Начнем с примера, внешне противоречащего этому тезису.
В русском языке, хоть он и индоевропейский, слово «лошадь» восточного происхождения. Тюркское слово «алаша» русский язык, подчинив собственным законам, превратил в «лошадь». Кстати, оно и появилось поздно, после монгольского нашествия, а в ранних русских летописях его не найдешь (там есть только слово «конь»). Но в тюркский-то язык, по мнению некоторых лингвистов, это слово пришло из индоевропейских, возможно, через Китай. Индоевропейского происхождения очень вероятно название лошади в тунгусо-маньчжурских, монгольском, тибетском и японских языках.
С живою лошадью случилось то же, что с бронзой и железом. Все это было прежде всего применено в военном деле. И так же, как бронзовое оружие давало своим обладателям победы над людьми, вооруженными каменными топорами, так люди с конями побеждали пеших врагов.
И письмо кипрского царя египетскому фараону Аменхотепу начинается так: «Желаю здоровья вам, вашей семье и вашим коням». Этим словам три с половиной тысячи лет. Намного раньше они даже и не могли быть написаны — лошадь появилась в Египте всего за двести лет до этого Аменхотепа.
И каждое новое усовершенствование «конного дела», в самом широком смысле слова, немедленно давало народу-изобретателю новые преимущества, тут же использовавшиеся в походах.
По-видимому, на родине домашней лошади через две-три тысячи лет после одомашнивания научились взнуздывать лошадей. Это дало человеку над конем гораздо большую власть. Теперь им стало несравненно легче управлять. (Вспомните-ка, какое широкое употребление во всевозможных переносных смыслах получили в современном даже языке слова «узда» и «взнуздывать».)
Это изобретение встретилось — уже на Ближнем Востоке — с другим. Было создано колесо со спицами! Сплошной круг из дерева превратился в ажурное и изящное (сравнительно, конечно) сооружение. Тяжелая повозка, которая была куда более впору быкам, превратилась почти сразу в стремительную колесницу, на много веков ставшую хозяйкой бранных полей.
Снова приходится вернуться к истории усовершенствования колесницы, потому что теперь нам важна не она сама по себе, а роль этого усовершенствования для максимально удобного использования лошади. Малоазиатские хетты к концу II тысячелетия до нашей эры сумели создать колесницы, весившие всего 5—10 килограммов, а ведь на каждой из них в бою находился экипаж из трех человек: возничего, щитоносца и стрелка. Невольно вспомнишь про современный танковый экипаж, который, правда, не нуждается в щитоносце, но включает в себя механика-водителя и стрелка.
Исход битв между великими державами древности решали сражения колесничих. На колеснице мчался в бой Ахилл, неведомые авторы библии тщательно подсчитывали число колесниц, посылаемых в поход фараонами и иными царями.
В Индии одна из четырех главных каст носит имя кшатриев. Это каста — исторически — не просто воинов, но воинов-колесничих. Завоевание большей части Индии индоевропейцами произошло как раз после появления боевых колесниц. Впрочем, раньше оно и не могло произойти — для успеха такого грандиозного похода завоеватели должны были обладать огромным превосходством в военной технике. И обладали.
Боевая колесница устарела давно, но до этого успела «переехать» на небо. Я говорю сейчас даже не про Небесную колесницу, или Небесный воз, который видят многие народы на месте так называемой Большой Медведицы.
На колеснице ездили индийский Индра, греческий Зевс, славянский Перун — все боги грома и молнии, до сих пор на ней скачет в грозу Илья Пророк. Какою же грозной была колесница, если грохот ее колес отождествлялся с громом!
После изобретения узды понадобилась еще почти тысяча лет для серьезного ее усовершенствования. Появились удила — управление лошадью стало еще легче, и вместо колесничего главным действующим лицом войны становится всадник. Теперь он может даже стрелять из лука. Северное Причерноморье снова родина этого изобретения. Отсюда врываются в Малую Азию, Иран, Месопотамию конные армии, перед которыми ничто не может устоять. Особенно поражает воображение поход скифов в Переднюю Азию на рубеже VII и VI веков до новой эры. В течение почти тридцати лет скифы, куда менее многочисленные, чем ассирийцы или вавилоняне, были хозяевами на огромной территории — вплоть до границ Египта, который спешно пытался искать союзников для борьбы с ними. Скифы разорили и подчинили Мидию и Урарту, Ассирию, почти всю Малую Азию и множество других земель.
И были сами разгромлены, после того как мидяне предательски перебили скифских вождей.
Но дело, вероятно, было не только в предательстве. Мидяне переняли у скифов умение биться в конном строю, это и дало им силу для восстания. А потом для создания собственной мировой (по тогдашним масштабам) державы.
Много позже новый переворот в истории вызвало изобретение стремян. После их появления умелому всаднику для управления лошадью в бою стало почти всегда достаточно ног, и сидел он в седле куда прочнее. Распространение стремян «во все стороны света» (по-видимому, из Средней Азии) влекло за собой многочисленные последствия, в том числе и социальные. До того всадники могли использовать длинные копья лишь при условии, что в битву они идут лавой, большим отрядом, и каждый всадник защищен с боков и сзади товарищами. Ведь необходимость управлять лошадью буквально «связывала руки» всаднику, ограничивала действия копьем. Стремена дали возможность орудовать пиками и воинам небольшого отряда, и даже одиноким конным бойцам. Это стало, по мнению, в частности, английского историка С. Лилли, военной, так сказать, основой процесса феодальной раздробленности, сделав маленькие конные войска достаточно сильными и маневренными. И не случайно символом рыцаря стали шпоры— новейшее средство для управления конем с помощью ног.
На Востоке стремена резко повысили боевые возможности всадников. Империя тюркютов, раскинувшаяся в VII веке от Черного моря до Желтого, стала, кроме всего прочего, свидетельством значения новых способов управления лошадью и новых приемов конного боя.
Другое, куда менее яркое, но зато существующее до сих пор свидетельство важной роли лошади в истории — конек на русской избе. Название не случайно. Именно изображением коня украшали дом люди, вся жизнь которых была с ним связана. Не будем забывать, что, кроме великолепных Буцефалов, существовали скромные работяги Сивки, русскому крестьянину один и тот же конь служил и в бою и в поле. Конь хорошо потрудился для кочевников, но он же сделал куда более производительным земледелие.
И если изобретение и распространение стремян резко изменило методы войны и даже коснулось организации общества, то создание удобной упряжки позволило лошади почти всюду «выгнать» быка с поля. Кочевники Центральной Азии изобрели и стремена, и рациональную упряжь, но упряжь эта пригодилась прежде всего земледельцам. На волнах великого переселения народов новая упряжь проникла в Римскую империю, и на развалинах державы Цезарей земледелец пошел за плугом, который тащила лошадь.
…Лошадь, как мы видели, сыграла важную роль в распространении по свету индоевропейцев. Она попала в Индию и Переднюю Азию вместе с ними, хотя тут еще надо разобраться: она была вместе с ними или они вместе с нею.
Другим важнейшим спутником индоевропейцев была овца, хотя ее первыми приручили, по-видимому, жители Месопотамии или Иранского нагорья.
В Центральной Европе, возможно, происходила в III–II тысячелетиях до нашей эры «борьба» двух разновидностей животноводства: лошадь и овца выступали против коровы и свиньи, распространенных у народов, живших здесь до прихода индоевропейцев. Лошадь имела прежде всего колоссальное военное значение. Но, быть может, не менее важной в конечном счете была овца. Пищу она находит себе даже в полупустыне, а то и пустыне. Стада овец требуют охраны, но не нуждаются обычно в особом присмотре. Их можно перегонять на большие расстояния, овцы не привязывают к земле, как коровы или свиньи. Поэтому «опора на овцу» и позволила индоевропейцам занять огромные территории. Их племена способствовали распространению овцеводства, и это «засчитывалось» им законами истории, управляющими взаимодействием культур и языков. Рискну сказать, что если лошадь обеспечивала фронт индоевропейских переселений, то овца — тыл.
Но ведь совсем недавно мы говорили, что овца — одно из древнейших домашних животных. Зачем же было ее распространять, если к моменту прихода индоевропейцев овцы щипали траву и в Европе, и в Африке, и в Азии? Речь здесь идет о распространении именно не овцы, а развитого овцеводства, связанного с умением рационально ее использовать.
Другой путь прошла домашняя кошка, которая была когда-то чрезвычайно важным для хозяйства животным, единственным надежным защитником собранного урожая от грызунов.
Кошка — постоянный спутник и соперник собаки не только в сказках, но и в жизни. В одном отношении кошка, казалось, никак не могла соперничать с псом: ее долго считали очень молодым домашним животным. А родину этого «юнца» помещали в Египте, где кошка сначала была не мышеловым, а охотничьим животным. Сейчас эта родина «переехала» в Азию. На территории нынешней Турции раскопали относящуюся к VII тысячелетию до нашей эры статуэтку женщины с кошкой на руках. Есть, правда, довольно серьезные основания думать, что тут перед нами детеныш гепарда или леопарда— в тех местах поклонялись этим крупным хищникам. А в Палестине нашли в слое девятитысячелетней давности всего один кошачий зуб, который был признан принадлежащим домашней кошке.
А потом долгое время Египет был местом, где кошек, спасительниц амбаров, холили, нежили и обожествляли. Из Египта двинулись кошки обратно в Азию и в Европу, когда настоящим бичом многих стран стали крысы. Увы, враги человека, как и друзья, тоже умеют путешествовать.
Сложно происхождение крупного рогатого скота.
Лошадь была приручена только одного вида. С коровами получилось иначе. Знакомые нам с детства по иллюстрациям к «Маугли» длиннорогие индийские зебу сильно отличаются от наших коров. На резных печатях, найденных при раскопках в Мохенджо-Даро (Пакистан), были и изображения зебу. Этим печатям, по крайней мере, четыре с половиной тысячи лет. На других печатях оказались изображения древнего безрогого быка.