Так или иначе, но на вопрос: «Какой народ построил дольмены» — сегодня наиболее верный ответ не точен, зато краток: «Разные».
И все-таки сходство дольменов во всем мире поразительно, и еще поразительнее то обстоятельство, что в масштабах истории они появляются всюду почти одновременно, притом в странах, населенных народами с весьма отличными способами хозяйства, обычаями, идеологическими представлениями, в странах, находившихся на разных уровнях исторического развития. Люди неолита, люди медного века и люди бронзового века жили тогда на земле одновременно (как сегодня с нашим железным веком соседствует каменный век где-нибудь на Новой Гвинее). И те, и другие, и третьи, хоть в разной степени и далеко не все, оказались причастны к мегалитам, обтесывали чудовищные плиты, громоздили их друг на друга, расставляли в порядке, общем для мест, разделенных многими тысячами километров.
Не о массовом передвижении того или иного народа, но о движении по земле совокупности представлений о мире здесь, очевидно, следует говорить.
Представлений, связанных с почитанием мертвых. А развившееся к этому времени хозяйство было уже способно прокормить множество работников, что не жнут и не сеют, а перетаскивают огромные камни.
Это значит, что во всех странах, где появились дольмены, уже полным ходом шло классовое расслоение — иначе кому бы ставили эти гробницы, ведь не простым же смертным? Уже появилась знать, эксплуататоры и рабовладельцы. Вожди становились царями, родовые старейшины превращались в аристократов. Все они нуждались в подчеркивании своей власти, в символическом утверждении ее вечности и незыблемости. Как в том же самом нуждались и египетские фараоны со своими жрецами, полководцами и чиновниками. И сходные причины вызвали появление сходных следствий. Так бывает. Мексиканцы, например, начали строить свои пирамиды через тысячу лет после того, как египтяне уже перестали строить свои. Временной разрыв здесь воспринимается вполне естественно — ведь майя или ацтеки отставали в развитии от Египта на несколько тысяч лет. И связей у них с Египтом, по-видимому, не было, уж во всяком случае, постоянных. А пирамиды были.
Но тут необходимо подчеркнуть разницу между пирамидой и мегалитом типа дольмена или кромлеха.
Форма пирамиды такова, что идеально подходит для символа вечности. Обычная груда неровных камней, стоит их обтесать и сложить «покрасивее», превращается в пирамиду. С древнейших времен именно с пирамидой сравнивали само классовое государство, потому что в каждом новом слое камней, если идти снизу вверх, камней все меньше — как людей в разных слоях классового общества, а наверху — один камень, символ правителя. Впрочем, боюсь, что это сравнение, несмотря на всю свою древность, все-таки появилось после того, как была построена самая первая пирамида. Ну а древние египтяне — те, по-видимому, материализовали в пирамиде сноп солнечных лучей, верхушка которого — солнце. Поскольку солнце часто отождествлялось с фараоном, пирамида была одновременно символом власти. Есть немало и других объяснений…
Но если теории, придуманные для объяснения формы пирамид и обращения людей в разных землях к этой именно форме, в основном дополняют друг друга и сами укладываются в этакую аккуратненькую пирамиду, то гипотезы про мегалиты взаимно отталкиваются. Устройство мегалитов слишком сложно, чтобы совпадения в его плане на разных концах света могли получаться случайно.
Большинству историков кажется несомненным именно странствие мегалитов по миру, а не появление их в каждой стране или хотя бы части света самостоятельно, безо всякого влияния со стороны ближних или дальних соседей. В то же время, безусловно, верно, что построил мегалиты не один и тот же народ. Выход из этого внешнего противоречия, повторяю, как будто возможен только один: от народа к народу по Европе, Азии и Африке передавалась связанная с мегалитами сумма представлений — не простенькая мысль о важности огромного погребального сооружения, но именно сумма, комплекс представлений, связанных с этой мыслью. Разумеется, воспринимался этот комплекс только там, где общество было уже достаточно развито, имело достаточно сил для грандиозных ритуальных работ.
Сама по себе возможность такого грандиозного путешествия целых систем взглядов — а она засвидетельствована, как видите, весьма весомо — очень много говорит о реально существовавших связях между народами далекого прошлого. Сделать из этого факта достаточно далеко идущие выводы многим историкам мешает обстоятельство, что мы все-таки слишком уж мало знаем о мегалитах и их строителях. Но даже то, что стало известно о тех и других, заставляет увидеть племена наших предков совсем не такими темными и оторванными друг от друга, как казалось. Заставляет, пользуясь терминами Хокинса, снять с человека каменного века пятно клеветы, лучше его понять и выше оценить его достижения.
Гордон Чайлд, перечислив и разгромив наиболее популярные предположения об общих строителях всех мегалитов, с явным облегчением и удовольствием переходит к людям, которые тоже часто хоронили своих мертвых в дольменах, но сами, видимо, жили уже спустя века после того, как дольмены были сооружены. Вот тут-то ц можно было, казалось, найти следы какого-то одного народа, группы людей которого странствовали по значительной части Европы. Группы маленькие — погребения «странников» не образуют обширных кладбищ. И почти всегда и почти всюду (исключение — Центральная Испания) такие погребения находятся среди погребений людей других народов.
При раскопках следы этих странников узнают прежде всего по глиняным кубкам колоколообразной формы. И у археологов потому закрепилось за этим племенем имя народа колоколообразных кубков.
Чайлд видит в бродивших по Европе «странниках» кучки вооруженных купцов, торгующих золотом и медью, янтарем и ямшой. С ними путешествовали мужчины-металлурги и женщины, занимавшиеся гончарным делом. Путешественницы-то и изготовляли кубки. Чайлд говорит о хозяевах кубков как проводниках при установлении торговых и иных отношений между народами Европы. Они же распространяли новые приемы обработки металла, словом, играли согласно Чайлду роль этаких «разносчиков культуры» по доисторической Европе! Впрочем, их возможную прогрессивную роль сильно компрометирует одно обстоятельство… В знаменитых колоколообразных кубках иногда находят зерна проса, а из проса тогда варили хмельное пиво. Мощь народа колоколообразных кубков, если он существовал, в наибольшей степени опиралась на его «монополию» на этот бодрящий напиток. «Кубковые люди» спаивали предков тех европейцев, что тысячелетия спустя пришли в Северную Америку не только с ружьями, но и с водкой.
Народ колоколообразных кубков жил несколько более тридцати веков назад — не такой уж длинный срок. В конце концов, письменность в Египте и Шумере к тому времени уже две тысячи лет как существовала. Мы знаем довольно много об отдельных культурах и народах того времени, но у «кубковых людей» не было письма, и у племен, среди которых они жили, тоже, и с этим народом пока связано гораздо больше загадок, чем ответов на них.
Народ колоколообразных кубков должен был оказать немалое влияние на культуру Европы. Есть ученые, которые считают, что названия серебра и свинца и в языках индоевропейских, и в баскском языке восходят к неведомому языку «кубковых» людей». Возможно, что следы их деятельности остались и в Африке. Центром, откуда шли носители этой культуры, был Пиренейский полуостров. В Центральной Европе они, вероятно, встретились с двинувшимися примерно в это время на запад индоевропейскими племенами.
В этом взаимодействии, возможно, выковалась культура европейцев преддверия античности.
Ну а собственно строители мегалитов, по крайней мере некоторые из них, поддерживали все-таки связи с мощными средиземноморскими цивилизациями. Одна из плит в гигантском кромлехе Стоунхенджа хранит два изображения: бронзового топора и бронзового кинжала. Топор местный, таких в Англии найдено немало, а вот кинжал наверняка привозной, и пункт, откуда он был экспортирован, точно известен: именно такие кинжалы во множестве находят на Крите. От Крита до Англии, от восточного Средиземноморья до северо-западного края Европы достаточно далеко. И возможно, и даже скорее всего, что в начале и середине II тысячелетия до нашей эры никакие критяне еще не добрались до Англии, а самим англичанам серьезные морские путешествия даже не снились. Слишком много морей и земель лежало на этом пути. Слишком много народов на нем жило — народов, не ведавших принципов международного права. От народа к народу, через посредников всех родов двигались бронзовые кинжалы в Англию. Впрочем, не только кинжалы и не только в Англию. Клады топоров и кинжалов, клады с балтийскими янтарными бусами и средиземноморскими бусами из пасты (непрозрачного стекла) отмечают торговые пути времен создателей мегалитов и наследников этих создателей.
Клады вообще вещь мудреная. Ну сами посудите. Находка клада — это же удача. Тома Сойера или археолога — кому повезет. Все поздравляют счастливца, его имя, если он историк, входит в науку, каждый клад добавляет новое важное слагаемое в общую сумму человеческого знания… Но ведь чаще всего это, в точном смысле слова, счастье, построенное на несчастье другого. Клады оказываются в земле потому, что хозяева вещей их спрятали. Почему спрятали? Причины бывают самыми разными. Знаменитые норманны Скандинавии, по мнению специалистов, зарывая клады, часто даже не собирались их доставать из земли. Этих людей вполне удовлетворяло — по сложным идеологическим мотивам — сознание, что сокровища принадлежит им и никому другому их не достать.
У многих народов в разных странах земля была своего рода сейфом, который всегда под рукой. Не нужны драгоценности — закопай их до поры, пока понадобятся.
Но, бывало, прятали сокровища в минуту опасности, просто для того, чтобы их не могли отобрать — да и бежать без груза легче. А если такой клад остался в земле, это говорит о реальности угрозы, о том, что убежать не удалось, а ежели и удалось, то уж вернуться было вовсе невозможно. Были, наверно, и случаи, когда человек просто не мог найти места, где копал, но такое, конечно, случалось редко. И многие (хотя не все) клады на торговом пути можно рассматривать как своеобразные памятники, отмечавшие смерть человека или его разорение. А кладов от эпохи бронзы осталась т