Видимо, это и был мой удел — искать правду в этой рыхлой тишине.
Часть VIII. Европа
Глава 52. Чем Европа отличается от Америки
Лента багажа умело огибала столбы и стойки, словно ручеек, пробивающий дорогу к весеннему солнцу. Пассажиры намертво цеплялись в свои сумки и уносили их в томные коридоры паспортных контролей. Люди облегченно выдыхали, покидая зону «luggage». Я прислонился к серому, как мои чувства, столбу в ожидании своего рюкзака.
Атлантический океан остался позади. Ночь прошла в два раза скорее обычного, и шестого декабря в девять утра, зевая руками и потягиваясь ртом, я оказался в аэропорту Брюсселя. Это вызвало у меня меньше эмоций, чем вылетевшая из ручной клади муха, которая, жужжа, стала наяривать круги по всему залу аэропорта. Я понадеялся, что вывез ее из Америки, тем самым увеличив количество нелегальных мигрантов на одного. Видок у меня был не брюссельский — красная калифорнийская шляпа, полосатая рубашка на два размера больше положенного, потертые кроссовки выдавали не самое европейское происхождение.
Количество багажа на полосе сокращалось функцией Карла Фридриха Гаусса, пока не достигло нуля. Моего же рюкзака так никто и не заметил. Почти все самые ценные вещи были при мне, и, казалось, можно было плевать на рюкзак и уходить без него. Но тушенка! Та самая тушенка, которая проехала от Москвы до Майами, сохраненная на самый скудный день, была слишком дорога сердцу. Без нее я уйти никак не мог. Пришлось плестись в отделение утерянного багажа.
Сотрудники, порывшись, заявили, что и здесь моим рюкзаком не пахло. Как обычно бывает, он мог улететь в Лондон или Стамбул, но я же надеялся, что все мои вещи вылетели в Москву и будут преданно поджидать меня там. Внезапно — не столько для меня, сколько для сотрудников багажного отделения, — синий рюкзак, укутанный в потертый чехол, появился на вертушке. Родненький! Я немедля раскрыл его и понял, что вещи лежат совсем в другом порядке. Кто-то переворошил мое барахло! Из нижнего отделения выпала бумага: «US department of Homeland Security. Notice of baggage inspection». Оказалось, пограничники сочли мой рюкзак подозрительным и проникли в него. Я пересчитал все вещи. Недоставало двух: зонта, подаренного Аней в Майами, и дешевого китайского чая, пролежавшего на дне рюкзака с самого Шэньчжэня. Как они ни старались замаскироваться, на оружие и запрещенные препараты походить смогли.
— Where are you going? — подав голову вперед и переведя брови в наклонное положение, цыкнул офицер на пограничном пункте.
— Брюссель! — не дал соврать я.
— Но почему у вас виза другой страны?
— Потому что потом я поеду в нее!
— Сколько дней вы там будете находиться?
— Больше, чем в Брюсселе.
— Вы прилетели на рейсе из Соединенных Штатов Америки. Как вы туда влетели?
— Из Китая! Вот же штамп.
— Но как вы попали в Китай?
— Из Монголии! Вот печать!
— Но как вы… Ясно. Welcome to Brusseles!
Хмурая и мокрая столица Европы забралась под рубашку. На этой стороне океана температура была ниже градусов на пятнадцать, а в целом погодка осталась такой же.
Я открыл календарь. Значит, так-с, если путешествие началось 10 сентября в 7 утра в Москве, то мне необходимо вернуться туда же до 7 утра 19 декабря. Выходит, у меня есть тринадцать дней. Сколько? Тринадцать дней? Это ж скоро все закончится! И буду я вспоминать кругосветное путешествие как короткую вспышку, далекий сон, волшебную повесть, случившуюся с кем-то другим. Но с другой стороны, у меня есть почти две недели. Что мне делать все это время в Европке, в этом Старом Свете, исхоженном и иссмотренном поперек и вдоль? Это ж скука тоскливая! День на Брюссель, дня три на Париж, а дальше потихонечку устремлюсь на восток. Все, уже началась та самая старушка Европа. Отсюда до дома рукой подать.
Брюссель захватил меня на день, а вечером я обежал все кассы и подворотни железнодорожных вокзалов, автобусных станций и аэрозагонов в попытках найти самую дешевую возможность добраться до столицы Франции. Это мог быть любой способ — в горбу верблюда, в иллюминаторе батискафа, в насосе дрезины, но только не автостопом. Мне было тошно от него. В конце концов стало ясно — существует автобус LuxExpress, который готов довезти до Парижа за мои последние двадцать долларов. Я встал в очередь к кассе, которая сплошь состояла из улыбающихся людей. Милые граждане на идеальном французском языке радужно описывали кассиру, до какого города хотят добраться сегодняшним вечером, а тот взамен расцветал, словно услышав величайший комплимент в его жизни, и на радостях выписывал тикет. Обмен любезностями продолжался, пока к окну не вставал следующий покупатель, — и так далее. Наконец очередь добралась до меня.
— Bonjour, le mister! Куда путь держать соизволите? — вопросил меня кассир на мурлыкающем французском.
— Good evening, dude! Еду в Париж! — бойко заявил я на своем псевдоамериканском акценте. Кассир немедля снял улыбку, захмурел и уставился на меня с негодованием. Просмотрев лицо от ямочки на подбородке до потертого козырька кепки, он рявкнул: «Следующий!» — и отказался общаться со мной. Я в испуге отошел от кассы, раздумывая, в каком слове кого задел. Понадобилось полчаса, чтобы осознать, как сильно французы любят свою страну, культуру и язык и сколь сильное отторжение у кассира вызвал мой невесть откуда появившийся американизм. Убедив соседнего человека из очереди приобрести мне билет, я запрыгнул в автобус, который торжественно обещал через четыре часа довезти меня до Эйфелевой башни. Все, больше денег у меня не было.
Очередной автобан лег под колеса. Открыв журнал, я смог предаться фиксации всего того, что весь день восторгало мои глаза, всего того, чем Европа отличалась от Америки — насколько я мог судить своим узким взором.
Здесь все говорят по-английски еле-еле и с ужасным акцентом! Когда переспрашивают, молвят «sorry», а не орут «whazzup»! Они не добавляют «guys» между каждыми двумя словами, не вставляют «you know» после каждых двух предложений!
Ох, сколько двускатных крыш, да еще и с брусчаткой! Обалдеть, валит дым из труб! Здесь жилые дома не одноэтажные. Это же не одноэтажная Америка!
Все улицы извилистые, могут пересекаться не под прямым углом. Представляете, неперпендикулярные улицы! Они их не считают по номерам от 1st до 30th и дают оригинальные названия. Кварталы не разбиты на прямоугольники, а расположены так, как сложилось исторически. Жесть!
Общественным транспортом пользуются не только черные, бомжи и я. Здесь есть обычные люди, они могут ездить на автобусе или даже метро!
Афроамериканцы говорят по-французски! Не орут «how you doing, dude», а изъясняются «Сa va, monsieur». Очень красиво! Еще они надевают не рэперские штаны, а пальто, повязывают шарфы и прихватывают сумки от gucсi по моде.
Я вижу платный туалет, впервые за два месяца. В нем нет питьевых фонтанчиков, как в Штатах, Китае и Гонконге.
Ба, да это же велосипедный светофор. И велики у всех городские и олдскульные, прям как с открыток про Амстердам.
Французы милейшие, все двигаются аккуратно, лишь заденут, так и шепчут «pardon, madam», а не кричат «all right, man» и хлопают тебя по плечу.
В центре после наступления темноты живут не только бомжи. Даунтаун и центр — это не одно и то же!
Боже, сколько же здесь культуры и истории. Каждый камень в десятки раз старше меня, а разглядеть орнаменты одного храма не хватит и жизни. Да вы только гляньте, как расписан этот мост! Сколько сотен завитулин на каждом усе у мужика, проехавшего рядом в карете. Посмотрите, как много фигур на католическом храме! О мои глаза, как же это красиво!!!
Очень популярны уникальные рестораны, а не отштампованные сетевые кафешки. Их открывают на первых этажах зданий, а не в отдельно построенных квадратных одноэтажках на перекрестках.
Здесь спокойно и уютно. Совсем нет дураков на улицах, болтающих чепуху налево и направо, все сдерживают эмоции. Они не подходят, не рыдают и не спрашивают совета, что делать с девушкой, с которой расстался вчера.
Какой же красивый язык! Ничего не понимаю, но вот честно, сижу по полчаса и слушаю, как лопочут да картавят. Такое ощущение, что французский сленг произошел от литературного языка. А не наоборот, как американский, где на сленге общаются все, от школьников до чиновников, а официальный используется для текстов.
В целом все кажется сказочно и очень скучно. Стандартно, уверенно, грамотно, авантюризма и лихвы мало. Пожалуй, здесь приятно поселиться с семьей после сорока.
Цены в среднем дороже в полтора раза, зарплаты ниже в полтора-два.
Все глубже, дольше, обоснованнее. Культ еды, отношений, языка, ничего не надо делать fast, здесь и сейчас. Не надо забегать, набиваться на ходу бургерами, решать проблемы за рулем. Можно провести время за долгой трапезой с семьей в ресторане. В ресторане, а не фастфудной!
Сколько же здесь полицейских и военных. Вокруг ярмарок кружат фургоны с армейскими ребятами, а в аэропорту ходят толпы вояк с автоматами, пьют кофе и теряются между обычными людьми.
Очень тяжело познакомиться с человеком на улице. Это тебе не пять минут в баре — и вы лучшие кореша на все времена. Дальше взаимных любезностей ничего не заходит, общаешься ты с одинокой девушкой или компанией парней. Вся местная молодежь закрыта в локальных тусовках.
Люди целуются на улицах! Это так здорово, парни дарят цветы девушкам. Они держатся за руки и романтично гуляют, а не ныряют сразу в кровать.
Ну, какие французы милые, я не могу. Ходят стройные и довольные под руку с супругом и коляской с ребенком да тихонько поют рождественские песни рядом с ярмаркой и новогодней елкой.
Глава 53. Где смотреть красоту
— Мужик, наконец-то! Ох, и потрепал тебя свет! — раздалось прямо под моим ухом, пока по спине хлопала увесистая рука.
— Пацан, как же я рад тебя видеть! И стоим мы не в Орехово, а посреди Парижа! Вон башня сверкает! — в свою очередь кричал я в ухо тому, кто хлопал меня по спине.