остей с повторением предыдущей процедуры подношения.
Когда чашка дошла до Виктора, он, героически улыбаясь, и стараясь в тоже время скрыть отвращение, выпил этот необычный напиток. Он напоминал вкус древесных опилок, немного терпкий от перца. После выпитого у него комок подкатил к горлу и не столько от вкуса напитка, сколько от наблюдения за процедурой приготовления напитка, так как не был уверен в санитарной безопасности – он не знал, что делал бармен-туземец до этого и мыл ли он перед приготовлением напитка руки. Ему хотелось выплюнуть эту гадость, но знающие люди из команды предупредили, что от «Кавы» нельзя отказываться, иначе будет смертельная обида. Понравившимся гостям они старались поднести «лишний» стаканчик, то есть некоторым из членов команды пришлось повторить эту процедуру, и все с нетерпением ждали, чтобы это поскорее закончилось.
Моряки слышали, что через десять дней на Фиджи предполагается визит королевы Великобритании Елизаветы Второй, и ей тоже была уготовлена участь, как почетной высокой гостье, выпить «Каву» из рук туземца. Можно представить ее ощущение, но, возможно, эту церемонию специально для нее сделают более благородной, не то, что простым «смертным». На моряков «Кава» не подействовала, а все туземцы повеселели – видимо, на них она производила легкое наркотическое действие.
Затем в хижину вождя племени пришли музыканты – местный джаз в составе восьми человек с разными инструментами: две полинезийские четырехструнные гитары, две обычные семиструнные гитары, ударник, аккордеон и флейта. У оркестрантов были даже электрогитары с аккумуляторами и динамики. По знаку вождя полилась музыка, и вождь сам показал, как они танцуют. А танцы были очень интересные: две девушки-туземки подхватывали под руки каждого гостя и вели партнера, плавно покачивая бедрами и выделывая замысловатые «па».
Это была как бы разминка, а потом молодежь перешла на «твист» и все дружно, включая моряков, «задергались» в танце. Курсанты хотя и овладели на Гавайях азами «твиста», но чувствовали себя еще не очень уверенно, поэтому вели себя скромнее местной молодежи, но все же, взмокшие от жары, выдавали, что могли. Потом, как и у нас, все уселись в круг, а «кава-черпий» регулярно обносил всех своей кокосовой чашей.
Рядом с Виктором сидел брат вождя, который, задумчиво ковыряясь зубочисткой в зубах, стал рассказывать о своем племени и старых обычаях. Как бы мимоходом он заметил, что всего несколько десятков лет назад они были еще людоедами. Скорее всего, он пошутил, но Виктору стало как-то не по себе – он толкнул своих друзей и передал по цепочке, что у хозяев-туземцев просыпаются инстинкты предков, а те были каннибалами. Все слегка напряглись и приготовились к сопротивлению, но, к счастью, этого не потребовалось, и вскоре после полуночи стали прощаться.
Проводы были восхитительными: вождь построил гостей, дал каждому провожатую девушку или женщину, в зависимости от возраста гостя, и все парами пошли в кромешной тьме по тропинке, а группы туземцев шли впереди и замыкающими. Моряков удивило, что местные жители довольно сносно изъясняются на английском и французском языках, так как на многих островах Полинезии туземцы вообще не знали европейских языков.
Виктору досталась юная красавица – одна из дочерей вождя по имени Доминика и он разговаривал с ней до самого порта. Видимость в джунглях была нулевая, где-то выли шакалы или какое-то другое зверье, но провожающие уверенно вывели моряков на дорогу у порта и они без приключений добрались до шхуны. Мило распрощавшись с новыми друзьями из бывшего племени «людоедов», моряки с облегчением вздохнули от благополучного окончания довольно рискованного мероприятия – ночной вылазки в джунгли и встречи с неизвестным племенем туземцев.
Глава 21
Как уже говорилось ранее, увольнение членов экипажа шхуны на берег проводилось на демократическом уровне в отличие от практики на обычных транспортных судах советского флота. И основной причиной этого было отсутствие «комиссара» и жесткого политического регламента. В увольнение можно было уходить в любом составе, без командиров и «надсмотрщиков».
На Фиджи после полугодового отсутствия общения с другими советскими судами моряки «ЗАРИ» встретились с экипажем танкера «Москальво» из Дальневосточного морского пароходства. От начавшегося «братания» двух экипажей комиссар танкера пришел в ужас, выставил у трапа охрану с указанием не пускать на борт моряков шхуны, мотивируя это тем, что они разлагают его экипаж, ходят в увольнение в загранпорту в рубашках с попугаями, без командиров, и пьют на берегу пиво. Он даже пожаловался капитану «ЗАРИ» и грозился написать жалобу в партком о неправильном поведении экипажа шхуны за границей. К чести капитана шхуны и начальника экспедиции следует сказать, они только посмеялись над угрозой «комиссара» и оставили режим увольнения без изменений.
А моряки с «Москальво» рассказывали, какая тяжелая атмосфера подозрительности царила на их судне, было много разных ограничений, существовала практика доносов и «стукачества». На моряков шхуны эта «драконовщина» произвела тягостное впечатление – как можно жить и работать в таких условиях месяцами, да еще в ограниченном пространстве судна и моря?
Однажды Виктора разбудил его друг Витя Манохин. Виктор заметил, что тот ползает по полу четырехместной каюты и что-то ищет. Оказалось, что он собрался в увольнение на берег и ищет свои новые туфли, которые он купил при заходе в Канаду за три доллара. Не найдя туфель, он обратил внимание на какие-то мокасины местного «производства», плетенные из камыша или чего-то подобного. Мокасины были не новые и изрядно поношенные.
И тут он вспомнил – дело в том, что на борту шхуны постоянно болтались гости из числа местных жителей, им никогда не отказывали в приеме, и порой они разгуливали по судну, представленные сами себе, благо, что все было на виду. А хозяин утерянных туфель в это время стоял на вахте у трапа и даже обратил внимание, что один «туземец» среднего возраста в плохонькой одежде, но в весьма приличных туфлях, сходил со шхуны на берег. То есть этот воришка незаметно забрел в каюту, и, увидев на полу новенькие туфли, спокойно их переобул, оставив на память свои старые мокасины. Вся палубная команда смеялась над бедным Витей, а он даже не мог сойти на берег – ну, не идти же в этих мокасинах. Это было уже перед отходом в рейс, и при следующем заходе в порт Апиа на Западном Самоа он купил новые туфли хорошего качества, но уже в пять раз дороже, чем предыдущие
Во время стоянки в порту обычно проводились разные судовые работы. Троим матросам, в том числе и Виктору, доверили ответственную работу – каждому дали задание очистить и покрасить по одной мачте от клотика (верхней оконечности мачты) до палубы, около тридцати метров, и ему, как всегда, досталась самая высокая грот-мачта. Сначала надо отциклевать, то есть содрать с мачты старый облезлый лак бронзовыми циклями, которые были мягкими, быстро тупились, и их надо было постоянно затачивать. Затем мачту сверху донизу дважды проолифить, и после этого окончательно покрыть лаком. Вся эта работа производилась на огромной высоте, и если смотреть вниз, то поначалу появлялась дрожь в коленках. Вскоре привыкли и к этому и даже иногда любовались «высотной» панорамой и прекрасными морскими видами. На выполнение этой работы ушла почти целая неделя, но мачты после этого блестели, как новенькие.
Наконец, после длительной трехнедельной стоянки в Суве шхуна снялась в рейс, взяв курс на остров Западное Самоа с одноименным названием недавно образованного государства, куда советские суда никогда прежде не заходили.
Это был самый короткий рейс за всю экспедицию, прекрасная погода, спокойный Тихий океан, и команда и ученые занимались своими основными обязанностями. Для матросов-курсантов во время плавания были идеальные условия для астрономической практики и во время утренних и вечерних сумерек они оккупировали мостик и с секстанами и секундомерами в руках «брали» звезды. На этом коротком переходе шхуна опять пересекла 180-й меридиан, и в календаре появился «лишний» день.
А ученые проявили интерес к впадине Тонга, через которую проходил курс шхуны. Им надо было записать изменение магнитного поля над впадиной, но как назло стали выходить из строя глубинные эхолоты, и ученым пришлось основательно повозиться, чтобы провести необходимые измерения.
Впадина Тонга является, пожалуй, второй после Марианской котловины по глубине. Эту впадину обследовали американские ученые с целью выяснения возможности создания склада радиоактивных отходов на дне океана. Однако их планам помешали проходящие через впадину Тонга сильные течения, которые могли бы повредить контейнеры и разнести радиацию по всему мировому океану.
Здесь же проводило исследования морского дна советское научно-исследовательское судно «Витязь». Во время этих исследований ученые определили, что глубина впадины Тонга в отдельных местах достигает 10800 метров, о чем на картах сделана соответствующая отметка с указанием даты проведения исследования – 1957 год, названия судна и страны его принадлежности – СССР.
Рейс прошел необычно быстро, и вскоре шхуна уже входила на внешний рейд порта Апиа, столицы Западного Самоа. Суббота на островах не рабочий день, и шхуне пришлось долго галсами ходить по бухте, пока не появился катер лоцмана. Он провел шхуну на внутренний рейд, поставил «на бочку» и, посчитав свои обязанности выполненными, ушел в сторону берега.
В ожидании официальных властей команда, чтобы хоть чем-нибудь заняться, пыталась ловить рыбу с борта шхуны. Коль скоро властей не было, капитан разрешил купаться, и вскоре вода вокруг шхуны бурлила от разгоряченных тел моряков. Вокруг купающихся моментально появились местные ребятишки на своих необычных каноэ с противовесом, которые стали предлагать купить у них бананы и другие фрукты. Моряки быстро нашли с ними общий язык, забирались к ним на каноэ и катались вокруг шхуны.
Наконец, подошел катер с властями, которые быстро проштамповали паспорта, но предупредили, что в субботу и воскресенье не будут работать офисы, дающие разрешение на выход на берег иностранным морякам. Однако и эта проблема была решена, и в воскресенье команда пошла на берег знакомиться с местными достопримечательностями.