Итак, в три часа путешественники разгуливали по улицам города, который простирается от берега Иорданадо первых отрогов Уосатчскихгор. Как им показалось, церквей в городе то ли очень мало, то ли нет вовсе. Однако монументальные здания имелись: дом пророка, здание суда и арсенал. Здешние дома были построены из голубоватого кирпича, с верандами и галереями, среди садов, обрамленных пальмами, акациями и цератониями, а весь город обнесен стеной, сложенной в 1853 году из глины и камня. На главной улице, где находился рынок, высилось несколько украшенных флагами гостиниц, в том числе «Отель Соленого озера».
Город не показался мистеру Фоггу и его спутникам особенно людным. Улицы были почти пустынны, впрочем, за исключением той части города, где находился храм. Путешественники попали туда лишь после того, как миновали несколько кварталов, окруженных палисадами. Женщины встречались им довольно часто, их многочисленность объясняется оригинальным составом мормонской семьи. Однако не следует думать, что все мормоны – многоженцы. Они вольны поступать как захотят, но следует отметить, что жительницы штата Юта больше всего на свете стремятся выйти замуж, ибо мормонское небо согласно местным верованиям не дарует загробного блаженства одиноким, если они женского пола. Эти несчастные создания не выглядели ни счастливыми, ни довольными. Некоторые из них – наверняка те, кто побогаче, – носили черные шелковые жакеты, свободные в талии и с капюшонами, или покрывали головы подчеркнуто скромными шалями. На прочих были платья исключительно из ситца.
Паспарту, будучи убежденным холостяком, с некоторым испугом взирал на этих мормонок, призванных совместнымиусилиями группы из нескольких жен ублаготворять одного мормона. Впрочем, здравый смысл подсказывал ему, что их супруг достоин еще большего сожаления. Француза ужасала мысль о такой участи: провести стадо из стольких дам через все превратности земного существования, пригнать их в мормонский рай, но и там на веки вечные остаться в их обществе, отныне пребывая заодно и в компании достославного Смита, чья персона будет украшать своим присутствием это место неземного блаженства. Нет, Паспарту отнюдь не ощущал призвания к подобной миссии, а между тем ему уже казалось – хотя здесь он, быть может, заблуждался, – что во взглядах, которые жительницы Грейт-Лейк-Сити бросали на него, сквозила настораживающая заинтересованность.
К счастью, его пребыванию в «Городе святых» не суждено было слишком затянуться. В четыре часа без нескольких минут путешественники вернулись на вокзал и заняли свои места в вагоне поезда. Раздался свисток, колеса локомотива, чуток пробуксовав, потянули состав по рельсам, поезд начал помаленьку набирать скорость, но тут послышались крики:
– Стойте! Подождите!
Поезд, который тронулся, так не остановишь. Джентльмен, издававший эти вопли, по всей видимости, опоздал. Он мчался со всех ног. На его счастье, бег не замедляли ни двери, ни барьеры – на этом вокзале их не было. Мормон ринулся на пути, успел вскочить на подножку последнего вагона, ввалился внутрь и, задыхаясь, рухнул на одну из скамей.
Паспарту, с волнением наблюдавший за этой погоней, достойной гимнаста, стал приглядываться к опоздавшему пассажиру. Когда же он вдобавок узнал, что к столь поспешному бегству этого гражданина Юты побудила семейная сцена, парня охватило жгучее любопытство. Поэтому, едва мормон отдышался, Паспарту набрался смелости, чтобы учтиво осведомиться, сколько у того жен: дескать, судя по тому, как бедняга удирал, можно предположить, что их как минимум двадцать.
– Одна, сударь! – мормон воздел руки к небу. – Одна, но я сыт по горло!
Глава XXVIIIгде Паспарту тщетно взывает к разуму своих спутников
Отъехав от Большого Соленого озера и станции Огден, поезд в течение часа шел на север к Вебер-ривер; с момента отбытия из Сан-Франциско он покрыл уже около девятисот миль. Затем дорога вновь повернула к востоку, и состав двинулся через Уосатчские горы, где опасность крушения заметно возрастала. Проложить железную дорогу между этим горным массивом и собственно Скалистыми горами, вполне заслуживающими такого названия, – задача, стоившая американским инженерам наиболыиихусилий. На этом участке каждая миля железнодорожного пути обошлась правительству Штатов в сорок восемь тысяч долларов – изрядный перерасход, если сравнить с шестнадцатью тысячами, каких требовала прокладка аналогичного рельсового пути в равнинной местности. Но инженеры, как уже было сказано, не боролись с природой – они старались перехитрить ее, обходя препятствия. Поэтому пассажирам на всем пути к побережью встретился всего один туннель длиной четырнадцать тысяч футов.
Именно у Соленого озера железная дорога забирается особенно высоко в горы. Оттуда она, описав сильно вытянутую дугу, спускается в долину Биттер-крик, чтобы затем подняться вновь до водораздела между Атлантическим и Тихим океанами. В этом горном районе протекает очень много речек. Поезд то и дело проезжал по мостам через Мадди, Грин-ривер и другие. Паспарту изнывал от нетерпения, которое лишь усиливалось по мере приближения к цели. Да и Фикс, в свою очередь, хотел, чтобы эта слишком пересеченная местность поскорее осталась позади. Он боялся задержек, несчастных случаев, ему больше, чем самому Филеасу Фогту, не терпелось вступить на землю Британии!
В десять часов вечера поезд остановился было у станции Форт-Бриджер, но почти тотчас покатил снова, чтобы, пройдя еще двадцать миль, оказаться на территории штата Вайоминг – в прошлом Дакоты. Дорога все время шла по долине реки Биттер, одной из тех водных артерий, что образуют бассейн Колорадо.
Назавтра, то есть 7 декабря, была сделана пятнадцатиминутная остановка на станции Грин-ривер. Ночью прошел снег, довольно обильный, но пополам с дождем, такчто он почти тотчас растаял и не мог помешать движению поезда. И все же Паспарту не переставал тревожиться из-за скверной погоды, ведь если колеса завязнут в сугробах, весь замысел путешествия пойдет насмарку.
«И чего ради хозяину вздумалось затеять этот вояж зимой? – роптал он про себя. – Мог бы, кажется, дождаться благоприятного времени года, тогда бы у него и шансов побольше было, разве не так?»
Но между тем как честный малый только и делал, что озабоченно посматривал на небо и тревожился, не холодает ли, миссис Ауда испытывала куда более острый страх совсем подругой причине.
Дело в том, что на остановке у Грин-ривер, когда некоторые пассажиры, выйдя из поезда, прогуливались по платформе в ожидании отправления поезда, молодая женщина, глядя в окно, узнала среди них полковника Стэмпа Дабл-ю Проктора, того самого американца, который на митинге в Сан-Франциско так грубо повел себя по отношению к Филеасу Фоггу. Опасаясь быть узнанной, миссис Ауда, увидев его, откинулась назад, подальше от окна.
Такое стечение обстоятельств поразило молодую женщину не на шутку. Она успела привязаться к тому, кто, как бы холодно ни держался, что ни день давал ей все новые доказательства самой безоглядной преданности. Вне всякого сомнения, она не отдавала себе отчета, насколько глубока ее симпатия к спасителю. Она все еще называла ее благодарностью, не замечая, что это чувство стало чем-то большим. Вот почему у нее сжалось сердце, когда она узнала грубияна, у которого мистер Фогг рано или поздно намеревался потребовать удовлетворения. По всей видимости, полковник Проктор чисто случайно оказался в том же поезде, что и они, но так или иначе, он был здесь. Теперь задача состояла в том, чтобы любой ценой помешать Филеасу Фоггу заметить своего противника.
Но вот поезд тронулся, и миссис Ауда, пользуясь моментом, когда мистер Фогг задремал, сообщила Фиксу и Паспарту о сложившейся ситуации.
– Значит, этот Проктор в поезде! – воскликнул Фикс. – Но успокойтесь, мадам: прежде чем схлестнуться с Фоггом… с мистером Фоггом, он будет иметь дело со мной! Я считаю, что во всей этой истории самое тяжкое оскорбление было нанесено именно мне!
– И к тому же, – вмешался Паспарту, – каким бы там полковником он ни был, я им займусь.
– Господин Фикс, – возразила миссис Ауда, – мистер Фогг никому не позволит сводить счеты вместо него. Как истинный мужчина, он намерен отыскать обидчика, и сам говорил, что готов для этого вернуться в Америку. А значит, если он увидит полковника Проктора, мы не сможем помешать поединку, и тогда возможны печальные последствия. Следовательно, надо сделать так, чтобы он его не заметил.
– Вы правы, мадам, – согласился Фикс. – Поединок может все погубить. Мистер Фогг, будь он хоть победителем, хоть побежденным, задержится, и…
– И, – подхватил Паспарту, – это обеспечит выигрыш джентльменам из Реформ-клуба. Но ведь мы через четыре дня уже будем в Нью-Йорке! Так вот, если мой хозяин не будет выходить из вагона в эти четыре дня, можно надеяться, что он не столкнется с этим проклятым американцем, пропади он пропадом! Ну, да мы сумеем не допустить беды…
На этом разговор оборвался. Мистер Фогг, проснувшись, стал смотреть на проплывающий ландшафт сквозь запорошенное снегом оконное стекло. Но позже, выбрав момент, когда ни его господин, ни миссис Ауда не могли их услышать, Паспарту спросил полицейского инспектора:
– Вы и вправду готовы драться за него?
– Я все сделаю, чтобы доставить его в Европу живым! – сказал Фикс просто. В его голосе слышалась непреклонная решимость.
Паспарту почувствовал какую-то холодную дрожь, пробежавшую по спине, но его доверие к своему хозяину не поколебалось ни на йоту.
Но найдется ли средство, чтобыудержать мистера Фогга в этом купе, предотвратив тем самым его встречу с полковником? Впрочем, особых трудностей здесь быть не должно, учитывая, что этот джентльмен столь малоподвижен и нелюбопытен по натуре. Как бы то ни было, инспектор полиции, похоже, нашел верный способ. Спустя несколько минут он сказал Филеасу Фоггу:
– Как долго тянутся, сударь, эти часы, которые проходят в поездке по железной дороге!