— Сие и есть ислам, — заключил он после получасовой тирады об основных постулатах религиозного исповедания. — А ты хорошую штуку делаешь, мир изучая. Кстати, у тебя-то есть женщина?
— Мама, сестра, девушка — все есть.
— Как, и девушка есть?
— Найдется.
— Почему она не с тобой?
— Она занимается другими делами.
— Но как ты ее оставил в своем городе?
— Обнял, попрощался и оставил. Что такого?
— Это очень, очень неправильно, — раздосадованно опустил глаза служитель мечети. — Вы женаты?
— Нет.
— Ужасно! Она не может оставаться без тебя.
— Почему не может? Может.
— Нет. Вдруг она будет гулять с мужчинами?
— Моя девушка может делать что угодно и гулять с кем угодно.
— Женщина может гулять только с мужем и с мужчинами-родственниками. С другими мужчинами, если они не являются ее мужем, ей позволено иметь только деловые контакты. Общаться с иными и в других случаях она права не имеет.
— И тогда это будет любовь?
— Да, самая настоящая.
— Это будет пытка. Любовь заканчивается там, где люди начинают хотеть владеть друг другом.
— Нет, любовь заканчивается там, где начинается грех, — скрестив руки на поясе и выдав голову вперед, произнес муэдзин.
— То, что ты описываешь, — это идеальное поведение пары в одной из восточных идеологий, но это не поведение любви. Любовь не терпит рамок — этим она отличается от творчества.
— Ты еще очень, очень юн и многого не понимаешь. Если женщина будет гулять с мужчиной, он может сексуально возжелать ее. Он даже не покажет ей это, но сам факт подобных мыслей — грех. Получается, грех совершил и тот, кто подвиг на такие думы, и тот, кто их позволил подумать. Ты хочешь, чтобы твоя женщина грешила?
— Нет, я хочу, чтобы она была свободна. Как по мне, держать ее под уздой — грех.
Человеку свойственно обманывать других, ибо в некоторых вещах признаться тяжело. Но чаще он обманывает себя, так как область того, в чем страшно признаваться себе, еще больше.
— Она может быть свободна в ваших отношениях, но при этом воспитана согласно заповедям семьи.
— Друг, давай не будем учить друг друга. Чтобы в нашем споре родилась истина, мне надо пожить в вашей коммуне с неделю, а у меня поезд сегодня вечером.
После он мне долго рассказывал, почему чтит Библию и зачем перечитывал ее и другие великие книги наряду с Кораном. «А вот буддизм — занятие бестолковое. Люди поклоняются придуманным ими идолам и еще верят в это», — усмехнулся он. Я же считал, что буддизм является скорее не религией, но системой практик, и поддерживал идею общего просветления, поэтому мы снова не нашли понимания друг в друге. Однако наши споры ему понравились, и он пригласил меня в круг казахских проповедников, где мы сели в тесную компанию и еще час философствовали о смысле нашей деятельности. Под конец я откланялся, взвалил рюкзак, под видом беседы с Аллахом прислонился к стене в дальнем темном углу и заснул на коврике звездным казахским сном до закрытия мечети.
В этот день путешествию исполнялся небольшой юбилей — десять дней. Мне написал знакомый и перекинул на карту долг в триста рублей, которые занимал еще полгода назад. Счастью не было конца. Затем я задумался, соответствует ли это правилам путешествия. Потом плюнул и под брызг разлетающихся капель из-под промокших кроссовок побежал в ближайший супермаркет.
Выбрав маленькую шоколадку и самый большой кусок мяса по-французски, я попросил разогреть его продавщицу на кассе. Она долго меня разглядывала, затем отправилась в каморку, где громко хлопнула крышкой СВЧ-печи. Пока она отходила, другие продавщицы лет тридцати повысовывались из-за своих кассовых аппаратов и принялись стрелять взглядами то в меня, то в друг друга, похихикивая. Ко мне подошел охранник:
— Ты сам откуда будешь?
— Вечер бодрый! Я из Рязани, то есть из Казани, путешествую потихоньку, — неуверенно пробормотал я, не подозревая, как здесь относятся к москвичам.
— Ооо, друг, так это ж недалеко от столицы нашего необъятного союза! Девоньки, вы слышали, откуда он пожаловал? — те утвердительно кивнули. — Ну-ка, сотворите чаю нашему подмосковному гостю.
Продавщица вернулась, пробила мне продукты, за которые я расплатился карточкой с только что полученной от товарища внушительной суммой. Шоколад я сунул в карман, а мясо с апельсином развернул и начал есть. Из разных комнат магазина показались еще несколько женщин и мужчин — все они сели в круг рядом, но чая себе не налили.
— Девоньки, поделили удальца? — улыбнулся охранник своим коллегам.
— Маринка говорит, что он к ней пойдет. А я говорю, чтоб с Маринкой ко мне приходил. У меня водка есть из Астаны, — она демонстративно поставила бутыль на стол, а Маринка потупила глаза. — А еще вид на парк.
— Ну, что скажешь, молодец? — обратился ко мне охранник.
— Спасибо за предложения, у меня поезд в три ночи.
— Ох, и ладно! Тогда давай рассказывай, ты здесь что делаешь?
— Проездом я, путешествую. Скоро в Новосибирск отчаливаю.
— Я так же, как и ты, раньше путешествовал. Себя искал, понимаешь, и весь СНГ в поисках объехал. И что? Нашел себя в родном Петропавловске. В других городах я чужой, а здесь свой, хоть и плотят мало, — охранник перевел взгляд с меня на ладони с растопыренными пальцами, которые он принялся крутить. — Петропавловск — самый низкооплачиваемый город в Казахстане, но цены на продукты здесь одни из самых высоких. Все из-за границы с Россией! Казахи с русскими — это 60 на 40, многие наши давно мигрировали в Челябинск, Омск и Новосибирск. Особой разницы в менталитетах я не вижу, поэтому свалить просто, — мужчина остановился и глубоко вдохнул воздух, хлебнул чай, при этом издав звук, с которым это делают все дедушки. — А мне и здесь хорошо. Здесь моя семья.
Мы около часа пили чай и говорили про нелегкую судьбы жителя Петропавловска, а после продавщицы подарили мне литровую водку и выгнали во двор с закрытием магазина. Я вышел посереди улицы, умыл лицо дождем и откусил шоколадку. Это был лучший кусок шоколадки, который попадался мне, к тому же еще и с вафлей. Он хрустел, таял во рту, расплываясь сладостью по губам, и, пережеванный, нанесший добро, падал в желудок. Расплываясь в удовольствии, в ночи я побрел к вокзалу через весь город. На втором этаже вокзала расположились тетеньки в палатках. У одной из них я попросил зарядить телефон. «Услуга предоставляется, стоимость тридцать тенге», — оттараторила она заспанным еле открывающимся казахским ртом. Услышав, что я еду в кругосветку за сотку, тетенька посмеялась и принялась объяснять, как это позорно — клянчить услуги без денег. После пятиминутного урока она всунула зарядку в розетку и закрыла окошко. Ко второй продавщице я пришел подготовленным и попросил кипятка. «Услуга предоставляется, стоимость двадцать тенге!» — выдала она заученную схему. Услышав, что прошу забесплатно, она была готова рвать и метать, спрашивая у меня, кто будет платить за газ, свет, электричество и воду. Спустя десять минут активных нравоучений она влила кипяток в стакан и обиженная ушла смотреть телевизор.
Десятый день путешествия подходил к концу. Я вспомнил, чего ж такого случилось за это время, и понял, что доволен как слон. Мне всегда было тяжело хранить крупицы искренних чувств в ячейках памяти — со временем они затирались напильником обыденности. На спасение приходили лист бумаги и черная ручка. Я открыл тетрадь и попытался стать продолжением своим мыслям, обрекая их в слова. После пятнадцати минут стараний пришлось признаться — получалось это откровенно паршиво. Тогда я составил список из десяти человек, оказавших на меня большое влияние, которых хотелось хлопнуть по плечу и сказать теплое «спасибо». После этого признания самому себе правда начала литься проще. На листе бумаги сначала неуверенно, а затем более твердо стали появляться мои страхи и барьеры. «В этом путешествии я буду их ломать. Правил существовать не будет, посмотрим, что из этого выйдет». Мне хотелось разрушить всю пирамиду ценностей, старательно выстраиваемую институтами семьи, школы, университета, работы, разгромить все то, во что я искренне верил. Я прощался со своими устоями, зачеркивая их жирной черной линией и запивая прекрасным чаем «Гринфилд» с мелиссой, покуда гудок поезда не ознаменовал возвращение в Россию.
Глава 10. Как познать фристайл
В этот безрадостный день Петр, бомж-старожил новосибирского вокзала, в очередной раз не смог опохмелиться и тем самым оказался в состоянии дополненной реальности (обычно реальность дополнялась потоком цивилизованных туристов, предназначенных исключительно для побора их излишних средств). С чувством осадочного влияния ежевичной настойки на сей раз в вагоне номер шесть он увидел существо с большим синим рюкзаком, всем своим видом показывающее равнодушие к человеку без места жительства. Это было худшим развитием — ни о каком опохмеле речи быть не могло, и Петр отправился горевать до следующего дня, сулившего гораздо большее количество туристов. Существо же с синим рюкзаком вышло на середину площади Гарина-Михайловского и прокричало громким спертым голосом: «Ну, здравствуй, Сибирь-матушка!» На что сидевшие голуби с отвращением завертели крыльями, а бабушки — пальцами у висков.
Тем временем, не обращая внимания на птиц и пенсионеров, я достал из рюкзака светлое полотно, заготовленное еще с Москвы. «Здравствуй. Я еду вокруг света за 100 дней и 100 рублей. Просто скажи „Привет!“» — было написано зеленым по белому. Я уже опробовал его в Казани, где за весь день со мной поздоровался один человек, после немедля перешедший на противоположную сторону улицы. Предстояло проверить, как оно работает по эту сторону Урала. Я накинул полотно на рюкзак, рюкзак на плечи и зашагал по улице Челюскинцев. «Береги зубы смолоду», «Шагом марш за ноутбуком», «Коммунистическая партия — твоя опора» — сообщали мне серые информационные щиты с обоих сторон улицы. «Город большой, но провинция», — твердо оценил я — по наружной рекламе всегда можно понять размеры поселения. Мне давно хотелось попасть в Сибирь, которая казалась дикой, холодной и недоступной, а ее столица, стало быть, являлась концентрацией всего этого. На деле же предо мной развесил свои улицы, сталинки и кустарники типичный российский город — возможно, Петрозаводск или Уфа. «Новосибирск так Новосибирск!» — согласился я и попробовал затеряться в толпе, собравшейся рядом с цирком. Надежда, что кто-то все же последует инструкции, висевшей сзади рюкзака, не отступала. «Чего встал с такой махиной, людям пройти мешаешь», — посетовала женщина сбоку. «Молодой человек, вам в лес надо, а не в город», — сообщил мне свои стереотипы мужчина с пузом слева. Оценив перспективы знакомств, я оставил цирк позади и проследовал на станцию «Маршала Покрышкина», где уговорил школьников пропустить меня по месячному проездному. Для путешественника, который приноровился жить, есть и передвигаться автостопом, самыми большими тратами в городе остается проезд на общественном транспорте — его оплата всегда случайна.