Сказка же была такова: мы действительно обнаружили нечто, указывающее на присутствие чужого разума. Это была дорога. Прямая как стрела дорога, рассекавшая древний лес.
Однако давайте обо всем по порядку.
В том, что премия от ООН обеспечена, я перестал сомневаться в тот вечер, когда Крылов и Анна привели нас на окраину угрюмой чащобы, раскинувшейся сразу за линией кустарника. Я и прежде заметил, что лес выглядит необычно. Даже в предгорьях местные аналоги земных хвойных деревьев редко достигают в высоту тридцати метров, а эти гиганты более походили на гибрид сосны и североамериканской секвойи – неохватный ствол, мощные корни и затерянная почти в поднебесье обширная крона. В каталоги растительного мира Гермеса такие деревья занесены не были, следовательно, я открыл новый вид. Надо будет занести подробное описание в Анин компьютер…
Впрочем, о биологии и компьютерах я забыл немедленно, едва только Коленька провел нас через узкий проход между двумя купами кустарника и молча указал рукой вперед.
– За ноги вашу мамашу, – только и сказал интеллигентнейший Вениамин Борисович, поднимая очки на лоб. – Отказываюсь верить. Просто отказываюсь! Анечка, милая, ПМК с собой? Поищите любые снимки этого района с воздуха или из космоса! Как раньше не заметили, ума не приложу! Это же… это… Невероятно! Какая, к бесу, теория неизбежностей, все гораздо хуже!
Анна быстро проверила свой микрокомпьютер и предъявила нам четыре изображения, сделанных с самолета. Только зеленые пятна лесов и никаких признаков того, что мы сейчас видели собственными глазами.
– Немудрено. – Крылов сначала уткнулся в маленький монитор, а потом задрал голову и посмотрел наверх. – Кроны образуют сплошной ковер, ветви переплетены, никакая воздушная съемка не могла бы дать результатов. Если только со спутника, в разных диапазонах, с очень большим разрешением… Но ведь никто этого не делал, верно, Луи?
Я кивнул. Никакой спутник не продержится на нашей орбите больше суток.
– Надо посмотреть вблизи, – решился Гильгоф. – Надеюсь, это не опасно.
– Что опасного? – усмехнулся Коленька. – Бетон как бетон.
– Вы же смотрите кино, Николай? Ловушки, мины, автоматические пушки, реагирующие на движение и прочие хитрости! Да шучу я, шучу. Но все равно следует быть осторожными. Никто не знает, что это такое. И кому принадлежит.
– По-моему, это просто дорога, – хладнокровно сказала Аня. – Веня, если вы боитесь, постойте тут, с лошадками.
– Боюсь? – Будь Гильгоф котом, после эдакого заявления шерсть на его загривке встала бы дыбом. – А ну, пустите вперед! Скажете тоже!
Я отметил, что собаки не беспокоятся – у Альфы с дочурками замечательное чутье на опасность. Значит, и нам страшиться нечего.
Крылов ошибся. Начинавшаяся у самого края леса дорога бетонной не являлась. Несомненно, плиты были каменными, но минерал оказался мне незнаком – сероватый, с коричневыми прожилками. Уложены плиты по две в ряд, ширина каждой два метра, подогнаны друг ко другу идеально, но редкие травинки на швах пробиваются. Уводит дорога в глубину леса, направление – точно на север. При поверхностном осмотре никаких других артефактов рядом с каменным трактом обнаружено не было.
– Чем дальше, тем интереснее, – заключил Гильгоф, поднимаясь с колен и отряхивая штаны. – Сначала натыкаемся на мертвый труп покойного человека, коего в саванне быть никак не должно, потом находим построенную незнамо кем и когда дорогу… Луи, первопоселенцы не могли устроить здесь одну из временных баз? Вдруг это взлетно-посадочная полоса?
– Ерунду говорите, Веня, – поморщилась Анна. – Лес очень древний, деревьям явно не одно столетие. Это сооружение не может принадлежать человеку. По крайней мере человеку с Земли.
– Вот и я о том же подумал, – мирно согласился доктор. – Темнеет, надо возвращаться. Завтра попробуем проехаться по дороге в глубину леса, вдруг найдем еще что-нибудь интересное?
– Ага, нечто вроде корабля разумных медуз с планеты Хрю-Хрю, разбившегося здесь миллион лет назад, – скривился Крылов. – Думаю, лучше сообщить обо всем властям, пусть присылают оснащенную экспедицию… Лавры первооткрывателей и так наши, премия гарантирована.
– Теперь вы, Коленька, испугались? – участливо поинтересовался Гильгоф. – Страх перед неизведанным, как учит история, свойствен всем пытливым исследователям. Не робейте, сами видите, здесь никого и ничего нет, а ваши медузы давно передохли от бескормицы.
Вечер мы провели в яростных спорах – даже я не удержался и вступил в бурную полемику. Нет никаких сомнений, дорога являлась искусственным образованием, колонисты Гермеса не могли возвести подобное сооружение, следовательно…
– …Друзья, вы должны понимать, что никто и никогда прежде не встречал творений рук иной цивилизации, – с энтузиазмом возглашал Гильгоф, попутно прихлебывая кофе. Говорил доктор патетично, как с трибуны. – Мы двести лет надеялись найти хоть одно свидетельство того, что вспыхнувший на Земле огонь разума не является исключением! И что же? Ничего! Марсианский «сфинкс» оказался всего лишь игрой тени и света, «столбы» на Люйтене – вулканическими образованиями, обработанными ветрами и аммиачным дождем, найденные на LV-436 твари являлись лишь очень высокоорганизованными животными… Упорядоченные сигналы из системы Альфы Лебедя исходили не от инопланетных существ, а от пульсара. Ничего, понимаете? Ни одной гайки, конфетной бумажки, пустой пивной бутылки или использованного презерватива!
– Конечно, последнее оказалось бы выдающимся открытием, – невинным голоском сказала Аня. – Не только свидетельство развитых технологий, но и драгоценный генетический материал!
– Вам смешно, а тут плакать надо! – театрально воздел руки Гильгоф. – Сколько существует человеческая цивилизация? Давайте считать от появления кроманьонского человека. Получается – сорок-пятьдесят тысяч лет, причем только два с небольшим столетия мы осваиваем ближний космос. Ничтожно мало! По меркам Вселенной – наносекунда! И главное: никто не знает, когда человечество прекратит свое существование и строем отправится на Страшный суд! Завтра, через год, через десять тысяч лет? Разум, как и жизнь, вещь хрупкая и недолговечная!
– Кажется, понимаю, – кивнул Крылов. – Допустим, где-нибудь в Магеллановых облаках зародился разум, просуществовал несколько тысячелетий и сгинул… Потом такая же вспышка происходит на Альниламе или в районе Денеба, но расстояния слишком велики; разум, пройдя весь цикл развития, погибает, не успев за короткий срок отыскать себе подобных… Правильно?
– Вы умны не по годам, Коленька! Никто не исключает, что теоретически мы в космосе не одни. Возможно, в сотнях световых лет от Земли существует цивилизация на уровне каменного века, равно как возможно и то, что другая, куда более развитая цивилизация в этот момент погибает, неспособная справиться с неумолимой силой природы. Подумайте, сколько сверхновых загорается каждую минуту, сколько систем поглощаются черными дырами… Нам выпал шанс – один на триллион в сотой степени! Мы отыскали следы той самой уникальной и недолговечной искорки разума!
– Вот будет забавно, если эта дорога действительно окажется шуточкой первопоселенцев, – с плохо скрываемым сарказмом ответила Анна. – Давайте спать, господа мои, завтра будем на собственно опыте проверять теории Вениамина Борисовича. Хорошо зная доктора, я могу предположить, что ничем хорошим это не обернется.
– Вы пессимистка, Анечка, – добродушно отозвался Гильгоф. – Лучше подумайте о том, как потратите премию!
– Моя семья богата, – холодно бросила Аня. – И в нынешней ситуации несколько монет от ООН я предпочту вложить в тихий домик на краю Галактики. Только не уверена, что смогу их получить в обозримом будущем.
После этих слов Гильгоф обменялся с Коленькой донельзя унылым взглядом, и я окончательно понял: мои попутчики знают что-то такое, чего мне знать не полагается. Знали бы вы, как надоели эти постоянные недоговорки, тайны и непонятные намеки! Раздражает невероятно!
На вторые сутки путешествия по Дороге я начал уставать от однообразия и тягостного впечатления, которое производил на всех Лес. Пришлось прямо сказать Гильгофу, что лучше бы нам вернуться – запасы воды кончаются, ручьев и озер здесь нет, а животные долго не выдержат: гиппарионы привыкли много пить, и нынешний скудный водный рацион может убить лошадок. Доктор не послушался, сказав лишь, что если верить картам, мы вскоре выберемся к южным склонам хребта Баффина. Что ж, дело хозяйское – моя задача предупредить.
Кроме Леса и бесконечной ленты каменных плит, мы не увидели здесь ничего такого, что потрясало бы воображение. Ничего, кроме Леса. Гигантские стволы, постоянный полумрак, почти абсолютное беззвучие. По сравнению с кипящей жизнью саванной Лес выглядел пустыней: нет даже мелких животных, насекомые встречаются крайне редко, зато много «мокрой паутины» – обычных для хвойных лесов Гермеса колоний микроорганизмов, внешне напоминающих клочья огромных паучьих сетей, облепивших древесную кору. Подлеска никакого, только заросли серо-зеленого мха, редкие и чахлые травинки да черные крючья палых ветвей.
Далеко наверху шумел ветер, разгуливающий в верхушках деревьев, но под непроницаемым для солнечного света пологом не чувствовалось и единого дуновения. Все же нам пришлось приодеться – жара лесостепей сменилась влажной прохладой. Собаки выглядели грустно, Лес им не нравился, и мои псины предпочитали не уходить с дороги, следуя рядом с гиппарионами. Настроение людей тоже оставляло желать лучшего. Все, включая вечно жизнерадостного Крылова и разговорчивого доктора, за несколько первых часов похода через Лес стали чувствовать себя крайне неуютно. Я держался до следующего утра и после подъема потребовал вернуться, причем привел вполне разумные доводы. Гильгоф неожиданно проявил вроде бы несвойственную ему жесткость и настоял на продолжении пути. «Хорошо, – ответил я, – но последствия – за свой счет».