и грацией горного льва. Мышцы сипала взвыли, подчиняясь приказу и выдерживая запредельные нагрузки, небытие в мышцах внезапно оказалось заполнено какой-то странной темной массой, и он отпрянул с линии броска змеи, ударив ей вслед. Два огромных когтя — блестящий стигис и темный как ночь клинок — вспороли чешуйчатую плоть, заставив змею зашипеть уже от боли, свивая вдоль всего коридора причудливые кольца — и ударить вновь. Но теперь зверь прыгнул вперед. Ни один хищник не будет сидеть в защите, ожидая чужой атаки. Темный клинок сверкнул антрацитовой молнией, вонзаясь в нижнюю челюсть и пробивая ее насквозь, чтобы пришпилить к верхней, а стигис полосовал упругое тело, деля его на части, продолжающие биться и фонтанировать кровью в узком коридоре.
На несколько долгих минут в подземельях стало тесно, жарко — и мокро. Зверь скользнул обратно в клинок — и принялся пить, пить чужую жизнь. Теперь, чувствуя, кто скрывается в глубине своенравного оружия, Ладар ощутил, как зверь лакает жизненные силы, отфыркиваясь в нетерпении, как обычная кошка, проголодавшись, лакает молоко.
Через десяток минут, когда все стихло, с трудом опустившись на ватные ноги, Ладар на ощупь нашел рукоять клинка. Аккуратно потянул его на себя. Тот с сытым звяканьем охотно отвалился от змеиного тела, усыхающего на глазах. Долго рассматривал поблескивающее в тусклом свете лезвие и с трепетом скользнул вглубь. Зверь вылизывался, сидя на груде костей.
— Почему ты не остался в моем теле, когда я не мог сопротивляться?
Насмешливый взгляд прищуренных глаз.
— Ты же член стаи. И потом, такие, как мы, убиваем хозяев, но всегда стоим на защите своей стаи.
Обхватив лобастую голову, сипал замер на несколько минут. Затем встал уже уверенней: часть жизненных сил огромной змеи перетекла в него.
— Иди. Впереди много боев. Мне понравилось охотиться на магов. А я посплю.
Зверь уронил голову на лапы, прикрыв глаза, а Ладар, вернувшись в тело, поднялся на ноги, чувствуя прилив сил, и сунул темный клинок в ножны в полной уверенности: пусть сейчас он спит, но когда потребуется — тот проснется. В конце концов, хищники никогда не спят глубоко, они всегда наготове.
Новый факел горел, освещая все расширяющийся коридор. Сипал шел все быстрей и быстрей, чувствуя: еще немного — и он увидит ослепительно-белую площадь, стены из света, всегда готовые убить неосторожного смельчака, полные внутреннего огня, и начнет смертельно опасный, завораживающий танец, позволяющий дойти до темного храма с белоснежными стенами, одиноко стоящего в центре. Вдоль единственной возможной спасительной тропы. Тропы смерти.
Стены света наконец-то раздвинулись, обнажая тьму входа. Единственное, не залитое молочной белизной место манило усталые глаза, заставляло идти напролом, но танец еще не окончен, нужно ускользнуть от еще одного языка пламени, и еще, и еще… И, наконец, как завершающий штрих непонятного пути: скользнуть под тень сияющих стен — густую, словно вобравшую всю тьму этого зала.