За триста лет прямой борьбы французский язык передал в состав «первой тысячи» 329 слов; за следующие триста лет равноправного соседства — с Ла-Маншем в качестве границы — проникли через эту границу 570 слов. Вот так! Английский язык продемонстрировал, что добром от него можно добиться куда больше, чем насилием.
В том же XI веке, когда в Англии высадился Вильгельм, отряды тюрок-сельджуков появились в Закавказье и на востоке Малой Азии. В ближайшее столетие они дошли на юге до Африки, подчинив по дороге Месопотамию. Их полководцы отняли у халифов Египет и соседние земли, жестоко воевали с крестоносцами за земли Сирии и Палестины. Тюрки начали с Византией многовековую борьбу, кончившуюся в XV веке превращением Константинополя в Стамбул, а величайшей тогда церкви христианского мира, святой Софии — в мечеть Айя-Софию.
В числе тюркских вождей был Салах ад-Дин, ставший героем романов В. Скотта, мусульманин, которого христианская знать признала истинным идеалом благородного рыцаря, и он этого заслуживал, особенно на фоне, создаваемом свирепыми крестоносцами. Те часто уничтожали беззащитных пленников, нарушали слово, данное другу и врагу, грабили и насиловали. Салах ад-Дин был лишен всех этих «добродетелей». Хотя, между прочим, не отличался особой древностью рода и стал султаном Египта, Сирии и иных земель, не будучи наследным принцем, а всего лишь полководцем. Но европейцы всегда сильнее придирались к «благородству» собственных аристократических родов, чем чужих.
Так вот, с XI века по XV тюркские войска, которые возглавил род сельджуков, вели борьбу против Византийской империи. Шаг за шагом, километр за километром сокращали они ее малоазиатские владения. При этом крестьянам завоеванных земель предлагали выбор: верность христианству влекла за собой рабство. Переход в ислам означал свободу при существенном послаблении налогов.
Были мученики. Были и борцы. Были люди, которые хотели выждать. И было время, которое работало на тюрок. Внуки мусульманина-лицемера могли уже быть мусульманами-фанатиками. Обычная история распространения религий.
Победе ислама способствовало и другое. Население Византийской империи было разнородно. Единый византийский народ так и не сложился даже на азиатской части ее территории. А когда тюрки, ставшие уже турками, взяли Константинополь, то их сыновья, родившиеся в нем, по утверждению историков, должны были знать сразу четыре или пять языков. По-тюркски юноша говорил с отцом, по-гречески — с матерью, на рынке в ходу был армянский язык, в большом почете у тюрок была персидская литература, а священной книгой служил арабский коран.
Главным противником тюркского языка пришельцев был, конечно, греческий, но тюркский победил. Тюрок на территории бывшей Византии было намного больше, чем офранцуженных норманнов в населении Англии.
«Языковое сопротивление» здесь, насколько можно судить, не имело для местного населения Малой Азии того социального смысла, что для англосаксов.
А бывают между языками и битвы с неопределенным исходом.
На огромных пространствах Центральной и Западной Азии разыгралось в средние века сражение трех больших языков.
Арабский был силен не только тем, что на нем был написан коран, но также мощью халифов и эмиров. Он стал в более спокойные времена языком науки, а с доисламских еще времен на нем слагали прекрасные стихи. Арабский язык прошел по Северной Африке, побеждая местные наречия, и оставил неизгладимые следы в испанской и португальской речи.
Ему противостояли языки иранцев и тюрок. Культура иранцев была древнейшей из трех. За ней стояли традиции великой державы и могучего народа, создавшего замечательные системы земледелия и скотоводства. Именно иранская знать посадила в VIII веке на трон багдадских халифов династию Аббасидов — потомков Аббаса, дяди пророка Мухаммеда. Иран был опорой Аббасидов. А позже, в борьбе за независимость, он вообще откололся от правоверного ислама, создав секту, главный смысл существования которой был, по-видимому, в том, что она стала своего рода национальной религией. Ирану, оказавшемуся между тюрками и арабами, а потом между тюрками, арабами и монголами, нужна была религия для защиты своей самостоятельности, как Армении нужен был для того же собственный алфавит.
Тюрки были народом помоложе, в их составе были особо подвижные и воинственные кочевые группы. Тюрки создали свои государства и в Средней Азии, и в Закавказье, и в Индии. Конечно, повторяю, военная победа не ведет непременно к победе языка, но может способствовать ей.
Каждый их трех языков был могуч, каждый оказался в силах отстоять себя. Борьба кончилась вничью. Остались и арабский, и иранский, и тюркские языки. Но «война» не прошла для них бесследно. Только здесь каждый язык должен был прежде всего учесть свои «трофеи», результаты своих и чужих путешествий — новые слова, новые правила грамматики, новые особенности произношения… И, например, студент, который изучает персидский язык, обязан сегодня знать арабскую грамматику.
Вообще, если языки долго живут бок о бок, их грамматика начинает сближаться. На Балканском полуострове соседствуют достаточно далекие друг от друга албанский, новогреческий, румынский и болгарский языки. Не родственники они, во всяком случае не близкие. Их четыре, и принадлежат они к четырем языковым ветвям. Но вот в албанском и новогреческом языках, например, слились родительный и дательный падежи. В непохожих языках идут похожие процессы. Аналогично повторяющие друг друга явления происходят в румынском и болгарском языках. Соседи начинают вести себя как родственники.
Есть одно странное правило для результатов такого долгого соседства языков. В научной книге профессор В. Звегинцев формулирует его так: «Твоя-моя не понимай». Пожив рядом, языки-«шабры» становятся попроще. Исчезают сложные правила грамматики.
Каждый, кто изучал английский язык, знает, как трудно там научиться правильному произношению. Зато у преподавателей есть все основания утешать учеников тем, что английская грамматика гораздо легче русской. А все дело в том, что тысячу с лишним лет назад Англия была поделена почти точно пополам между англосаксами, хозяйничавшими к тому времени в ней уже несколько веков, и новыми пришельцами, прибывшими из Дании, — данами. Англосаксы и даны народы родственные, но языки их уже не были взаимопонятны. Даны старались, чтобы их поняли англосаксы, англосаксы хотели быть понятными данам. Результат? В английском языке практически нет падежей, то есть почти не склоняются существительные и прилагательные. За это английские школьники должны быть «благодарны» данам. Для данов старались предки англичан обходиться без «лишних тонкостей» и привыкли к этому.
Крайний случай упрощения — языки, которые появились на островах Индийского и Тихого океанов как средство общения между колонизаторами и аборигенами. Языки, возникшие как прямое следствие эпохи Великих географических открытий и колониальных захватов. Иногда о них говорят как о языках смешанных, с английской грамматикой и словами (пиджин-инглиш) английскими и туземными. И все-таки это не смешанный, но упрощенный английский язык. Доля в пиджин-инглише «чужих слов» не больше их нормы для обычного языка. Зато правила грамматики упрощены. Этот язык отверг не только падежи, но даже любые формы множественного числа. Оно передается просто прибавлением к форме единственного числа словечка «all» — «все». Значит, они = все + он.
Число правил невелико, число слов в языке тоже. Их легко запомнить. Но из-за отказа от многих грамматических правил такие языки становятся чрезвычайно громоздкими, фразы там переполнены словами. Особенно трудно передавать сложные и новые понятия. Поскольку в языке нет слова «рояль», то на свет появляется определение: большой ящик, ты бьешь по нему, он кричит. (Звегинцев тут же вспоминает стихи Тредиаковского:
Стоит древесно
К стене приткнуто,
Звучит чудесно
Быв пальцем ткнуто.)
И что очень любопытно; в этом языке, составленном по английским правилам с множеством туземных слов, есть много слов неизвестного происхождения. Местные жители думают, что они английские, англичане считают их местными.
ПОЛНОМОЧНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ
Каждый день каждый из нас собственной властью вызывает к себе на службу по меньшей мере десятки слов-пришельцев из дальних мест. Да не простых пришельцев, а полномочных представителей народов чуть ли не со всех сторон света. Стоит сказать: хозяин взвалил на спину чемодан с пижамами — и вы сразу оказались в обществе трех персов и одного римлянина. Слово «хозяин» пришло к нам из иранского языка, и не случайно оно напоминает то слово «ходжа», которое на Востоке иногда обозначает паломника в Мекку, а иногда становится просто почтительным обращением. Слово «пижама» тоже иранское, как и «чемодан», впрочем, оба они особо близкая родня, потому что «чемодан» был на родине «пиджамаданом» — вместилищем пижам.
Слово «спина» кажется настолько своим, что дальше некуда, а вот оно латинское… Ученые говорят, что меньше тысячи лет прошло с тех пор, как вошло это слово в русский язык. До этого его роль играло слово «горб».
Хотите порассуждать о рыбной ловле? И сразу появятся «финны» — камбала и таймень, семга и сиг.
С островов далеких южных морей примчалось «табу», из Африки — «кофе», из Америки — «шоколад», индейцы Центральной Америки, даже тибетцы, скрытые за своими горами, сделали пусть совсем маленькие, но собственные вклады в наш привычный лексикон. Даже… Да называйте кого хотите. Вавилоняне?.. Мы получили от них слово «топор», на который, правда, «претендуют» еще и скифы. Впрочем, возможно, что скифы тоже правы, поскольку выступали здесь как посредники между Вавилоном и Русью, разделенными не только расстоянием, но и многими веками.
Т. А. Шумовский пишет в книге «Арабы и море»: «Арабская струя в море русского языка шире, чем принято думать, и нередко именно обитателям далекого полуострова мы обязаны даже, казалось бы, исконными русскими словами…Неожиданностью бывает установить арабский источник в таких словах, как «зипун» (из санскрита) или «котомка».