К 12 часам я подъехал к прокатной конторе. Навстречу мне шли, вернее, чуть ли не бежали Саша с Олегом.
— Встретимся на набережной у обменного пункта, — сказал Олег. И они с Сашей поспешили дальше.
Я сдал свой мотобайк, забрал паспорт, который оставлял в залог, и вскоре нагнал своих попутчиков. Олег объяснил причины их странного поведения:
— На одном из поворотов мы налетели на бордюр. Мотобайк поцарапали. Не очень сильно. Но если приглядеться, то заметно. Когда мы его сдавали, никто ничего не заметил. Стали тебя ждать. Но нервы не выдержали.
Глава четвертаяТаиланд
От Вьентьяна до Моста дружбы на Меконге мы доехали автостопом. Вначале в кузове пикапа с боевыми петухами в плетенных из пальмовой коры клетках, затем в микроавтобусе, на выходе из которого я забыл сумку с видеокамерой, но, к счастью, успел спохватиться до того, как машина уехала.
На тайской стороне Моста дружбы мы получили въездные штампы, дающие нам право находиться в Таиланде вплоть до месяца. Нас тут же обступили таксисты с предложением отвезти в Ногкхай — ближайший к границе тайский город. Но мы их проигнорировали, прошли метров двести по дороге и стали голосовать.
Как это обычно и бывает в Таиланде, стоять с протянутой рукой долго не пришлось. Быстро попался пикап с пустым кузовом. Потом — еще один, и еще…
В Таиланде в сельской местности нет необходимости искать гостиницу. Проще найти ближайший буддийский монастырь. Их там больше, чем гостиниц.
При посадке в очередной пикап я как мог — на английском языке и при помощи жестов объяснил, что мы не едем в какое-то конкретное место, а всего лишь ищем ближайший монастырь, чтобы там переночевать. Водитель прекрасно меня понял. Мы немного проехали по шоссе, а затем свернули в сторону и километра через два остановились у дверей деревенского вата.
В монастыре шла… дискотека. На огромный экран проецировали надписи на тайском языке, а из динамиков (такие используют для проведения концертов поп-музыки на стадионах) неслась оглушительно громкая музыка. Колонки громыхали так громко, что низкие частоты, казалось, вот-вот разорвут наши барабанные перепонки.
Монахи, все сплошь курящие, привели нас в храм.
— Прямо тут и спите, — сказал самый старый из них.
В таком предложении не было ничего удивительного. В деревенских храмах не только молятся. В них также спят и едят. Ужин нам не предлагали — в буддийских монастырях только завтракают и обедают. Но принесли электрический чайник. Однако чаю попить нам было не суждено. Мы уже подключили к розетке три нетбука и пять зарядных устройств для аккумуляторов. Но стоило туда же включить еще и электрический чайник, как свет в храме погас. А дискотека продолжалась!
Так мы и спали в полной темноте, без вентиляторов, но под нестерпимый грохот. В проведении на территории деревенского вата светского праздника нет ничего удивительного. В деревнях ведь нет ни домов культуры, ни клубов — вообще нет никаких других общественных мест, где могли бы собраться все жители. Поэтому не только религиозные, но и культурные мероприятия устраивают в монастырях. В конце концов, они ведь и содержатся не монахами, а всей деревней.
Утром монахи пришли в храм еще перед рассветом и стали с особой тщательностью подметать выложенный кафельной плиткой пол. Затем его вымыли мокрыми швабрами и застелили длинными узкими пластиковыми циновками — ряд за рядом, вплоть до самой дальней стены. Не занятым остался лишь небольшой пятачок перед помостом для монахов. Там установили длинный деревянный стол. Накрыли его скатертью и расставили пустые монашеские котелки, которые обычно используют для сбора подаяний.
Вскоре стали подтягиваться местные жители — женщины и мужчины, старики и дети. Они несли с собой кастрюли с горячим супом, миски с рисом и тушеным мясом, тазы с зеленью. Народная религия во всех странах мира тесно связана с едой. Да и все первые обращенные к духам и богам молитвы были именно о хлебе насущном.
С точки зрения обычного буддиста, задача жизни не в том, чтобы достичь нирваны и выйти из цепи перерождений. Этим озабочены только самые набожные и интеллектуальные буддисты. Важнее обеспечить себе лучшие условия в будущей жизни.
Логика простая: чем больше благих дел совершишь в этой жизни, тем больше улучшишь свою карму. А чем больше улучшишь карму, тем больше денег и ценностей получишь в следующем перерождении. Карма для буддиста — это как резюме для карьериста, перечисление всех заслуг и промахов. Будешь хорошо работать, будет хорошее резюме. А с хорошим резюме наверняка найдешь работу получше. Шаг за шагом, глядишь, и дослужишься до самых высоких постов. Так и буддист-мирянин надеется постепенно, шаг за шагом, вскарабкаться на вершину буддийской карьеры и попасть в нирвану. А для этого есть только один способ — улучшать свою карму.
Все благие дела улучшают карму. Но в разной степени. Больше всего «очков» можно заработать за строительство монастыря или храма. Именно поэтому их в Таиланде так много. Однако строительство монастыря не каждому по карману. Иначе они сейчас стояли бы не через каждые пять километров, а через пять метров друг от друга. Поэтому приходится заниматься пусть и менее выгодной, с точки зрения улучшения кармы, но более доступной благотворительностью.
Один из самых простых и всем доступных способов улучшить свою карму — накормить монахов. Буддийские монахи с котелками для подаяний каждое утро обходят окрестности своего монастыря. И каждое утро миряне-буддисты жертвуют им часть еды со своего стола. Но в обычные дни и еда у людей простая. А в праздники готовят специальную праздничную еду. И ее уже сами несут в монастыри.
Пища жертвуется монахам не только в эгоистических интересах — для улучшения собственной кармы. Люди передают через монахов пищу… своим предкам. Конечно, они не сидят в аду или раю — у буддистов этого нет, а уже давно переродились в человеческом или зверином облике. Но и им может понадобиться пища. А как, кроме как через монахов, ее передать? В этом представлении очевидны отголоски вытесненного на периферию сознания, но не уничтоженного окончательно добуддистского культа предков.
Однако, при всей важности еды, утренняя служба началась не с нее. Над алтарем, расположенным здесь в нише за помостом для монахов, натянули транспарант. На белом полотнище было что-то написано синими тайскими буквами. Но самое важное выделили красным цветом. Это были первая строчка текста, а также цифры под ней — 18 и 2553. Очевидно, имели в виду сегодняшний день — 18 января 2010 года (буддисты считают не от Рождества Христова, а от дня рождения Гаутамы Будды). Значит, мы, сами того не подозревая, попали на какой-то большой праздник.
Монахи уселись на помосте, а прихожане устраивались рядами на полу. Пока люди подтягивались, пожилой мужчина рассказывал в микрофон какие-то истории, чтобы скрасить ожидание начала церемонии. Говорил он без остановки и часто смеялся. Вероятно, шутил или рассказывал анекдоты.
Наконец все расселись по своим местам. И первых рядах уселись самые уважаемые и богатые жители деревни, за ними — все остальные, по мере убывания важности.
Была здесь и своя VIP-ложа. Вдоль окна, торцом к помосту, на котором сидели монахи, лицом к столу расселись самые деятельные организаторы — судя виду, местные чиновники и богатеи. Они сидели не на полу, а на диване. Именно для того, чтобы подчеркнуть свою большую важность.
Конечно, выше монахов сидеть не положено никому — только королю. И то лишь потому, что он считается главой не только государства, но и буддийской общины. Но все здесь было рассчитано очень четко. Диван был такой высоты, что сидевшие на нем уважаемые прихожане оказывались чуточку, но все же ниже, чем монахи на помосте.
Монахи тоже сидели не как попало, а в полном соответствии со своим статусом в иерархии. Самый главный, очевидно настоятель монастыря, восседал в дальнем от нас конце помоста — ближе всего к VIP-ложе. За ним шли менее заслуженные монахи. Все были одеты в одинаковые робы без знаков различия. Поэтому со стороны было заметно только, что ранги примерно соответствуют возрасту. За самым главным монахом был монах лишь немногим его моложе, затем шли еще более молодые.
Служба началась с совместной молитвы. Монахи хором читали текст, а потом делали паузу, во время которой прихожане — также хором — его нараспев повторяли.
После окончания молитвы прихожане выстроились в две колонны — мужскую и женскую. Мужская колонна проходила вдоль одной стороны стола с монашескими котелками, женская — с другой. У каждого прихожанина в руках была плетеная или металлическая корзинка с мелкими упаковками еды: сладости домашнего приготовления, покупные печенья и конфеты, мелкие фрукты — мандарины или яблоки. Их они и раскладывали по монашеским котелкам, медленно проходя вдоль стола.
Прихожан было много. И даже несмотря на то, что каждый клал в монашеские котелки какие-то сравнительно мелкие упаковки еды, они быстро забивались доверху. Тогда организаторы мероприятия брали их и… высыпали в общие пластиковые корзины. Вскоре котелки опять были наполнены, и их вновь опорожняли.
Когда все прошли, настал черед горячей еды. Овощные, мясные и рыбные блюда, а также супы и тарелки с очищенными фруктами (арбузы, папайя, ананас) предварительно собрали в одну общую кучу. Централизованно разложили по тарелкам и мискам, а затем расставили их на том же столе, уже освобожденном от монашеских котелков. Когда стол был уже весь заставлен, миски и тарелки с него переставили на помост перед монахами. Вновь заполнили мисками стол. И вновь их переставили на помост перед монахами. И так несколько раз, пока стол не остался чист, а весь помост перед монахами был заполнен мисками с горячей пищей.
Миряне занимались своим делом в полной сосредоточенности и тишине — стараясь все распределить в точном соответствии с заранее намеченным планом. А монахи в это время терпеливо ждали и продолжали распевать молитвы.