шли на покрытую красной черепицей крышу.
Сверху открывался вид на соседние крыши, также по большей части черепичные, на купола и колокольни церквей, на окружающие город безжизненные горы и ярко-голубое небо с редкими белыми облаками.
Монетный двор по своей архитектуре похож на типичный испанский монастырь — с внутренними дворами, галереями, деревянными балконами. Из добытого на соседних рудниках серебра здесь чеканили монеты, которые испанские галеоны отвозили в Европу (позднее большую часть этих монет англичане увезут в Китай в оплату за чай).
— Парадоксы истории, — сказал гид. — Раньше мы чеканили монеты для всей Европы. А сейчас сами не можем сделать даже свои деньги, и нам их печатают в Голландии.
Местные жители были одеты так, будто достали свою одежду из дедовских сундуков и надели на себя, даже не потрудившись стряхнуть с нее пыль. Молодые боливийки щеголяли в джинсах и синтетических куртках. А их мамаши расхаживали по мощенным булыжником улицам в юбках до пят и вязаных жакетах, поверх которых на плечи были накинуты ярко окрашенные шали с кистями. На головах — оригинальные шляпки, удивительно похожие на английские котелки, в которых сто лет назад расхаживали джентльмены.
Руки так и тянулись к фотоаппарату, чтобы зафиксировать «уходящую натуру». Но фотографировать боливиек совсем не просто. Едва завидев нацеленный на них объектив, они сразу же отворачиваются или прикрывают лицо шляпкой.
В центре города наше внимание привлекла громкая веселая музыка. Вскоре обнаружился и ее источник. Музыканты кучковались в палисаднике перед входом в церковь. Все они были одеты в малиновые пиджаки, поэтому казалось, что мы попали па «стрелку» новых русских. Огромные барабаны с надписью «Union magistrat Potosi», медные трубы и литавры лежали на земле, в ожидании начала парада.
В Потоси начиналась фиеста Де ла Вирхен де Канделариа, или «Праздник непорочности». Участники предстоящего карнавального шествия с бумажным конфетти на головах и бумажными же «медалями» на груди, не сильно полагаясь на религиозный экстаз, методично накачивались пивом. И с каждым часом им становилось все веселее и веселее.
Музыканты играли живее, а танцоры в карнавальных костюмах и танцовщицы в мини-юбках и высоких сапогах, с плюмажем из страусиных перьев на шляпках уже не могли спокойно устоять на месте и начали отплясывать в такт музыке.
Только когда, по мнению организаторов, участники карнавала приобрели подходящую форму, началось шествие. Длинной змеей оно растянулось по центральным улицам, вовлекая всех в праздничное веселье.
Мы были на грани обморока. И не из-за пива или танцев. У нас стали проявляться симптомы горной болезни, точно соответствовавшие их описанию в медицинских учебниках: эйфория, головокружение, общее лихорадочное состояние, сонливость…
При наступлении горной болезни самое правильное — оставаться на месте, пройти период акклиматизации, дать организму время привыкнуть к высоте и недостатку кислорода. Мы поступили… с точностью до наоборот. И поспешили на автобус в Уюни.
Автобус пришел в Уюни не утром, как нам бы хотелось, а посреди ночи. Я посмотрел на часы. Была половина двенадцатого. Значит, мы ехали из Потоси всего пять часов.
Было темно, холодно и промозгло. Едва мы успели выйти из автобуса, как на нас набросилась толпа хелперов. Из-за общей заторможенности, вызванной горной болезнью, у нас не было сил им сопротивляться. Толстая смешливая тетка в теплом платке взяла нас буквально голыми руками и повела в свой хостел «Тати Лаура». По пути она сказала, что утром начинается трехдневный джип-тур, и на него есть два свободных места. Стоит это удовольствие по 75 долларов с человека — «На все включено», с ночлегом и питанием.
Перед началом джип-тура мы успели пройтись по Уюни. Этот город находится на высоте 3670 метров над уровнем моря — ниже, чем Потоси. Но горная болезнь, однажды начавшись, так легко не отступает. Поэтому и ходили мы очень неспешно и расслабленно. Город был основан в 1890 году вместе с узловой станцией Уюни. По железной дороге еще перевозят пассажиров (большая часть южноамериканских железных дорог — только для грузового транспорта). Правда, пассажирский поезд здесь один-единственный. По четным дням он идет из Оруро в Вилазон, по нечетным — в обратном направлении.
Вокзал задает центр города. Из двух главных улиц одна проходит вдоль полотна железной дороги и называется Железнодорожной, а вторая — настоящий бульвар — идет от фасада станции до главной городской церкви.
На Железнодорожной улице в качестве украшений выставили паровоз, вагон, дрезину и памятник рабочему. А на бульваре каждый дом если не отель, то ресторан или туристическое агентство или сувенирный киоск — а иногда и все сразу в одном месте — как настоящий супермаркет для туристов.
Джип-тур начался с небольшим, по местным меркам, опозданием — всего на час позже, чем планировалось. К нам с Олегом присоединились еще трое. Александр, высокий парень, еле-еле говоривший по-русски — он родился в Австралии, но его родители эмигранты из Одессы. С ним была девушка — миниатюрная чилийка Хуанита. Пятым был аргентинец Луис. Был, конечно, и водитель — молчаливый боливиец Педро. С нами в машине поехала и Анхелика — маленькая, шустрая и очень подвижная индианка. Вначале все приняли ее за гида и наперебой начали спрашивать: «А это что такое? А то?» Она отвечала: «Это гора! А там — озеро». Позднее выяснилось, что она и не гид вовсе, а повар. Следующие три дня она будет обеспечивать нас хлебом насущным. А гида вообще не было. Считалось, что красоту местной природы мы сможем оценить и без подсказок. Владелица хостела и туристического агентства Лаура тоже отправилась в трехдневный тур, но на другой машине.
Первая остановка на нашем пути — кладбище поездов в трех километрах от Уюни. Железную дорогу построили для того, чтобы перевозить минералы из центра Боливии к побережью Тихого океана, в район Антофагасты. Вплоть до 1940-х годов по ней непрерывно шли эшелоны с рудой. Но из-за кризиса в горнодобывающей промышленности для перевозки руды уже не требовалось так много паровозов и вагонов, как раньше.
Ненужную технику стали складировать посреди пустыни. Постепенно образовалось кладбище паровозов, цистерн, вагонов, элементов железных конструкций. Есть идея преобразовать его в настоящий музей железнодорожной техники. Но уже сейчас на эту бесхозную территорию регулярно возят туристов.
Пока мы носились между ржавых паровозов, водитель нашего джипа времени даром не терял — копался в моторе. Исправлял первую, но, как оказалось, далеко не единственную поломку.
Крупнейшее в мире соляное озеро Уюни, занимающее 10 582 кв. км, в юго-западной Боливии на границе с Чили сформировалось в результате объединения нескольких доисторических соленых озер. Это и не озеро, в привычном понимании этого слова, а гигантская соляная пустыня, на которой лишь кое-где встречаются лужи очень соленой воды.
Наш джип несся по поверхности озера, как по залитому водой асфальту, разбрызгивая колесами во все стороны густой соляной раствор. Вскоре тонкая корка из соли покрывала видавший виды «Тойота Ландкрузер» от колес до крыши. Под капот было лучше и не заглядывать, чтобы не расстраиваться. Даже удивительно, что двигатель продолжал работать, а колеса — вращаться.
Дно озера устилает слой спрессованной соли от 2 до 8 метров толщиной. По оценкам ученых, ее здесь скопилось около 10 млрд тонн. Ежегодно на озере ее добывают около 25 тыс. тонн. Повсюду видны аккуратные соляные пирамидки, высотой чуть больше 1 метра, подготовленные к погрузке. Если темпы работ останутся прежними, местным жителям будет чем заняться на протяжении следующих 40 тысяч лет.
По засохшей ровным слоем соли можно ехать как по паркету — куда глаза глядят. Но туристов обычно возят по стандартному маршруту, поэтому колеса джипов, следующих в одном и том же направлении, проложили четко различимые колеи.
Соляной отель «План Бланко», в который нас завезли на обед, сделан целиком из соли: стены, кровати, столы, стулья и даже напольные часы. Благо этого строительного материала навалом. Достаточно распилить соляной пласт на аккуратные прямоугольники. Из них, как из кубиков, можно складывать все, что угодно. Такие кирпичи не гниют, не горят и очень прочные.
Следующая остановка на нашем пути — остров Ингахуаси. Его также называют островом Пескадо, что в переводе с испанского означает «рыба». Именно ее он и напоминает своими очертаниями. Но, вероятно, правильнее было бы назвать его Островом кактусов. Их так много, что кажется, будто они не выросли сами по себе, а были специально посажены.
Тропинка начинается у кромки земли и, петляя по склону холма между гигантскими колючими стволами, постепенно поднимается на вершину единственного на острове холма. Внизу под ногами — море кактусов, а вокруг — белая-белая пустыня, огражденная вдалеке грядами гор с конусами вулканов. На этом месте хотелось остаться подольше. Но джип-тур идет по заранее составленной программе — и снизу нам уже сигналили, поторапливали.
Перед закатом мы выехали на дальний берег озера. Организаторы джип-тура совсем не позаботились о том, чтобы заранее забронировать место в гостинице. Нам пришлось объехать несколько отелей, прежде чем удалось найти свободные места.
Гостиница нам досталась без претензий: одна общая комната с видом на соляное озеро плюс маленькая кухня и три спальные, плотно-плотно заставленные кроватями (от 6 до 10 штук).
Отель был построен из соляных блоков, как и все дома в ближайших окрестностях озера. Крыша была также традиционная — тростниковая. Традиционным было и отсутствие отопления. Зато было много одеял. Если не хватает двух, бери третье. И ведь пришлось. Только под тремя одеялами и удалось согреться. А утром подъем, как в казарме, — по общему сигналу. Встали еще в темноте. Но, как оказалось, по ошибке. Это другая группа уезжала так рано. Мы же могли не спешить, а спокойно пить чай, наблюдая за восходом. Из окон гостиницы было прекрасно видно, как солнце медленно встает над соляным озером, окрашивая в красный цвет низкий пустынный берег и заросший кактусами склон горы.