Перечеркнутая надпись «Иркутск» молчаливо проследила за траекторией моего полета и осталась надзирать за дорогой. Я отряхнулся, осмотрел новый ботинок и поднял руку над трассой. Путь предстоял близкий — триста километров, часам к трем-четырем дня я планировал уже карабкаться на Шаманку.
Долго ли, коротко ли, остановилась машина с большим бурятом у руля.
— Вы ж на Байкал едете? — бросился надеждами я.
— Малыш, я на дачу еду, а коли тебе на Ольхон надо, то держи ухо востро. Сейчас мало кого туда нелегкая заносит, поэтому ты лучше билет на автобус купи, — высказался водитель и, только подхватив, высадил меня через двадцать километров у поворота.
Шоссе было ровным, и лес поначалу сопровождал его с обеих сторон, а потом с досадой уступил место полю. Ровный зеленый ковер застилал все живое вокруг, и лишь дорога да я имели право нарушать его спокойствие. Погода хмурилась от ежегодного удручения, мои брови — от ежедневной печали. Постояв на месте, я пошел по ходу движения машин, пиная камни на обочине. Единственное, что радовало и спасало в то мгновение — это мои подштанники. В Сибири их носят все мужики — я узнавал.
— Халоу, епта! — из остановившейся «Газели» высунулось золотозубое лицо мужика в камуфляжной, под окружающий пейзаж, куртке.
— День добрый! Я путь в сторону Ольхона держу!
— Михалыч, ты глянь, он по-русски говорит! Будем брать такого?
— А хер с ним, все равно встали. Пусть запрыгивает!
Я закинул рюкзак в багажник, а сам сел в кабину меж двух толстых дядек, каждый из которых держал расплескивающуюся литровую банку пива, периодически прикладываясь к ней губами.
— Мы думали, ты итальянец или грек, — улыбнулся мне во все двадцать три зуба водитель.
— Ага, вашего иностранного брата здесь много шастает. Но это летом, в сторону Хужира едут, а сейчас сезон совсем не туристический. И чего ты туда поперся? Ты, кстати, пиво-то будешь? — мужики резко опрокинули головы и, громко глотнув с эхом, выдали мне банки с обеих сторон.
— А или ты сразу к делу обычно переходишь? Что ж, это у нас тоже имеется, — зазлорадствовал водитель и, подруливая левой рукой, правой достал бутылку водки. — Мы сами ребята крепкие. У нас в фээсбэ все такие!
Золотозубый демонстративно распахнул удостоверение.
— Мы знаешь, как считаем? Безопасность соблюдай, но про себя не забывай! — подметил он и рассказал, как зарабатывает с товарищем на вырубке леса и транспортировке за границу.
— У вас Байкал поэтому горел в том месяце?
— Официальная версия — пожары. Но мы-то с тобой понимаем, что все в этом мире управляется чертовыми грязными бумажками! Уж очень это дело прибыльное. Лес живой стоит — никуда девать нельзя. А жженый проще вывезти. Так что в пожары я не особо верю — хотели б, сразу потушили!
— Ты, кстати, с нами пойдешь валить? — сделал солидное предложение Михалыч и старательно объяснил мне схему транспортировки. Я вежливо отказался, на что фээсбэшники чокнулись банками пива посреди кабины, и оно потекло по моим джинсам.
Несмотря на то что дорога была прямая, как наши речи, а кабина наполнялась весельями, ехали мы петливо и шатко. Спустя час я вышел у поворота на грунтовку, на которую сворачивали мои краткосрочные коллеги по пути, и в знак прощанья подкинул шапку в воздух, которую ветер немедля снес на метров пять. Дорога здесь убегала в бесконечную даль, будто свежий след от самолета, и конца ей не было, как не бывает конца у неба. Рядом стояла одинокая остановка, предназначенная, судя по пустому расписанию, для привала диких животных и еще более диких путников. Казалось, пространство по оси ординат сжалось раз в десять — я был вторым после остановки высоким объектом на много километров вокруг. Высь была слепа — бесцветные облака полностью засеяли ее. И только вереница далеких журавлей, густо отталкивающихся от воздуха крыльями, напоминала о том, что мир все же не статичен. Я упал в колкую траву и стал следить за траекторией птиц, пока они не превратились в одну крошечную точку. Было свежо и, несмотря на окружающую пустоту, наваристо.
Шавасана моя продолжалась около часа, пока на дороге у рюкзака не остановился «уазик». Я без лишних вопросов запрыгнул внутрь. Если у предыдущего спутника зубов было мало, зато они блестели, то у нынешнего водителя эти весьма полезные приспособления отсутствовали напрочь. Шепелявя губами и резиной по дороге, он провез меня аж на десять километров. Здесь из-за горизонта выглянули практически параллельные земле горы — заокольные, но существующие. Дальше я попал в тарахтящий ремонтный автобус, один из двух существовавших на всей трассе, с полностью пустым салоном внутри, но имевшим табурет, на который мы с рюкзаком и уселись. Выпрыгнув наружу, я прочитал название города: Усть-Ордынский. Ба, да за три часа мне удалось отъехать от Иркутска на целых семьдесят пять километров! Расстояние обещало стремительнейшим образом сокращаться.
Разделительная пунктирная полоса, словно подразнивая, уходила вперед, а я — нет. Прислонившись спиной к накренившемуся столбу, я сел на пустырь. На коленку взобрался толстый жук и, шевеля усами по джинсе, как швабрами по полу, бездумно полез вверх. Машины иногда жужжали где-то справа, но мне на них было наплевать. Через дорогу перебежала собака, осмотрелась и, тявкнув, подошла к куче грязи. Старательно обнюхав ее, она закопошилась, видимо, пытаясь что-то найти. Мне стало казаться, что я — это она. Зачем я копаюсь в таком дерьме? Почему нельзя жить нормальной жизнью? Где буду сегодня ночевать? Запах стабильности завтрашнего дня был забыт, словно его не существовало в природе. Фраза «Стандартные решения приводят к стандартным результатам, для получения выдающихся результатов и бла-бла-бла» для меня стала худшим пророчеством.
Еще через полтора часа меня подобрал большой, уверенный в себе и во всем, на чем свет стоит, мужчина на «пятой» «Мазде». Он рассказывал, как охотиться на кабана, и на фазана, и на косулю, и на марала, и даже на бурого медведя, пока я кивал и облизывался. Заприметив во мне неладное, он выдал красное яблоко, и настроение мое взлетело, будто «Протон-М» в шестьдесят пятом. Тем временем мы доехали до Баяндая, что, в общем-то, уже было победой. Трасса уходила дальше на север, а дорога к Ольхону пучком откалывалась направо. Я подарил водителю открытку с морем и зашагал по месту, созданному специально для меня — обочине, бормоча: «Оп, пам-пам-пам, новый па-ва-рот, пам-пам-пам». Через пятнадцать минут я огляделся: с одной стороны не было никого, с другой — вообще никого. Еще десятью минутами позже меня встретило стадо ленивых коров. Я подошел к ближайшей и погладил по основанию рога, за что получил презрительное «Мммму» от всех ее товарищей. «Сам знаю!» — ответил я им.
Дорога устремлялась вниз с горы, а потом подпрыгивала вверх. Осень с того ее края почему-то еще не ушла и восседала по обе ее стороны. На холме аккуратными шпалами громоздились разноцветные деревья, и мне от одного их вида похорошело. За полчаса я добрался до верхушки холма, где словил фургон «ГАЗ». У руля сидел семнадцатилетний Семен, приговаривавший:
— Я делаю то, что мне нравится, и развиваюсь в этом. У меня уже 7 коров есть, все мои, сам заработал, без папы. Вот брат старший херней страдает — в городе учится, в университете. Пять лет насмарку! А я сначала родителям с хозяйством помогал, а теперь и свое стараюсь содержать помаленьку. Весь мой кузов хлебом забит. Я разгружусь в своем амбаре, и мучного на две деревни хватит. А уже через неделю новая поставка! Я счастлив!
Он протянул два теплых, румяных батона белого. Мы скрестили их, словно чокаясь стаканами, и зажевали легкую мякоть. И было нам хорошо, и горланили мы, дайте вспомнить, что-то про осень, плачущее небо и тонущую печаль.
А потом все началось по новой — прощание, подаренная открытка, поднятая над трассой рука. На очередном месте охоты на автомобиль дорога была чуть приподнята над соседними участками, и я мог заприметить свою жертву задолго. За двадцать секунд до встречи моих глаз и водительских я начинал махать откусанным батоном хлеба, а потом продолжал трясти им вслед пропадающему в зубчатом лесу автомобилю. Машины поодиночке тянулись по дороге, как тянется по трубочке последняя оставшаяся капелька сока, попадая в рот, словно на Байкал.
В этом месте, на вершине холма я проторчал еще час, пока не съел весь батон и махать стало нечем. Перспективы попасть сегодняшним вечером на Ольхон достигли нулевой отметки, как и температура. Когда сумерки стали садиться на лес, из ниоткуда выкатилась фура.
— На Байкал?
— Да.
Больше мы с водителем не проронили ни слова. Путешественнику полезно помнить два свойства фуры: А — она медленная и Б — скорее всего, она передвигается на далекое расстояние. Я был без понятия, куда едет этот автомобиль, но дорога в конечном счете шла только в одно место. Сквозь глубокую трещину на переднем стекле проскакивали удивленные елки да подпрыгивающие вдали горы и сопки. Через час стало совсем темно, но Его нельзя было не заметить — из-за холма подмигнул Байкал. «Ура!» — самопроизвольно закричал мой рот на всю кабину. Я так старательно ехал до него через пол-России, что, по моим ощущениям, должен был достичь Луны.
Водитель съехал с темной трассы на поле. Мне удавалось лицезреть, как фуры курсировали по грунтовкам, но чтобы по полям — никогда. Было странно, почему мы до сих пор не врезались в дерево, коих по обеим сторонам было навалом. «Ни черта не видно!» — буркнул водитель и вжал газу. Колосья расходились в стороны, как и мои глаза. Наконец машина сделала «пффф», а я «фуух». Мне сказали третье слово за этот вечер: «Приехали». Телефон с картой давно разрядился, но, видимо, до переправы мы так и не добрались. Откуда-то из темноты на нас побежали люди и принялись разгружать фуру, а я автоматически стал им помогать. Мы таскали стройматериалы и горой скидывали их у бани. Водитель и люди ушли, а я, сообразив, что мы приехали на строящуюся базу, решил пробраться в какой-нибудь дом и переночевать в нем. Обойдя гору стройматериалов, чтобы стоящие поодаль фигуры ничего не заметили, я стал дергать ручки маленьких домишек — закрыто. Заприметив меня, навстречу выдвинулся грузный человек. Бывают такие люди, видишь его — и сразу понятно, хозяин. Я извинился и спросил, где на территории можно поставить палатку. Взамен он выдал мне ключи и указал на домик.