Паспарту мог бы, конечно, обратиться за помощью к французскому или английскому консулам, находящимся в Иокогаме, но его останавливала необходимость рассказать свою историю, так тесно связанную с именем его хозяина. Поэтому, прежде чем обращаться к ним, он решил испробовать все другие возможности.
Итак, пройдя европейскую часть города и не встретив по пути ничего соответствующего своим целям, он попал в японскую часть, решившись, если понадобится, дойти до самого Иеддо.
Туземная часть Иокогамы называется Бентен — по имени богини моря, почитаемой на соседних японских островах. Здесь он увидел великолепные сосновые и кедровые аллеи, священные ворота причудливой архитектуры; мостики, повисшие среди зарослей тростника и бамбука; храмы, скрытые под высокими, печальными вековыми кедрами; святилища, в глубине которых прозябали буддийские жрецы и последователи Конфуция[78]; нескончаемые улицы, полные розовых, краснощеких ребят, играющих посреди мостовой с рыжими, бесхвостыми, ленивыми, ласковыми кошками и коротконогими собачонками.
На улицах — бесконечный водоворот прохожих: процессии бонз[79], монотонно стучащих в тамбурины; таможенные или полицейские офицеры в остроконечных лакированных шапках, с двумя саблями за поясом; солдаты, одетые в синие с белыми полосками бумажные кофты и вооруженные пистонными ружьями; телохранители микадо в шелковых камзолах и кольчугах и множество других военных различных рангов. В Японии профессию солдата уважают в такой же мере, в какой ее презирают в Китае. Повсюду — монахи, собирающие подаяние, богомольцы в длинных халатах, маленькие, с гладкими черными, как эбен, волосами, большой головой, тонкими ногами. Лица их, окрашенные во все оттенки, от темно-медного до матово-белого, никогда не бывают желты, как у китайцев, от которых японцы весьма отличаются своим внешним видом. Среди повозок, паланкинов, лошадей, рикш мелкими шажками семенили женщины, маленькие ножки которых были обуты в соломенные сандалии, полотняные туфли или изящные деревянные башмаки. Большинство из них не отличалось красотой, глаза у них были подведены, зубы, по тогдашней моде, выкрашены черной краской; все они были в национальном костюме — кимоно, нечто вроде халата, подпоясанного шелковым кушаком, который завязывается позади огромным бантом.
Паспарту несколько часов расхаживал среди этой пестрой толпы, смотрел на полные любопытных товаров лавки и базары, где продавалось множество всевозможных побрякушек, золотых и серебряных японских изделий; видел он и закусочные, украшенные разноцветными флагами и цветными лентами, куда он не имел возможности зайти; встречались и чайные домики, в которых посетители чашками пьют теплую благовонную воду с «саке» — напитком, который гонят из перебродившего риса; встречались ему и курильни, где курят тонкий табак, но не опиум, которого почти не знают в Японии.
Затем Паспарту очутился в поле, среди обширных рисовых плантаций. Там цвели, распространяя свой осенний аромат, последние камелии, росшие не на кустах, а на деревьях, огороженных бамбуковой изгородью. Попадались также яблони, вишни и сливы. Местные жители разводят эти плодовые деревья главным образом ради их цветов и с помощью пугал и трещоток охраняют их от полчищ ворон, голубей и прочих прожорливых пернатых. На величественных кедрах обитали громадные орлы; на плакучих ивах гнездились цапли, печально стоявшие, поджав одну ногу; повсюду виднелись вороны, утки, ястребы, дикие гуси и огромное количество журавлей, почитаемых японцами как символ счастья и долголетия.
На пути Паспарту нашел в траве несколько фиалок.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Они пойдут мне на ужин.
Но, понюхав несколько цветков, он убедился, что фиалки уже не пахнут.
«Не везет!» подумал он.
Правда, наш славный парень, покидая «Карнатик», предусмотрительно наелся, как только мог, но после целого дня ходьбы он чувствовал, что его желудок пуст. Он успел заметить отсутствие свинины, козьего мяса и баранины в лавках мясников, а так как он знал, что убой рогатого скота, предназначенного исключительно для полевых работ, считается в Японии святотатством, то решил, что мяса там едят крайне мало. Он не ошибся. Правда, за отсутствием говядины он с удовольствием помирился бы с хорошим куском кабана или лося, помирился бы с куропаткой или перепелом, не отказываясь и от рыбы, которой обычно питаются японцы, прибавляя к ней немного рису. Но ему пришлось примириться с необходимостью отложить заботу о своем пропитании до завтрашнего дня.
Наступила ночь. Паспарту вернулся в туземный город. Он брел по улицам, увешанным разноцветными фонариками, среди фокусников и бродячих астрологов, собирающих толпы вокруг своих подзорных труб. Затем он вернулся на рейд, освещенный огнями рыбачьих лодок, с которых ловили рыбу, приманивая ее на свет пылающих факелов.
Наконец улицы опустели. На смену толпе появились иакунины — офицеры стражи, одетые в великолепные костюмы и окруженные толпой солдат, словно какие-нибудь послы. И Паспарту повторял с удовольствием при виде каждого из них, окруженного блестящей свитой:
— А вот еще один японский посол, который отправляется в Европу!
Глава XXIII,
На следующее утро Паспарту, изнуренный и голодный, решил, что следует во что бы то ни стало поесть, и чем скорее, тем лучше. Правда, у него была возможность продать свои часы, но он скорее умер бы с голоду, чем пошел на это. Теперь или никогда представлялся ему случай использовать не особенно приятный, но сильный голос, которым наградила его природа.
Он знал несколько французских и английских песенок и решил их спеть. Японцы — наверное любители музыки, так как все у них делается под звуки цимбал, там-тамов и барабанов, и они не могут не оцепить таланта европейского виртуоза.
Но не слишком ли было рано для концерта? Наградят ли его монетой с изображением микадо разбуженные в неурочный час слушатели?
Паспарту решил немного обождать. Доро́гой ему пришла мысль, что он слишком хорошо одет для бродячего певца. Тогда он вздумал променять свою одежду на какое-нибудь старье, более гармонирующее с его положением; подобный обмен принесет ему к тому же некоторую сумму, которую он сможет немедленно употребить на удовлетворение своего аппетита.
Решение было принято, оставалось привести его в исполнение. После долгих поисков Паспарту нашел местного старьевщика, которому изложил свое желание. Европейский костюм приглянулся старьевщику, и вскоре Паспарту вышел от него в поношенном японском одеянии; на голове красовался выцветший от времени тюрбан, но зато в кармане позвякивало несколько монет.
«Ладно, — думал он, — предположим, что сегодня карнавал».
Первой заботой «японизировавшегося» Паспарту было войти в скромный по виду чайный домик, где он позавтракал куском какой-то дичи и несколькими горстями риса. Но вопрос об обеде все еще оставался для него неразрешенным.
«Теперь, — подумал он, как следует подкрепившись, — не следует терять головы. У меня нет уже больше возможности переменить это одеяние на другое, еще более японское. Следовательно, надо придумать способ как можно скорее покинуть Страну Восходящего Солнца, о которой у меня навсегда останутся самые печальные воспоминания».
Паспарту решил посетить отплывающие в Америку пароходы. Он задумал предложить свои услуги в качестве повара или слуги, не требуя ничего, кроме питания и бесплатного проезда. В Сан-Франциско он найдет возможность выпутаться из беды. Сейчас самое важное — проехать четыре тысячи семьсот миль Тихого океана, отделяющие Японию от Нового Света.
Паспарту был не из тех людей, которые долго раздумывают, и прямо отправился в порт. Но, по мере того как он приближался к докам, его проект, доселе казавшийся таким простым, представлялся ему все менее и менее выполнимым. Почему вдруг на американском пароходе может понадобиться повар или слуга? Какое доверие может внушить Паспарту, наряженный в столь странный костюм? Какие рекомендации он в состоянии представить, на кого сослаться?
Раздумывая таким образом, Паспарту случайно увидел громадный плакат, который какой-то клоун таскал по улицам Иокогамы. На этом плакате было написано по-английски:
ЯПОНСКАЯ АКРОБАТИЧЕСКАЯ ТРУППА
ДОСТОПОЧТЕННОГО ВИЛЬЯМА БАТУЛЬКАРА.
Последнее представление перед отъездом в Америку!
«ДЛИННЫЕ НОСЫ», «ДЛИННЫЕ НОСЫ»!
Под непосредственным покровительством бога Тенгу!
ОГРОМНЫЙ УСПЕХ!!!
— Америка! — воскликнул Паспарту. — Это-то мне и нужно!
Он последовал за человеком-афишей и вскоре вернулся в японский город. Четверть часа спустя Паспарту стоял перед просторным балаганом, украшенным несколькими полосами бумажных лент, на стенах которого была намалевана яркими красками целая толпа клоунов.
Здесь помещалось предприятие достопочтенного Батулькара, директора труппы жонглеров, клоунов, акробатов, эквилибристов, гимнастов, которые, если верить афише, давали последнее представление перед отъездом из Страны Восходящего Солнца в Америку.
Паспарту зашел в сени балагана и спросил мистера Батулькара. Батулькар сейчас же вышел.
— Что вам надо? — спросил он Паспарту, которого с первого взгляда принял за туземца.
— Не нужен ли вам слуга? — спросил Паспарту.
— Слуга? — переспросил Батулькар, поглаживая густую седую бороду, которая росла у него на шее. — У меня уже есть двое слуг, послушных и верных, которые никогда меня не покинут и служат даром — только за то, что я их кормлю. Вот они. — И он вытянул две здоровенные руки с толстыми, как струны контрабаса, жилами.
— Так, значит, я не могу ничем быть вам полезен?
— Ничем.
— Эх, чорт побери! А мне бы так хотелось уехать вместе с вами!
— Слушайте-ка! — сказал достопочтенный Батулькар. — Вы такой же японец, как я обезьяна. С какой стати вы так вырядились?