— Я Михаил!
— А я — Дмитрий!
— Вот и отлично, давай снимать, — улыбнулся он, нажав кнопку на камере.
После часовой беседы Михаил подарил мне свою калифорнийскую шляпу, выложил видео на канал и пригласил раскатить на автомобиле по округе. Кремниевая долина — это колбаса, раскатанная между Сан-Франциско и Сан-Хосе. Здесь один город переходит в следующий, и тяжело понять, где что заканчивается и начинается. Мы скользили по идеальному асфальту мимо идеальных пальм, чередуя один идеальный квартал с другим.
— Вы часто скучаете по России?
— Свою Россию я ношу с собой.
— Да, но с тех пор, как вы переехали, в ней многое поменялось.
— В России каждый день все меняется, а за сто лет ничего не изменилось. Идеология восприятия царя сидит в менталитете человека. Это одна из немногих стран в мире действительно уретрального типа. Русский человек не ощущает закон — так работает вся система.
— Но тут же нет никому дела до русских.
— Верно, здесь всем все равно на то, что творится за океаном. Пока не льется кровь, никто не интересуется. Тем не менее американцы к русским относятся в десять раз добрее, чем те к ним. Но мы-то знаем, что русский народ гораздо лучше, чем кажется.
Глава 40. Как правильно потерять благость
Пузырьки полетели по чайной кромке. Я глотнул слишком много, закашлял и чуть не выплюнул все содержимое обратно. Моя привычка брать в рот побольше, а потом сглатывать маленькими партиями снова мешала чаепитию. Все оценили оплошность и сдержанно замолчали, чтобы дать мне откашляться.
Яркий закат заползал в окно и падал на стол. От этого варенье и мед в розеточках становились багряными, а наши руки — загорелыми. Румяная курица еле заметно дымилась. Вкусная прослойка морковного пирога медленно, но верно вытекала.
Мы пили чай в городе Фримонт, что находился по другую сторону залива Сан-Франциско. Когда-то давно мои родители познакомились в институте с коллегой Александром, с которым долго поддерживали связь. Тремя годами ранее он переехал из подмосковного города Дзержинский сюда, в Силиконовую долину, где с женой Ольгой поселился в собственном доме. Их семья будто переродилась — они посвежели, обзавелись новыми знакомствами, увлечениями, автомобилями, недвижимостью и каждый день ходили довольные на всю округу. Как только они прознали, что сын давних друзей собрался посетить Штаты, призвали заехать в гости. Мне же хотелось уже поскорее умчать либо на восток, в горы, либо на юг, в сторону Лос-Анджелеса, поэтому я решил провести в этом прекрасном месте только один вечер.
Александр и Ольга встретили меня теплее калифорнийского солнца. Мы обсудили проблемы инженерного образования и скудности человеческого лексикона. После я сразу стал стрелять в Александра своими вопросами. Не знаю, откуда они всегда вылезали, но, честное слово, мне казалось, это говорил кто-то другой внутри меня. Терять мне было нечего, поэтому я сразу перешел к делу.
— Скажите, в чем вообще суть жизни?
Александр посмотрел на меня, как на только что проснувшийся вулкан, и сгустил брови, будто прикидывая, достоин ли собеседник его ответов. Отрезав еще один кусок морковного пирога, он произнес:
— Суть жизни здесь — отработка кармы и продвижение вперед. У каждого есть определенный объем того, что ему предстоит закрыть. Сейчас мы зарабатываем на то, где будем в будущем.
— Хорошо! — безукоризненно ответил я, словно услышав формулу из таблицы умножения, выученной еще в первом классе. — В таком случае лучше сразу начать отрабатывать должное, опустив трату времени на финансовое обеспечение. Достойно ли родиться в семье миллионера, чтобы базовый материальный уровень был удовлетворен, и сразу перейти к духовному?
— Достойно родиться в семье брахмана, чтобы не тратить попусту время и сразу приступить к знанию.
Ольга взглянула сначала на мужа, потом на меня, и подлила каждому в чашку заварку, насыщенную, как этот вечер.
— А как душа выбирает место, где будет рождаться?
— Мне это точно неизвестно. Возможно, душа с определенным уровнем развития может выбрать, где ей родиться. Но тело дается под стать заранее написанной программе.
— То есть все известно наперед?
— Нет, есть определенный уровень, согласно которому выбирается путь. То, что происходит с человеком, это не злой рок, это судьба. Удача — это уровень благочестия. Почему один человек, падая с девятого этажа, выживает, а другой нет? Люди называют это случайностью, но на деле, если у человека хватает благочестия, он выживает.
— Выходит, если я захочу сто тысяч долларов, то это может сбыться, но за счет моего благочестия?
— Верно.
— А как можно увеличить это благочестие?
— Духовными, физическими подвигами, праведной жизнью согласно предназначению.
— А израсходовать?
— Грешить. Гималаи — это все грехи человеческие. А две чайные ложки от них — это хорошие дела.
— Как узнать, что я согрешил? Для одного человека поступок может быть грехом, для другого — бравым делом.
— Душа все знает. Если убрать оценочное восприятие, все становится понятно. Если грех будет очень сильным, то человек может даже погибнуть. Все есть прямая связь всего. Болезни напрямую зависят от поступков человека. Все, кто понимает, что ведут себя невежественно — вычерпывают воду ложкой из тонущей лодки.
— А душа тоже изменяется в размерах, как и благочестие?
— Нет. Любой человек и таракан имеют одинаковый размер души. Только отсюда можно взять низкий старт для движения вверх. Однако все создания мечтают стать человеком.
Почесав бороду, Александр добавил:
— Есть три гуны материальной жизни: благость, страсть, невежество. Если первая преобладает, то ты можешь быть открытым к знанию. На этих гунах человек болтается как на веревках.
— Александр, вы говорите прекрасные вещи. У меня остается один вопрос. Сегодня вы забрали меня на автомобиле у офиса Cisco. Вы ходите туда каждый день — вместо того, чтобы медитировать. Если так много знаете, то почему до сих пор работаете?
— Есть деятельность, которую надо обязательно совершить. Работа здесь — это моя дхарма.
— А как познать мою дхарму?
— Жизнь покажет! Знаешь что, не надо лезть в тонкий мир, если недостаточно готов. Столько откроешь, что на всю жизнь хватит кошмаров. Живи себе спокойненько!
Чаевничество продолжилось. В Александре чувствовалась глубина, которой мне не хватало в последнее время. Мы долго рассуждали на темы, которые обычно не вырываются из сознания и только в крайних случаях попадают в личные дневники. С каждым словом мне становилось все лучше.
— Дима, мы встаем в шесть утра и уезжаем на работу, — напомнил Александр по завершении разговора. — Присоединишься к нам?
— Хм! Интересная, но все же не лучшая затея в моей жизни.
— Именно! Мы с Олей тоже так подумали. Поэтому предлагаем тебе остаться в нашем доме на весь завтрашний день.
После вкусного ужина и теплых разговоров тяжело было уехать из этого уюта.
— Если я соглашусь, можно будет активировать гуну благости?
— Да.
— Тогда я воспользуюсь открытым бассейном у соседнего дома?
— Лучше выбери тот, который ближе ко въезду на дорогу — он глубже вдвое и шире в три раза, к тому же там есть обогрев! Попасть туда может только житель нашей коммуны — там хорошая безопасность. Я дам тебе ключи.
Весь следующий день был сплошным блаженством. На утренней пробежке я вилял меж таунхаусов, пальм и озер, и каждый встречный человек, улыбаясь, кричал мне «Хей бади» или «Гуд морнинг». Вернувшись, я распахнул двери на террасе, вытащил стол на улицу и уселся завтракать хлопьями. Солнце заливало балкончик, с которого открывался вид на долину. Вокруг бегали белки, а на поляне рядом с домом паслись какие-то животные. Я не мог разобрать, что за койоты это, да это не было важно. Рядом с домом паслись животные!
Сделав записи в своем дневнике, я схватил полотенце, фотоаппарат, GoPro4 и отправился в начало дороги, где располагался самый большой в округе бассейн. Еще пару дней назад мои руки складывались, чтобы стать подобием подушки, на которую падала голова в комнатухе Чайна-тауна, а нынче они разгоняли воды бассейна во Фримонте. Щелкнул выключатель, и в спину полетели пузырьки, а в пятки вдарила теплая вода. Мое тело раскинулось на глади воды, как чайные лепестки. За забором ходили люди, махали мне, на что я вяло поднимал свои ладони. Так прошло часа два, пока наконец не пришла пора обтираться полотенцем. «Какой там нынче с месяц? Ноябрь?» — припомнил я, обняв пальму.
Сегодняшний ужин был не хуже вчерашнего. За всю неделю я никому так и не рассказал историю, случившуюся у Голден Гейта. Мне до конца не верилось в реалистичность случившегося, и было страшно выпускать из себя это событие, будто растрачивая при этом свою энергию. Вечером приехали Ольга и Александр, мы снова вкусно отужинали, и я решился посмотреть кадры, отснятые на закате в день моего рождения. Поднявшись на второй этаж, я сунул руку в рюкзак — камеры не было. В пакете, с которым был совершен поход в бассейн, тоже не нашлось. Я перерыл кровать, все свои штаны, шорты, отделения в сумках, комнату — камера пропала. «Она могла выпасть по дороге к дому», — думал мой мозг, раз за разом прокручивая купание и возвращение обратно. Въедаясь памятью в подробности, я понял, что мог оставить камеру рядом с бассейном, забыв ее положить в пакет. «Фух, пронесло. Она спокойно лежит рядом с гладью воды и ждет, пока заберу ее. Ничего срашного», — думал я, сбегая по ступенькам на первый этаж.
Александр вызвался проводить меня. Вместе мы открыли территорию бассейна и обыскали каждый уголок рядом с ним, но камера так и не нашлась. Мы спросили у чернокожего уборщика, не видел ли он устройство, на что тот пожал плечами.
На следующий день я никуда не уехал. Вместо этого мы заклеили объявлениями всю коммуну, все информационные столбы, предупредили все службы безопасности, всех улыбчивых соседей, курьеров, сотрудников коммунальных служб. Весь день я бегал по территории соседних домов и расспрашивал каждого встречного, но про камеру никто не слышал.