На Маркизы с Гавайских островов приходил парусник «Снарк» Джека Лондона. До него никто не рисковал совершить подобное путешествие. Тогда крошечный кеч – небольшое парусное судно, надолго затерялся в водах южной части Тихого Океана и его посчитали погибшим. Но через несколько недель он бросил якорь в бухте Таиохайе на острове Нукухива. Перед войной здесь полтора года жил тогда еще молодой ученый Тур Хейердал, занимавшийся изучением Полинезии.
В книге Г. Мелвила рассказывается о сказочно красивой земле, о ее плодородных долинах, чистых горных реках, и, конечно же, о пальмах и окружающем острова океане. Эта книга когда-то так поразила Джека Лондона, что он бросил все и отправился посмотреть на это чудо природы. И сейчас в Сан-Франциско на холме в Лунной Долине в доме из вулканического камня хранятся идолы и барабаны, привезенные Джеком Лондоном с Маркизских островов.
Первым из европейцев бросил якорь у острова Нукухива испанец Алваро де Миданья в 1595 годы. Двести лет спустя после испанцев в 1774 году эти острова посетил английский мореплаватель Джеймс Кук и после этого европейцы стали активно осваивать Маркизские острова, но местный климат был им противопоказан, и они стремились, как можно скорее, убраться с этих островов. Поэтому эти удаленные от оживленных морских путей острова были обречены. В своих воспоминаниях о жизни на Маркизах Тур Хейердал с тоской описывает заброшенные апельсиновые рощи, где созревшие плоды толстым слоем покрывали землю. На месте бывших, а теперь опустевших деревень буйствуют джунгли. Плантации бананов и ананасов одичали. Деревья ежегодно продолжают приносить богатый урожай, но его некому убирать.
Как бы то ни было, а побывать на Маркизах было здорово, и команда с нетерпением ждала, когда им удастся ступить ногой на эти сказочные острова. Но мечтам этим сбыться не удалось, или удалось, но только частично: ноги моряков ступили на эту землю, но дальше пирса им пройти не позволили местные власти.
Рано утром на горизонте сначала появились скалистые, серые и угрюмые горы, а когда шхуна подошла ближе к берегу, то стали видны заманчивые гроты и причудливые скалы, о которые разбивались волны океанского прибоя.
Вход на рейд был зажат двумя скалами горного хребта, сбегающего уступами к океану. Рейд представлял собой небольшое уютное озеро, окруженное скалами.
Едва шхуна бросила якорь на внутреннем рейде, на палубу поднялся французский чиновник, который сразу прошел в каюту капитана. А через несколько минут стало известно, что согласно полученной от французского губернатора телеграмме советским морякам запрещено сходить на берег и предписано покинуть порт через три часа.
Капитан ответил, что готов выполнить это требование, если за это время он получит необходимое количество пресной воды и продуктов.
Француз объяснил, что за три часа они не смогут доставить на шхуну требуемое количество воды, так как им нечем возить воду с пирса на шхуну, а из продуктов у них есть только кокосовые орехи и бананы. Пришлось обходиться собственными силами. Матросы тщательно вымыли изнутри две шлюпки и на них стали доставлять воду. Они подводили шлюпку к пирсу, в течение часа заливали ее водой из шланга, затем катер на буксире вел шлюпку к шхуне, и там ручным насосом в течение двадцати минут перекачивали воду в танки шхуны.
На причале за порядком наблюдал сержант, который строго следил, чтобы советские моряки не уходили далеко от пирса. Тем не менее, он разрешил им сходить в бар и выпить пива. Баром оказалась небольшая лавка, в которой моряки и заказали кокосовые орехи и бананы. Выпив прохладного пива, моряки вернулись на причал и продолжили заливать шлюпки водой. Пока шлюпки отвозили воду на шхуну, моряки прямо с пирса прыгали в воду и собирали черные кораллы.
А на шхуне шла обычная работа – матросы плавали вокруг судна и специальными скребками отдирали от деревянных бортов налипшие за рейс ракушки и водоросли, которые уменьшали ход шхуны. Подводная часть корпуса была оббита латунными листами, и там ракушек почти не было.
Вдруг со шхуны раздались крики, предупреждающие, что вблизи плывет акула, и матросы, как дельфины, выпрыгнули из воды на палубу, благо, что она было очень низкой, и возвышалась над водой всего на пятьдесят сантиметров.
Акула несколько раз обошла шхуну и направилась к пирсу, где моряки ныряли за кораллами, которые здесь были необычно черными и отличались от кораллов других островов. Услышав предупреждения об опасности, они тоже быстро выскочили из воды и стали наблюдать за акулой, а та вдруг развернулась и поплыла к выходу из бухты – видимо заблудилась.
После того, как водой была залита третья шлюпка, сержант заявил, что с шести до восьми часов вечера он перекроет воду, так в это время местные жители стираются и моются и вода нужна им самим. А когда моряки пришли за водой после восьми часов, сержант просто прогнал их с пирса, заявив, что ночью надо спать, а не работать.
После наступления темноты, когда команда смотрела на палубе кинофильм, вокруг шхуны постоянно кружил полицейский катер и отгонял местных жителей, которые прямо со своих лодок тоже смотрели фильм.
Утро принесло новое разочарование: когда шлюпка с катером подошли к пирсу, то подошедший к ним сержант в идеально отутюженной форме с нахальной улыбкой проинформировал, что им только что получена еще одна телеграмма от губернатора, согласно которой советским морякам категорически запрещается выходить на берег. Заливающие в шлюпку воду моряки могли только пройтись по пирсу да искупаться около него.
Около полудня на пирс привели несколько мулов, груженных заказанными ранее в лавке кокосовыми орехами и бананами. Выгрузив товар на пирс, туземцы увели мулов обратно, а один остался ждать, когда с ним рассчитаются.
Скоро все танки на шхуне были заполнены водой, но отходить еще не могли, так как не привезли дрова, необходимые для камбуза и душевой кабины. Принятые на всех судах электроплиты на шхуне нельзя было использовать из-за их сильного магнитного поля, поэтому печь на камбузе топилась дровами. И вот с этими дровами вышла заминка. Пожилой маркизец связывал по два метровых полена, грузил их на спину мула, такого же старого, как и хозяин, и они едва передвигая ногами, подвозили дрова на причал, сбрасывали их с мула и отправлялись за новой порцией. Любой моряк мог бы перенести эти несколько поленьев за один раз и гораздо быстрее, но им не разрешали выходить за пределы пирса, и доставка дров затянулась надолго.
Пока два престарелых носильщика доставляли на пирс дрова, команда с удовольствием и впрок помылась в пресной воде, зная, что в предстоящем длительном переходе опять будет действовать жесткий режим экономии и им долго не придется принимать простой пресный душ.
Глава 29
В конце концов, погрузка дров была закончена, на судно прибыл представитель французских властей и довольный, что советское судно покидает его владения, быстро проставил отметки в паспортах моряков и также быстро покинул борт судна, начисто забыв о пресловутой французской вежливости.
На баке загрохотала цепь поднимаемого якоря, заработал двигатель и шхуна, набирая ход, стала выходить из бухты этого негостеприимного острова, о котором столько мечтали, и посещение которого оставило горькое разочарование. Очертания острова постепенно исчезало за горизонтом, так же, как исчезала остававшаяся за кормой кильватерная струя от работающего винта шхуны.
От Маркизских островов шхуна взяла курс на восток к побережью Северной Америки. Рейс предстоял длительный – около месяца, и с самого начала был установлен режим экономии пресной воды, продуктов и топлива. Все продуктовые камеры были заполнены «под завязку», но их объем был недостаточно велик, а на палубу продукты грузить нельзя, так как от жары они моментально портились. Воду отпускали по десять минут утром только для того, чтобы умыться, и те, кто не успевал, ждали следующего утра.
Как всегда в длительном плавании сначала команда считает, сколько дней прошло после выхода из родного порта, а во вторую половину плавания подсчитывает, сколько дней осталось до возвращения домой. При этом с берегом практически нет никакой связи и трудно послать радиограмму из этого богом забытого района земли. Чтобы поздравить родных с праздником восьмого марта, радисту приходилось день и ночь сидеть в радиорубке, связываться с другими теплоходами, находящимися в зоне действия маломощной радиостанции шхуны, а те переправляли эти сообщения по назначению.
Жизнь на шхуне шла своей чередой: ученые обрабатывали полученные во время исследований геомагнитного поля земли в районе Океании данные, курсанты-матросы стояли вахты и, если неожиданно налетал шквал – лезли на мачты убирать паруса. За время плавания в южных широтах они решили астрономических задач гораздо больше, чем требовалось планом-заданием, и теперь «брали» звезды ради удовольствия. Кроме астрономии у них были еще задания и по другим предметам, и в свободное от вахты время они сидели в кают-компании и готовились к сдаче предстоящих экзаменов.
Пересечение экватора прошло незаметно, просто старпом объявил по трансляции, что шхуна подходит к экватору, команда высыпала на палубу, но насколько видел глаз, со всех сторон шхуну окружал бескрайний до самого горизонта океан. Этот уголок Тихого океана был далеко от основных судоходных маршрутов и лишь изредка на горизонте показывался дымок парохода, который быстро исчезал в туманной дымке.
Вечером на палубе крутили кинофильмы, но за долгое время плавания они порядком надоели, все знали их почти наизусть, и команда часто разговаривала между собой цитатами из этих фильмов.
Скорость шхуны зависела от ветра и прочих метеорологических условий, и точно рассчитать время прибытия в порт не было никакой возможности. Когда судно попадало в экваториальное течение, скорость заметно увеличивалась, но через несколько суток ветер менялся с попутного на встречный, приходилось идти «галсами», и судно практически отбрасывало назад.