Понедельник, 6 апреля. Проклятие!.. Я удаляюсь от Солнца, не проникнув в его тайны!.. Что же случилось? Какая сила исторгла меня из холодных объятий смерти?.. Что было со мною эти сорок часов, когда я был в обмороке?.. Не знаю, но факт в том, что диск Солнца все более и более уменьшается, а вместе с тем падает и термометр.
Секрет открыт: комета Туттля, нагнав меня, увлекла вагон своим притяжением, и я падаю на ее поверхность. Радоваться мне или печалиться?
Конечно, я спасен от смерти, но зато – прощай надежда изучить тайны Солнца!»
На этом месте Михаил Васильевич прервал чтение дневника Шарпа и крепко пожал руку своего прежнего врага. Сломка, Гонтран и Елена, в молчании слушавшие историю отважной попытки приблизиться к Солнцу, последовали его примеру, объятые невольным чувством уважения к безграничной смелости человека, ради науки рисковавшего жизнью.
– Надеюсь, – с очаровательной улыбкой заметила своему похитителю молодая девушка, – что моя тень не будет более беспокоить вас!
Один Фаренгейт продолжал бросать на своего врага взгляды, полные ненависти. Затем, вдруг ожесточенно плюнув наземь, он повернулся и пошел прочь, теребя свою бороду и рыча сквозь зубы проклятия на всех и вся.
Однако бессильная ярость мстительного американца никого не испугала. Михаил Васильевич утащил Шарпа в свою обсерваторию, и там оба ученых вступили в оживленный научный спор; что касается Елены, то она принялась готовить для проголодавшихся путешественников ужин. Сломка и особенно Гонтран деятельно помогали ей, рассказывая между делом подробности своей экспедиции.
– Любопытно знать, о чем это болтают старики, – заметил Сломка, когда все похождения друзей были описаны.
– Где это? – спросил Гонтран, заглядевшийся на свою невесту и пропустивший мимо ушей замечание инженера.
Последний кивнул головой в сторону обсерватории.
– Послушать разве? – продолжал он, немного помолчав.
С этими словами Сломка осторожно подкрался к обсерватории и начал прислушиваться.
– Так вы уверены, что Вулкан существует? – донесся до его ушей вопрос Осипова.
– Помилуйте, я его видел собственными глазами, – серьезно отвечал Шарп.
Сломка поспешил назад к костру и недоуменно передал Гонтрану, что ему удалось слышать. Гонтран, смеясь, рассказал ему про свой уговор с Шарпом.
К ужину явился и Фаренгейт, мрачный и сосредоточенный, что не мешало ему, однако, кушать за четверых.
Удовлетворив, наконец, свой аппетит, он обратился к Гонтрану:
– Не можете ли вы уделить мне две-три минуты? Только наедине.
– Наедине? – удивленно спросил Гонтран. – Впрочем, извольте. Чем могу служить вам? – проговорил молодой человек, отходя с Фаренгейтом в сторону.
– Видите, в чем дело, – начал американец, – до сих пор я был спутником Осипова единственно потому, что надеялся нагнать Шарпа и отомстить ему. Но мои надежды оказались разбитыми. По непростительной слабости вы защищаете этого злодея, вместо того, чтобы расправиться с ним по закону Линча.
Гонтран молча пожал плечами.
– Ну, да это вещь посторонняя, – продолжал американец, – и мы не будем о ней говорить. Перейду прямо к тому, о чем я хотел просить вас. Я предвижу, что Осипов, разохотившись, будет до бесконечности шагать с планеты на планету, и в конце концов мы залетим в такую даль, откуда никогда не вернемся на Землю. А этого я вовсе не желаю и намерен при первой же возможности отправиться к себе в Чикаго, пока мы еще находимся в пределах Солнечной системы.
– Чем же я могу помочь вам?
– Как чем? Вы один можете изобрести способ, при помощи которого я мог бы перелететь на Землю с этой проклятой кометы.
Гонтран вынужден был употребить все усилия, чтобы не расхохотаться в глаза Фаренгейту.
– Простите меня, сэр Джонатан, – отвечал он, сдерживая предательскую улыбку, – но только я попрошу у вас позволения предварительно посоветоваться с моим другом. Вячеслав! – крикнул Гонтран.
– Я здесь! – отозвался инженер, подходя к собеседникам. – Что надо?
Гонтран передал приятелю заявление американца и был немало удивлен, увидев, что Сломка принял его с живейшим сочувствием.
– И прекрасно! – воскликнул инженер. – Мне самому, признаться, надоело таскаться по небу, и я с удовольствием готов быть вашим спутником, мистер Фаренгейт.
– Как? А я? – проговорил ошеломленный Фламмарион.
– А ты что хочешь, то и делай: хочешь, так сопровождай нас, не хочешь, продолжай странствовать.
– Я бы с удовольствием возвратился, но Елена…
– Уговори ее ехать с тобой.
– Она не оставит отца.
– Тогда уговори Осипова вернуться.
– Он не захочет.
– Ну, тогда… – Сломка пожал плечами.
– И потом, как вы вернетесь на Землю?
– Очень просто: на воздушном шаре.
– На шаре?
– Ну, да, конечно; комета, обогнув Солнце, на возвратном пути должна так близко пройти около Земли, что заденет последнюю своим хвостом. Мы воспользуемся этим и перелетим на родную планету.
– А из чего ты сделаешь шар?
– Он уже готов.
– Как, ты думаешь применить селеновый шар?! Но это невозможно!
– Почему же? Объем его равен 630 кубическим метрам, а вес – 1000 килограмм; если наполнить его водородом, то, благодаря плотности кометной атмосферы, мы получим подъемную силу около 2 килограммов на кубический метр, всего, значит, более 1500 килограммов; вычитая отсюда вес самого шара, получим в остатке подъемную силу в 500 килограммов, цифра не маленькая.
Гонтран задумался.
– Как же быть с Еленой? – спросил он приятеля.
– Да устрой ее похищение! – посоветовал ему Сломка.
– Я честный человек, – возразил Гонтран с достоинством.
– Ну, тогда как хочешь! Время еще терпит: у нас в распоряжении целых три месяца. Подумай!
Беседуя таким образом, друзья возвратились к шару и через несколько минут улеглись спать.
Глава XXVНа дне озера
– Солнце!.. Солнце!.. Скорее сюда!..
Этот крик, в котором слышались не то тревога, не то восторг, заставил всех обитателей меркурианского острова спозаранку вскочить на ноги.
– Что такое? – спрашивали они друг друга, протирая глаза.
Крик повторился. На этот раз не было никаких сомнений, что он доносился из обсерватории и принадлежал никому иному, как Теодору Шарпу.
– О, черт бы тебя побрал! – пробормотал в ответ своему врагу Фаренгейт, укладываясь снова спать.
Михаил Васильевич, Гонтран и Сломка оказались более любознательными и поспешили в обсерваторию.
– Что такое у вас, коллега? – спросил Осипов, входя.
Старый ученый не успел закончить фразы, прерванной невольным восторженным восклицанием, к которому присоединились возгласы его спутников.
И было чем восторгаться. Весь восточный край горизонта, казалось, был охвачен ярким пламенем. От солнечного диска на многие тысячи миль исходили столбы огня, как будто извержение свирепствовало на поверхности дневного светила.
Через несколько минут извержение стало слабеть, яркость пламени уменьшилась, но взамен того с поверхности Солнца поднялась громадная газообразная масса, до 85000 верст высотой, при вдвое большей длине. Это гигантское облако оставалось неподвижным, между тем как огненные столбы, соединявшие низ его с поверхностью Солнца, продолжали крутиться и изменять свою форму.
Так продолжалось несколько мгновений. Потом вдруг взрыв, казалось, потряс все Солнце. Газообразная масса, подобно гигантскому фейерверку, взлетела в пространство и разорвалась на мириады огненных хлопьев, искр, частиц.
Восхищенные зрители разразились восклицаниями восторга.
– Какая прелесть, это что-то волшебное! Точно из «Тысячи и одной ночи».
– Замечательное явление, не правда ли? – обратился Шарп к Михаилу Васильевичу.
– Да… А вы успели измерить эту газообразную массу?
– Как же… По-моему, выходит…
– Все это прекрасно, вмешался в разговор ученых Сломка, – но еще лучше бы нам подумать о своей шкуре. Ведь наша комета пройдет всего в 230 000 миль от Солнца, то есть, на расстоянии в 160 раз меньшем, чем то, которое отделяет от Солнца Землю. А это значит, что нам придется вытерпеть жару в 25600 раз сильнее той, какая бывает на Земле в летние дни.
– Б-р-р, – содрогнулся Гонтран. – Твои цифры могут хоть кого привести в ужас!
Оба астронома задумались.
– Да, Сломка, ваши опасения вполне основательны, – проговорил Шарп.
– Ну, не совсем, – заметил Осипов. – Ведь комета движется со скоростью почти 500 верст в секунду. Благодаря этому она едва ли будет иметь время поглотить слишком большое количество солнечной теплоты.
– Вы думаете? – с легкой насмешкой спросил Сломка.
– Не думаю, а уверен, – сухо возразил профессор. – Спросите Шарпа, и он скажет вам, что комета 1843 года прошла всего в 31000 милях от Солнца, однако она не сгорела.
– Все это так, но и 236000 миль от Солнца – хорошая штука, так что нам надо серьезно подумать о себе.
– Не отрицаю. Что же нам сделать?
– По-моему, проще всего – перенести все наши пожитки из шара в вагон, потом затопить его на самом глубоком месте кометного озера и отсиживаться там, пока комета не обогнет Солнце. Можно затопить и шар, чтобы он не испортился от жара.
– Браво, браво, Вячеслав! – воскликнул Гонтран. – Твой план просто гениален. Но вот только чего я не понимаю, ты, помнится, сказал мне, что озеро состоит не из воды, а из какой-то жидкости, вроде нефти. А ведь нефть горюча. Вдруг это озеро вспыхнет?
– Относительно этого могу вас успокоить, Гонтран, – вмешался Шарп. – Жидкость, из которой состоит озеро, действительно похожа на нефть по виду, но состав ее совсем другой, и она совершенно не способна гореть.
Посоветовавшись несколько минут, путешественники решили осуществить проект Сломки и в тот же день приняться за его исполнение. Все вооружились топорами и принялись мастерить повозку, на которой можно было бы перевезти шар на берег озера. Деревья, росшие на Меркуриальном острове, доставили отличный материал для этого сооружения. Через двое суток повозка была готова, шар взгроможден на нее при помощи рычагов, и все, одевшись в скафандры, принялись тащить самодельную колымагу. Хотя на комете, благодаря ее объему, сила тяжести была значительно слабее, чем на Земле, однако прошло не менее трех дней непрерывного труда, пока наконец повозка достигла берега озера. Усталые, обессилевшие путешественники не могли даже отдохнуть порядком: комета с каждым часом приближалась все ближе и ближе к Солнцу; жара достигла крайних пределов, надо было торопиться. Поэтому они, не мешкая, принялись за замер озера. Озеро не отличалось глубиной, Сломка и Гонтран только через несколько часов отыскали место, где дно находилось на десяти саженях от поверхности. Эта глубина была признана достаточной, и здесь решено было затопить вагон с шаром.