Глава девятая
По приезде в Москву я поступил на службу во вторую инженерную дистанцию и был назначен заведующим зданиями Московского военного госпиталя в Лефортове. Мне была предоставлена казенная квартира в здании бывшего Лефортовского дворца по улице Коровий брод и отпущены деньги на ее ремонт. Это была роскошная квартира в третьем этаже в пять больших комнат высотою по восемь аршин, с прихожей, ванной и кухней. Окна выходили на южную сторону и стены были такой толщины и такой теплоемкости, что мы не топили печей чуть ли не до декабря. После капитального ремонта квартиры и ее меблировки, частью привезенной из Петербурга мебелью и частью купленной вновь, мы переехали из дома отца.
С самого начала своей деятельности в военно-инженерном ведомстве, в котором я должен был прослужить по полтора года за каждый год моего образования в академии (то есть я не мог выйти в отставку ранее пяти лет), я почувствовал неудовлетворенность в работе по ремонтам и по составлению мелких смет. Ведь я уже был искушен такой интересной работой, какая выпала на мою долю в Харькове. За все время моей службы до 1905 года я имел только три новые постройки: заразный барак в госпитале, здание офицерского собрания для драгунского полка в городе Твери и часть зданий саперных казарм в Сокольниках. Остальные работы состояли исключительно из ремонтов, когда решительно не стоит иметь инженеров, на содержание которых государство несет большие расходы. Если подсчитать стоимость содержания всего состава инженерного ведомства в Москве и стоимость производимых работ, то окажется, что казна платит за надзор по работам до двадцати процентов их стоимости. Тогда как достаточно было иметь двух-трех хороших архитекторов и небольшой штат техников, которые обходились бы не более пяти процентов с сумм, истраченных на ремонт и новые постройки. Естественно, что я стал сейчас же искать работы на стороне и вскоре занял место помощника участкового инженера по постройке московской уличной канализационной сети. На этой работе я пробыл один год и могу сказать, что мне знакомы каторжные работы. Участок моих работ был за рекой Москвой, в него входили Якиманка, Калужская и ряд прилегающих переулков. Я вставал в шесть часов утра и возвращался домой в восемь вечера. Весь день я проводил на улицах, и работа моя заключалась в нивелировке и даче отметок по реперам, а также в проверке укладки под землей канализационных гончарных труб. Для этой проверки необходимо было десятки раз в день спускаться по распорам в канавы, доходящие до трех и более сажен глубины, ложиться в канаве на живот и проглядывать линию труб между смотровыми колодцами, в которые с одной стороны опускался фонарь. У нас были инструменты с зеркалом под углом в сорок пять градусов, которые можно было опускать в колодец и просматривать линию труб сверху, но инструменты были постоянно заняты, не давали ясного изображения, и все равно приходилось лезть в канавы для просмотра соединений и стыков труб. Хорошо еще если приходилось работать в сухом грунте, а при грунтовых водах я вылезал из канавы настолько грязным, что надо было надевать пальто, и на подкладке его образовывалась кора грязи. Во время перерыва в работе от двенадцати до двух часов я сидел в будке десятника, ел свою котлету с огурцом и нюхал сильный запах смоленого каната, который шел для проконопатки стыков труб. За эту работу я получал жалование в 75 рублей в месяц. Мой начальник – городской инженер В. К. Шпейер – не был привычен к подземным работам и, постоянно беспокоясь за тщательность укладки труб, заставлял нас проверять ее по нескольку раз. Однажды я застал Шпейера сидящим на краю канавы. Когда я обратился к нему с вопросами, то он ничего не ответил и только дико ворочал глазами с явными признаками душевной ненормальности. Пришлось проводить его домой. Врачи отправили Шпейера в отпуск на целый год для лечения нервного переутомления.
После этой работы я приступил к составлению смет на постройку в Москве на Бахметьевской улице нового здания Инженерного училища путей сообщения, теперешнего Института транспорта, а также к достройке и отделке дома в имении Соколово в пяти верстах от станции Химки. В Соколово я нанял для семьи дачу, совмещая работу со своими приездами на отдых два раза в неделю. Имение представляло собой удивительно красивую холмистую местность, пересеченную глубокими оврагами; ее называли русской Швейцарией. Это была историческая местность, там происходили соколиные охоты во времена Ивана Грозного. Соседняя деревня Куркино или Скуратово была вотчиной Малюты Скуратова, а про село Кобылья Лужа можно прочесть в романе Алексея Толстого «Князь Серебряный». В Куркине жил поп, который заговаривал от пьянства, и пьяницы из Москвы гуляли и безобразничали последний раз в местном кабаке. После жалоб помещика московскому митрополиту попа перевели в село Нахабино, где он продолжал свои заклинания пьяниц. Рядом с Куркиным было имение знаменитого доктора Захарьина, и после его смерти здесь была выстроена большая больница. В Соколове была дача, на которой в свое время жил знаменитый Герцен; он оставил на стенах своего кабинета записки с собственноручной подписью.
В Соколове была церковь, в которой я сделал новый мозаичный пол и осенью этот пол покрыли маслом; зимой масло застыло, а весной выступило крупными каплями. Поп этой церкви пытался организовать чудо и распространял слух, что пол церкви «точит миро», но его быстро угомонили.
В военном госпитале, зданиями которого я ведал целых пять лет, были удивительные порядки. На отопление зданий расходовались громадные суммы, и вновь назначенный начальник госпиталя уверял, что на дровах можно составить экономию до двадцати пяти тысяч рублей в год и что на пропитание больных солдат отпускаются такие суммы, что он может кормить их рябчиками. Действительно, новый начальник сделал в первый год своего управления экономию на одних дровах в двадцать тысяч рублей и прекрасно кормил больных; на следующий год экономия на дровах была только десять тысяч, а еще через год был перерасход, объясняемый суровой зимой, и больных кормили опять скверно. Когда московский главнокомандующий генерал Костанда пожелал ревизовать порядки госпиталя, то ему намекнули, что все цветы и растения в его казенной квартире доставляются из оранжереи госпиталя, поэтому он тоже принимает участие в нелегальных расходах госпиталя, и честный генерал должен был замолчать. Не лучше порядки были заведены и у нас, в инженерном ведомстве. Все строительные работы, ремонты и очистки дистанция производила исключительно через подрядчиков; когда подрядчик должен был получать деньги, то он являлся в кабинет начальника дистанции и вносил деньгами десять процентов с суммы своей получки, после чего получал ассигновку. Порядок этот строго соблюдался во всех дистанциях Московского округа, и начальники дистанций были распределителями получаемых сумм. Кто и сколько получал при дележке, я не знаю, но однажды мне передали пакет с тремястами рублей, который я отправил обратно начальнику дистанции через своего денщика, показав ему содержимое пакета. Однако нежелание подчиниться установленным порядкам преследовалось, и одного моего товарища для пользы службы сослали в Хабаровск, а другой, сказавшись больным, пролежал несколько месяцев в госпитале и с трудом ушел в преподаватели Александровского училища. Мне удалось отстоять свою независимость только потому, что мой дядя, военный инженер, был членом Государственного совета, и боялись, что я поставлю его в известность. Наивная жена моего начальника дистанции рассказывала, что она никак не предполагала, что место ее мужа столь доходно и что он зарабатывает двадцать тысяч в год, тогда как официального жалования он получал только три тысячи в год.
В Главном инженерном управлении в Петербурге места, чины и ордена продавались чуть ли не по таксе, и начальники дистанций ездили туда на поклон. При мне приехал в Москву новый начальник инженеров округа, и на ремонт его казенной квартиры было истрачено тридцать тысяч рублей, тогда как эта квартира была отремонтирована только два года назад.
В Главном инженерном управлении в Петербурге места, чины и ордена продавались чуть ли не по таксе, и начальники дистанций ездили туда на поклон. При мне приехал в Москву новый начальник инженеров округа, и на ремонт его казенной квартиры было истрачено тридцать тысяч рублей, тогда как эта квартира была отремонтирована только два года назад.
Получив работу по составлению сметы на постройку Инженерного училища, о чем я уже упоминал, я применил свой способ разработки сметы на большое здание. Сначала я проставил на планах все необходимые размеры, по которым точно определил количество работ в полном их объеме с сохранением всех арифметических и геометрических подсчетов для возможности их поверки и удобного пересчета в случае замены одной работы другой; это составляло первую часть сметы, так называемое исчисление количества работы. Вторую часть сметы составляло подробное описание работ с общими итогами исчисления их количества, единичными ценами на каждую работу по расценочным ведомостям и итогам стоимости каждой работы в целом; эта часть была настольной книгой при постройке и по ней можно было судить об экономии и перерасходах по каждой работе. Третья часть давала подсчет количества материалов и рабочих рук, определенный по Урочному положению; если в третьей части проставить единичные цены на рабочих и на материалы, то общий итог расходов должен был сходиться с итогом второй части, и это обстоятельство служило поверкой правильности исчислений. Кроме того, третья часть сметы давала данные для закупки материалов как при хозяйственном, так и при подрядном способе работ. Такой порядок составления сметы оказался очень удобным, объем сметы был не громоздким, и в смете легко было разобраться и получить необходимые данные.
Результатом моей работы было обращение ко мне со стороны архитектора Р. И. Клейна [35]