И тут до меня доходит.
Господи, нет! Этот огрызок не может им быть. Я верю в совпадения, но это уж чересчур для совпадения. Это треклятое чудо.
Детектив Дикон берет ситуацию в свои руки.
– Что вы здесь делаете, сэр? Здесь осуществляется арест.
Огрызок не поднимает глаз.
– Я здесь живу, офицер. Это моя квартира.
Ронел смеется:
– Вы меня разыгрываете, правда? Вы Кармин Делано?
– Так точно, офицер, – говорит он, и от этих трех слов София для меня потеряна. Все труды последних лет смыты, как не было. Она отстраняется от моих объятий.
– Кармин. – София протягивает руки к этому типу, истязавшему ее годами. – Кармин, малыш…
Тип на миг вскидывает глаза на нее и трясет головой.
Не сейчас, говорит движение. Подожди, пока коп уйдет.
Недоносок все эти годы сидел в тюрьме. Не на том свете, а за решеткой.
Ронни нелегко примириться с таким головокружительным совпадением.
– Вы Кармин Делано? – снова спрашивает она. – И явились тютелька в тютельку в этот миг. Невероятно.
– Я только пришел к себе домой, офицер, – мямлит человек, претендующий на роль пропавшего мужа Софии, явившегося домой как раз в тот момент, когда его жену собирались упечь за его убийство.
Ронни узнает тюремную дисциплину с первого взгляда.
– Покажите мне руку, осужденный, – приказывает она, и Кармин без колебаний роняет свою дорожную сумку и закатывает рукав, обнажив предплечье, покрытое чернилами.
– Тюремные татуировки, – констатирует Ронни. – «Арийское братство». Мои любимчики. Когда вышел?
– Две недели, – угрюмо бурчит Кармин. – Отбыл двадцатку от звонка до звонка без УДО.
– Где?
– Истхэм, Хьюстон.
Ронни присвистывает.
– Свиноферма? Там муйней не хаются. Есть документы?
Вытащив из кармана кителя конверт, Кармин протягивает его Ронни.
– Только справка об освобождении.
– Поведайте мне, как вы угодили на «Ферму», мистер Кармин Делано, – велит Ронни, изучая бумаги.
– Вооруженное ограбление, офицер. Направлялся в Мексику и поиздержался.
– Вы кого-то убили, Кармин?
Тот переминается с ноги на ногу, как виноватый школьник перед кабинетом директора.
– Мужик в банке помер. Старик. Сказали, сердечный приступ.
Ронни сует бумаги в конверт.
– Значит, без УДО. Вам повезло, что не кончили с иглой в окружении зрителей.
– Да, мэм, – соглашается Кармин, но на Ронни его вежливость впечатления не производит.
– Мэм? Вот уж не думала, что люди из «Братства» зовут людей вроде меня «мэм». Ты не заметил, какого я цвета, сынок?
– Я только старался выжить, офицер.
Детектив Дикон шлепком припечатывает бумаги к груди Кармина. Крепко.
– Ага? Что ж, это фуфло насчет превосходства тут не катит. Твоя рожа теперь в моем лексиконе, Делано, так что уповай, чтобы никто не совершил никаких преступлений на почве ненависти, потому как если что, я приду прямиком по этому адресу. Уяснил?
– Абсолютно, офицер. Эти дни для меня позади. И я собираюсь свести эти тату лазером.
– Хорошо. Вот Дэниел знает косметического хирурга. Не самого надежного, зато дешевого. – Она оборачивается к Софии: – А вы! Хватит отнимать время у полиции своими признаниями под градусом. В следующий раз я найду, в чем вас обвинить.
С равным успехом Ронни может находиться в другом измерении, София ее попросту не замечает. Мне знакомо это чувство.
Дикон прикрывает полой плаща оружие, значок и наручники.
– Похоже, на тебя тут ноль внимания.
Я оборачиваюсь к Софии, чтобы проверить, так ли это. А не следовало бы, потому что я для нее сейчас невидимка. Она меня даже не узнает.
– Кармин, милый, – говорит она и, могу поклясться, источает сияние. – Я знала, что ты вернешься. Я знала, что ты меня любишь.
– Я мечтал о тебе каждую ночь, София, – отзывается он, и они тянутся друг к другу, как собаки, рвущиеся с поводков. – Даже когда меня опускали, я думал о тебе.
Опускали?
Это должно разрушить очарование, но нет.
– Бедный малыш, – воркует она. – Тебе делали больно?
Ронни дает тычок мне в плечо.
– Подвезти, солдат? Или ты собираешься докатиться в клуб на пятом колесе, которым стал?
Я хватаю DVD-бокс «Дэдвуд» с кофейного столика, будто последний ошметок своей гордости. Диск по-прежнему в плеере, но пусть уж там остается.
– Можно сесть вперед? – спрашиваю я, надеясь, что нижняя губа у меня не дергается.
Я шагаю к двери, будто в свинцовых ботинках, на каждом шагу ожидая от Софии хоть словечка.
Прощай, спасибо.
Хоть чего-нибудь.
Но от нее ни звука. Она больна, я знаю, и прикована к этому человеку geasa, однако от этого мое сердце не становится менее разбитым.
Вот так я и покидаю сцену.
Когда дверь за нами закрывается, я слышу топоток ножек Софии, бегущих по паркету в объятья Кармина.
Мой телефон чирикает, и я проверяю, что там.
Каннибализм – не единственный способ жрать людей живьем. Любовь не менее эффективна.
Я чуть ли не оглядываюсь, чтобы убедиться, что Саймон Мориарти не следит за мной.
Глава 13
В клубе по-прежнему царит немалое оживление, и держу пари, Джейсону не помешает помощь со списком недоделок, но на сердце у меня тяжело, а пальцы у меня слишком толстые для тонкой работы, так что я украдкой проскальзываю через заднее крыльцо, будто подросток, нарушивший комендантский час, чтобы выпить сидру, и по квадратно-спиральной лестнице взбираюсь в свои апартаменты.
Полы сотрясаются от танцевальной музыки, но, прожив немало лет в одном доме с Софией Делано, я могу спать при любой суматохе, не сулящей летального исхода. Раздевшись до трусов, я ложусь на кровать, способную принять все мое тело, если лечь по диагонали и не слишком ворочаться.
В конце концов, уснуть мне мешает не шум оформительских работ, а связанная с ними околесица. Джейсон и его мальчики улюлюкают во время работы, а еще я слышу ксилофонный перезвон бокалов, поднимаемых каждые пару минут. Человечество дотягивается до меня вкупе с чистой, бурной радостью этих ребят. Я знаю, что спустись я вниз и присоединись к празднованию, меня бы встретили с распростертыми объятьями, но я предпочитаю просто лежать здесь и страдать от зависти. Кстати, угрюмый настрой заразителен, и я наверняка доконал бы их вечеринку до смерти минут за двадцать. Все равно что заявился бы папаша Джейсона в своей футболке «Геи – порождения сатаны». Такая футболка у папаши Джейсона действительно есть. Джейсон додумался сказать отцу, что если геи – порождения сатаны, то он и есть дьявол во плоти. Отцу потребовалось пару дней, чтобы раскумекать это.
Так что я лежу здесь в кровати и тешу себя кислотной тоской, проигрывая события этой недели снова и снова, но неизменно возвращаясь к выражению остекленевшего обожания во взгляде Софии, когда Кармин замаячил у нее на пороге. Блин, она готова была выпрыгнуть из платья для этого парня прямо с порога.
Я дурачил себя. Я никогда ничего для Софии не значил.
Ничего. Ничегошеньки. Она даже не могла припомнить моего имени.
Долгими часами мои мысли кружат и кружат по нисходящей спирали самооценки, пока я в конце с криком «а, погребать!» не бреду в ванную, где нахожу пузырек почти не просроченного триазолама и проглатываю три таблетки всухую. Затем снова ложусь и смотрю, как солнце взбирается за моими льняными жалюзи, как дешевый спецэффект в теневом кукольном театре.
Уж теперь я наверняка засну. Наверняка.
Даже София не может состязаться с тремя таблетками триазолама.
Я сплю как убитый, и сны у меня смутные – наполненные темными тенями и сверкающими гранями. Единственный мазок цвета – малиновый круг восходящего солнца, превращающегося в розовые стринги, и остатки вины за постигшую Фортца и Кригера участь, которую я еще испытываю, испаряются вместе с последними обрывками сна.
– Поделом этим мудилам, – говорю я в потолок, потом скатываюсь с кровати в упор лежа, чтобы отжиманиями доказать себе, что еще не покатился под гору. И то, что я испытываю утренний стояк, которым любой приличный пещерный человек должен высекать огонь, тоже положительный признак – и в физическом, и в психологическом отношении, но отжимания у меня из-за него не настолько глубокие, как следовало бы.
Старый пес еще не испустил дух, несмотря на Софию.
И все же одно лишь упоминание ее имени сбрасывает мой напор эффективнее, чем воспоминание о Фортце в фартуке. Я валюсь потной раздавленной массой и понимаю, что еще не выбрался из эмоциональной чащи.
Шум казино просачивается между досками пола, откуда следует, что реконструкция еще идет, или я проспал грандиозное открытие, что меня бы вполне устроило. Джейсон, твердящий мне, чтобы я развеселился к чертям, – последнее, что мне сейчас нужно. Но я должен туда спуститься; что я буду за клизма, если не спущусь?
Я надеваю серый костюм «Банана Рипаблик», который купил на январской распродаже специально для этого случая, но он не дает мне импульса энергии, на который я надеялся.
Теперь ты болван-рогоносец в костюме.
Я беру телефон, чтобы посмотреть время и сообщения. Я прозевал массу и того и другого. Уже восемь тридцать вечера, у меня дюжина пропущенных звонков и пси-«твит».
Всем моим «твитам»: Будьте счастливы. Не упускайте день. Проживите его сейчас. От меня-то чего вам надо, люди?
Смахивает на то, что доктор Саймон подустал от своей онлайн-практики. Может быть, вселенский круглосуточный доступ далеко не так забавен, как он думал.
Я проскальзываю из своих апартаментов через смежную дверь на лестничной клетке прямо в бурлящую человеческую массу. Клуб набит посетителями.
Я откровенно изумлен.
Джейсон не пожалел сил с электронной рассылкой и так далее, но подобного оборота я не ожидал. Вокруг колеса рулетки толпа мужиков. Компания студентов колледжа делает ставки, швыряя двадцатки дилеру блэкджека, а кабинки забиты молодыми пижонами, сидящими за кувшинами пива.