Отъезд мой из дивизии прошел очень буднично. Готовилась новая серьезная операция в Панджшере и начальству было явно не до меня. Сейчас, по прошествии многих лет, все же удивляюсь, что ни командир дивизии, ни начальник штаба никак не отметили мой отъезд.
Я был в дивизии на хорошем счету и со мной считались. А тут никто не догадался хотя бы построить офицеров штаба, поблагодарить за службу, пожелать успехов в новой жизни. Я сам всегда старался это делать, прощаясь не только с офицерами, но и с солдатами-разведчиками, уезжавшими в Союз.
Конечно, не ожидал, что меня будут провожать с оркестром и цветами, но пару добрых слов, конечно, заслужил. Тем более в дивизии был награжден двумя орденами, представлен к третьему – т. е. свой долг выполнял честно. А тут непонятное равнодушие.
Все-таки, чего в Советской армии всегда не хватало – так это чуткости к людям. Из Кушки уезжал в Афганистан – никто из начальства не пожелал добра, и здесь то же самое.
Лишившись последних остатков сентиментальности в той жестокой жизни, тогда я не обратил на это внимания: меня ждала новая жизнь, новая служба, целая куча житейских проблем – я в очередной раз ехал в никуда, поэтому мне было не до сантиментов.
Вылетел вертолетом МИ-6 в Хайратон, пересек государственную границу, в Термезе сел в поезд, который привез меня в Кушку. На том и закончились 643 сутки афганской войны для «Кобры-97» (мой постоянный радиопозывной)!
Я же тогда, после пересечения границы, долго еще не понимал, что Афганистан для меня закончился навсегда, мне все казалось, что я в отпуске, по окончании которого надо будет возвращаться в дивизию.
И смех и грех! Еду в такси, водитель заезжает в рытвину на асфальте или выезжает на обочину – у меня внутри все обрывается, жду взрыва мины. Проезжаю мимо каких-либо кустов, внутренне напрягаюсь, оцениваю – нет ли засады. Эти «заморочки» преследовали меня не меньше чем еще полгода. Даже в Одессе, где я стал служить после Афганистана! Ну уж а во сне я в Афганистане жил еще лет десять, не меньше. Других снов не видел вообще.
В перекрестье прицелов мы тропу проложили,
мы в войну не играли, мы в ней попросту жили.
Память пишет в уме сумасшедшую пленку.
Не до фильмов уже. Эх, зеленка-зеленка!
И крутится в памяти пленка,
и шрамы на сердце как звук.
Качу я во сне по бетонке в зеленку,
в войны незаконченный круг…
Послесловие
Прошло много лет. Военная судьба после Афганистана отправила меня сначала в Одессу, потом в Киев. Из тактической разведки я перешел в оперативную. Поменял специализацию и внутри разведки. Из управленческой (командной) структуры перешел в информационно-аналитическую.
За эти годы все кардинально изменилось. Не стало государства, пославшего нас в Афганистан, за интересы которого мы сражались, не жалея крови и самой жизни.
Не стало Советской армии, «несокрушимой и легендарной», ушедшей в небытие вместе с государством, честно выполнив свой долг в Афганской войне. Все мы, «афганцы», стали гражданами новых суверенных государств и военнослужащими новых армий.
Продолжив свою службу в рядах Вооруженных сил Украины, я не изменил своей профессии и служил в информационно-аналитической структуре разведки.
Ее я считаю не менее важной системой, чем добывающая или управленческая, так как мало добыть разведывательные данные, надо их тщательно проанализировать и выводы умело доложить начальникам.
Во время оценки противника офицерам информационно-аналитических структур приходится работать с большим объемом разнородной, «размытой» информации, иногда без особенной надежды на необходимую их точность и достоверность.
В этом случае качество оценки и прогноза действий противника во многом будет зависеть от личного опыта и основанной на нем интуиции.
Кроме того, недостаток данных о противнике или неверно сделанные выводы о нем заставляет командира ставить новые задачи добывающим органам – а это упущенное время и новые потери.
Практика показывает, что даже очень важные данные о противнике могут оказаться недооцененными и не принятыми к реализации, если они недостаточно убедительно доложены и обоснованы. Не надо думать, что начальник все знает лучше вас и вы только механический исполнитель.
Лучше чем разведчик, осуществляющий сбор и обработку данных о противнике, этот вопрос не знает никто, и ваша задача лишь убедить начальника в правильности ваших выводов.
Тем временем мне исполнилось 50 лет, и встал вопрос о дальнейшей жизни и работе.
Мысль стать преподавателем в военной академии после увольнения из армии зародилась у меня еще весной 1995 года, когда я вместе с генералом В.И. Легоминовым, тогда 1-м заместителем начальника ГУР, принимал госэкзамены у выпускников-разведчиков.
В ходе работы я довольно тесно познакомился с начальником кафедры разведки полковником Ю.М. Черных и другими преподавателями. Содержание и характер работы мне понравился, и я стал подумывать, а не сменить ли мне место службы? О том, чтобы перевестись из ГУРа в академию, не могло быть и речи, так как была большая разница в окладе, не было тех надбавок, о которых я уже говорил. А вот пойти туда на работу после увольнения было вполне реально.
Дело в том, что, если в советских военных академиях офицеров запаса – преподавателей почти не было, то в Украине им как раз и отдавалось предпочтение. Официально это обосновывалось большим служебным, а у многих и боевым опытом, более быстрым становлением.
На самом же деле причиной было то, что отставникам ничего не надо было давать. В первую очередь – квартиру. Отставники имели социальную защиту в полном объеме. Действующие офицеры – как правило, никакой. Отсюда и стремление начальства иметь как можно меньше житейских проблем.
Однако у отставников, особенно давно уволившихся из армии, тогда был существенный недостаток в подготовке: они, как правило, не читали новой литературы, жили старым багажом знаний, а что касается работы на компьютере, то тут вообще полный ноль.
Сейчас положение, конечно, другое: новые пенсионеры молоды, энергичны, хорошо знают современную компьютерную технику. Однако есть и свой минус – маловато практического опыта, ведь за последние 20 лет оперативная и боевая подготовка в штабах и войсках практически сошла на нет. Но это, видимо, сейчас уже не так важно, потому что отставники сейчас составляют более 60 % преподавателей.
Тогда, в 1997 году, я встретился с начальником кафедры разведки полковником И.В. Денисенко, это был мой ровесник, и мы с ним одновременно закончили военные академии в 1979 году, хотя и лично знакомы не были. Получил от него поддержку.
Вакантные должности на кафедре имелись. Особо желающих на эту работу не было, так как зарплата преподавателя была 252 грн, что составляло 80 % моей пенсии. То есть даже пенсия была больше. Но мне были важны даже не деньги, а сам характер работы, поэтому я и пошел на нее.
Далее пошли формальности: я прошел конкурсную комиссию, дважды был на приеме у начальника академии генерала Романенко. Наконец состоялся приказ, и с 23 июня 1997 года начался отсчет моей преподавательской деятельности.
И вот уже 17-й год я работаю на кафедре разведки: сначала Академии Вооруженных сил, потом Национальной академии обороны Украины, а с марта 2010 года – аналогичного Университета в должности профессора кафедры.
Здесь судьба меня свела с замечательным человеком, который глубоко поразил меня своей необычной жизнью.
Генерал-майор в отставке Митрофан Ефимович Черных – личность, без преувеличения, в разведке легендарная. Ровесник моего отца – 1921 года рождения, родом из Воронежской области, из крестьян. В мае 1941 года досрочно закончил Орловское пулеметно-артиллерийское училище НКВД и был назначен командиром ДОТа в Брестский укрепленный район (УР).
Буквально через месяц началась война, и он в первые же минуты этой войны был ранен, но остался в строю. Далее отступление с частями 4А (единственной из всех приграничных армий, избежавшей окружения) до Гомеля, командовал полковой разведкой.
После переформирования прошел спецподготовку, и вскоре в качестве командира разведгруппы численностью 18 человек был выброшен на парашютах в Белоруссию. Там он был почти 1,5 года, после выхода награжден орденом Красного Знамени. Почти половина его группы погибла. Далее опять фронт: заместитель, потом командир лыжного (разведывательно-диверсионного) батальона фронтового подчинения. Еще был дважды ранен.
Перед самой Победой был направлен на учебу в Высшую разведывательную школу в Филях, а потом в Академию им. М.В. Фрунзе. Участник Парада Победы.
После войны был начальником разведки дивизии в Закавказье. Далее в 1947 году – первый набор в Военно-дипломатическую академию и работа нелегалом в Иране в течение 4 лет.
Там, в результате измены в агентурной сети, он был арестован и более двух лет провел в тюрьме города Мешхед. В тюрьме его жестоко допрашивали, били палками по пяткам, морили голодом. Требовали признания, кто он?
Прямых доказательств у иранцев о его принадлежности к советской разведке не было. Единственно, что врачи, осматривавшие его, обнаружили множественные следы осколочных и пулевых ранений и сделали вывод, что этот человек много воевал, а в его «легенде» об этом не упоминалось. А по легенде он был сапожником, турком по национальности.
Что он там пережил за два года в тюрьме, знал только он сам. Однако советская разведка не оставила его в беде. В удобный момент ему был устроен побег (за немалые деньги!), он почти неделю пешком по пустыне прошел более 100 км и вышел на советскую границу в районе Каахка (Туркмения). За нелегальную работу в Иране был награжден вторым орденом Красного Знамени (первый он получил в 1942 году).
Конечно, после этого ареста служить в нелегальной разведке он уже не мог, и остальная его служба проходила в штабах. Будучи заместителем начальника разведки ГСВГ, был награжден главнокомандующим ГСВГ генералом армии Куликовым золотыми часами за проведенную операцию по покупке и вывозе в СССР многотопливного двигателя новейшего тогда немецкого танка «Леопард».