— У меня есть немного. Мне платят за концерты.
— Закончились твои концерты! Пока не вернешь наше бабло, не отпустим. Ведь так, Антоха? — воззвал к главному Васьков.
Самородов молчал, в его душе боролись противоречивые чувства: желание наказать воровку и преклонение перед ее талантом. Вновь увидев ее, обменявшись взглядами, он признался себе в очевидном — он желал найти ее не только из-за денег.
Они выехали за город, свернули на проселочную дорогу и остановились около уходящих вдаль рядов виноградников. Антон вышел, грубо выдернул Сану из машины и приказал напарнику:
— Витек, жди в тачке. Я с ней сам поговорю.
Он потащил девушку за собой между виноградных рядов, резко остановился, но продолжал удерживать ее.
— Отпусти, синяк будет, — отдернула руку Сана.
Он посмотрел на след от своей руки на ее белой коже и неожиданно ляпнул:
— Рядом море, а ты незагорелая.
— Когда? Руки еще более-менее, видел бы ты меня… — девушка осеклась.
Антон пожирал глазами похорошевшую Сану. Ее фигура наполнилась женственностью, движения приобрели кошачью мягкость, а к рубцу на лице он давно привык. Сана смутилась, отщипнула виноградинку, положила в рот.
— Еще кислый, — сказала она.
Он взял ее руку, поцеловал в раскрытую ладонь и прошептал:
— А ты сладенькая.
Теплая волна возбуждения пробежала по ее телу. За долгое время разлуки к ней никто не прикасался губами, и сейчас, хотя она отгоняла эту мысль, ей хотелось, чтобы ласки продолжились. Рука Антона легла ей на талию.
— Нет! — отрезала девушка.
Она вырвалась из объятий, метнулась влево-вправо, но виноградные лозы, растянутые на проволоках, преграждали путь в обе стороны. Сана обернулась, бежать назад глупо, там злой Васьков. Солнце уже закатилось за возвышенность, вечерний воздух стремительно свежел, а нагретая земля отдавала тепло. Антон стоял перед ней, ласкал теплым взглядом и ждал.
— Концерт начался, а я тут, — застенчиво улыбнулась Сана и почему-то добавила: — с тобой.
Он обхватил руками ее лицо, приблизил к себе и поцеловал в губы. Ей было хорошо, но она опять попыталась отбиться, что-то бормотала про прежнюю обиду и причиненную боль. Он порывисто шептал «прости» и не отступал. Их объятия походили на борьбу, но чем настойчивее действовали его руки, тем стремительнее борьба перерождалась в страсть. В какой-то момент она поняла, что пуговиц на блузке становится меньше, надо спасать дорогой костюм. Она расслабилась и подчинилась. Снятая одежда послужила им постелью.
Уже потом, надевая белье, она спросила:
— И что теперь? Денег я не могу вернуть.
Антон следил, как исчезает под тонкой тканью стройное незагорелое тело, стремясь напоследок коснуться бархатной кожи в самых нежных местах.
— Подслушал вашего администратора Мосягина, — признался он. — Шустрый тип, проделывает такие махинации — позавидуешь! Если его общипать, он шум поднимать не будет.
— Предлагаешь, как в Барнауле, подделать голоса? Но Мосягин знает мои возможности и первой заподозрит, — усомнилась Сана.
— Нужно подстраховаться. Насколько я врубился, успех его проекта — сумма двух составляющих: твоего голоса и раскрученного имени Арины Славской. Ни то, ни другое не принадлежит певице. Кстати, почему Мосягин называл ее Тоней?
— По паспорту она Антонина Курочкина.
— Кайф! На этом и сыграем. Дублерша, которая выступает с тобой, похожа на нее?
— В целом, да, только она дура.
— Так это замечательно! — Антон поднялся. Он еще не был одет, крепко прижал девушку к голой груди и подмигнул: — Ну что, вспомним старое?
Сана уперлась ладошками в его грудь, но быстро обмякла и легла щекой ему на плечо.
— Допустим, я согласна. Что потребуется от меня?
— Для начала, узнать, где Мосягин хранит деньги, как переправляет их в Москву?
— Тогда одевайся и вези меня обратно, — отпрянула девушка. — Ему наверняка уже сообщили, что я не явилась к началу. Надо успеть хотя бы ко второму концерту.
Они вернулись к машине. Хмурый Васьков, выкуривший несколько сигарет, заметил мятую испачканную одежду на смущенной парочке, отсутствие верхних пуговиц на блузке девушки и недоверчиво покосился на Самородова:
— Я не въехал, она призналась, где наши деньги?
— Деньги будут, — заверил Антон и обнял Сану за плечи. — Уголек теперь с нами, как раньше. Нас ждет крупное дело.
21
Конферансье Левон — невысокий пухленький лысый армянин, в концертном фраке с бабочкой чем-то напоминал пингвина. Левон служил доверенным лицом Мосягина и был приставлен к музыкантам дублирующего состава в качестве руководителя. Мягкий по натуре Левон привык к разгильдяйству артистов и до последней секунды ждал Шаманову, задерживая концерт. Однако солистка не явилась. Пришлось доложить Мосягину о случившемся. От души выругавшись, администратор дал команду работать под фонограмму и срочно выехал на личной «волге» в Краснодар.
Мосягин въехал в город, когда концерты уже закончились, и направился в гостиницу, где проживала группа. Он нашел Левона в закрывающемся баре. Конферансье потягивал коньяк, клюя большим носом в широкий бокал.
— Как прошло? — спросил Мосягин, подсаживаясь к приятелю, и тоже заказал коньяк.
— Жуть! Мы чуть не спалились. В середине концерта фонограмма заела, дублерша не сориентировалась и замолчала, дура.
— И что?
— Левон спас положение, — похвалили себя конферансье и выпил. — Десять минут анекдоты травил, пока аппаратуру настраивали.
— Найду нашу красотку, ноги ей обломаю, чтобы никуда не бегала.
— Сана у себя. Действуй! — махнул рукой конферансье.
— Она нашлась?
— Второй концерт отработала. Душевно, как никогда.
Мосягин залпом допил бокал и стремительным шагом вышел из бара. Он ворвался в номер Шамановой в смешанных чувствах: она напугала его своим исчезновением, но осчастливила быстрым возвращением.
— Ты что творишь? Подвела коллектив. Это недопустимо! — набросился он на певицу.
Сана только что вышла из душа. Она была в длинной ночной сорочке и увлажняла лосьоном ноги, попеременно ставя их на кровать и оголяя бедро.
— А вы платите больше, чтобы я ездила на такси, — парировала она.
— Что ты несешь? Причем тут такси?
— При том! Я вынуждена толкаться в автобусе. Из-за моего особенного лица ко мне цепляются пьяные придурки, издеваются. Сегодня меня чуть не изнасиловали. Вот, полюбуйтесь! — девушка указала на блузку с оторванными пуговицами и синяк на запястье.
— Как? — опешил Мосягин.
— И так и этак. — Сана опустилась на кровать, прикрыла лицо ладошками, имитируя слезы, шмыгнула носом. — Меня чудом спас старый знакомый, отбил от троих. А я, вместо того, чтобы заявить в милицию, попросила отвезти меня на концерт. Пою, а у самой слезы.
— Не надо в милицию, — вырвалось у администратора. — Кто тебя спас?
— Виктор, он сильный, я его по Барнаулу знаю. Он на своих «жигулях» на отдых приехал.
Мосягин задумался. По большому счету, Сана — это курица, несущая золотые яйца. Если кто-то свернет ей шею… Нет уж! Куклу-дублершу заменить легко, а вторую такую как Сана еще поискать. Лучше потратиться на ее охрану и продолжить штамповать денежные купюры.
— Сильный, говоришь, и со своей машиной. А заработать он хочет?
— Как?
— Будет возить тебя и охранять от придурков.
— Я спрошу. Мы утром договорились встретиться.
— Червонец в день твоего Витю устроит? — спросил Мосягин.
— Наверняка.
— Завтра в девять на него посмотрю. Если исполнительный и не болтливый — возьмем. Получать будет через Левона. И чтобы больше, никаких опозданий!
Сана благодарно кивнула.
Утром Васьков приехал к отелю на «жигулях» с алтайскими номерами. Мосягин положительно оценил его угрюмый вид, немногословие, хорошее состояние автомобиля, предупредил, что все расходы на машину лежат на водителе и дал добро. Теперь Васьков мог открыто и в любое время приезжать за Шамановой и получать за это деньги.
Первым делом Виктор отвез Сану к Самородову.
— Мой план сработал, — гордился собой Антон и похлопывал приятеля по плечу. — Поздравляю, Витек, ты теперь телохранитель, но не к телу прикасатель. Усек?
— Червонец в день — нехило, но где остальные деньги? — ворчал Васьков.
— Их мы возьмем у Мосягина, — заверил Антон и обратился к Сане: — Администратор еще здесь?
— Сразу укатил в Сочи.
— Замечательно! Приступаем ко второй части моего плана. Сейчас найдем свободный телефон-автомат, и ты поговоришь с дублершей голосом вашего администратора.
Сана выслушала инструкцию и позвонила в гостиницу. Когда ее соединили с дублершей она заговорила вкрадчивым, но требовательным голосом, каким Мосягин общался с артистами:
— Деточка, это Иосиф Мосягин, напомни, тебя как зовут?
— Лена Сидорова.
— Неправильно, — пожурил администратор. — На сцене ты кто — Арина Славская! Тебе же нравится быть известной певицей?
— Конечно.
— Настало время стать настоящей Ариной Славской — сменить паспорт. Понимаешь, о чем я?
— Нет, — честно призналась дублерша.
— Деточка, Лен Сидоровых, что грязи, а Арина Славская одна единственная. Ей станешь ты!
— Как это?
— Очень просто. Сейчас поедешь в милицию и скажешь, что ты певица Арина Славская, у тебя украли паспорт и деньги. Подаришь им свой диск с автографом и лучшие билеты на концерт.
— Свой диск?
— Ты же Арина Славская! Вдолби себе это в прекрасную головку. Как тебя зовут?
— Арина Славская, — с тщеславной улыбкой ответила дублерша.
— Молодец, привыкай к новому имени. Все! Больше не могу болтать по межгороду. Остальное тебе растолкует Шаманова.
После разъяснений по телефону Сана заявилась в номер к дублерше и повела себя, как начальник.
— Дай паспорт, — потребовала она, а когда получила документ, тут же его порвала.
— Зачем? Ты что! — на глазах дублерши выступили слезы.
— Тебе же Мосягин объяснил — ты теперь не Сидорова, а Арина Славская!