[175]. С одной стороны, словам апостола, конечно, трудно не поверить. Но, с другой стороны, апостол этот хотя и был евреем, но пребывал на момент написания Послания уже в лоне другой религии…
Впрочем, грешный или праведный, Енох, через много веков после того, как был «взят» Богом, написал «Книгу Еноха»[176] (не путать с «Книгой о вознесении Праведного Еноха»[177], а также с «Книгой небесных Дворцов»[178], которую он написал позднее и в соавторстве, – к ним мы еще вернемся). Поскольку в Шеоле писать невозможно, остается поверить традиции и допустить, что писал он действительно на небе. Впрочем, «Книга Еноха» датируется II–I веками до н. э., к этому времени темный Шеол находился в процессе реорганизации, и у евреев, как и у многих других народов, создавались два загробных царства: для праведников и для грешников.
Если по поводу Еноха ходили разные слухи, то вознесение Илии, израильского пророка, жившего в IX веке до н. э., никаких сомнений не вызывает. Его взлет на небо в огненной колеснице подробно описан во Второй книге Мелахим (Четвертой книге Царств). У этого события был внушающий доверие свидетель – пророк Элиша (Елисей). Вещественное доказательство чуда в виде сброшенной на землю милоти (верхней одежды) Илии осталось в руках Елисея, дабы посрамить скептиков. Позднее устами пророка Малахи (Малахии) Бог возвестил: «Вот Я посылаю к вам Эйлийу-пророка перед наступлением дня Г-сподня, великого и страшного. И возвратит он сердце отцов к сыновьям, и сердце сыновей к отцам их, дабы не пришел Я и не поразил землю истреблением»[179]. Это лишний раз убеждает в том, что Илия во всяком случае не сошел в Шеол, откуда, как известно, не возвращаются.
На примере Еноха и Илии отметим тот факт, что еще в глубокой древности, задолго до создания небесного рая, на небо можно было подняться, но эта возможность, как мы видим, предоставлялась только некоторым живым праведникам, умершие же ее не имели. Два человека, вознесшиеся на небо, – это еще не население небесного рая. Никакого рая для них, надо думать, не создавали, тем более что в своей книге Енох тоже рай не описывает, а описывает места, где умершие ждут Судного дня. Но и об этих местах до обнародования «Книги Еноха» сначала ничего известно не было. Информация о загробном царстве носила самый противоречивый характер.
В X веке до н. э. Шеломо (Соломон) в «Книге Екклесиаста», с одной стороны, пишет: «…живые знают, что умрут, но мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, так как и память о них предана забвению; и любовь их, и ненависть их, и ревность их давно исчезли, и доли нет им более во веки ни в чем, что делается под солнцем»[180].
С другой стороны, тот же Соломон утверждает, что дух человеческий отнюдь не исчезнет в могиле вместе с прахом, но «возвратится к Б-гу, Который дал его»[181]. А юноше, которому Соломон предлагает: «Да веселит тебя сердце твое в дни юности твоей, и иди, куда ведут тебя сердце твое и видение очей твоих», он рекомендует все же не забывать, «что за все это Б-г приведет тебя к суду»[182].
Во времена Исаии предвиденная Соломоном идея суда нашла свое полное подтверждение в видениях, ниспосланных пророку и отраженных в «Книге пророка Исаии». Более того, позднейшие исследования этого текста показали, что на самом деле пророков было два, что только повышает достоверность их рассказов. Первый Исаия жил в Иерусалиме в VIII веке до н. э. и создал 1–39 главы «Книги». Он описал, как «вострубят в великий шофар»[183] (трубу. – О. И.) и «Г-сподь выходит из места Своего, чтобы наказать жителя земли за греховность его»[184]. Впрочем, как бы строг ни был суд, в конечном итоге должно наступить всеобщее благоденствие: «…волк будет жить [рядом] с агнцем, и леопард будет лежать с козленком; и телец, и молодой лев, и вол [будут] вместе; и маленький мальчик [будет] водить их. И пастись будут корова с медведем; детеныши их лежать будут вместе; и лев будет есть солому, как вол»[185].
Первого Исаию дополняет Исаия второй, или Девтероисаия, живший двумя веками позже. От имени Господа он предрекает: «…вот Я творю небеса новые и землю новую, и не будет упомянуто прежнее, и не придет в сердце. Но радуйтесь и веселитесь вечно тому, что творю Я…»[186]
Правда, из откровений обоих пророков еще не следует, что в этом царстве всеобщего веселья люди будут жить вечно. Но те, кто уже успел умереть, восстанут, об этом предупреждал еще первый Исаия: «[Да] оживут мертвецы Твои, восстанут умершие! Пробудитесь и ликуйте, покоящиеся во прахе…»[187] Поскольку мертвым предложено «ликовать», маловероятно, что им после этого предстоит умереть вторично. И еще менее вероятно, что тем, кто дожил до Судного дня, предстоит судьба худшая, чем восставшим из мертвых. Таким образом, «Книга пророка Исаии» впервые намекает на грядущее бессмертие.
Еще более недвусмысленно идея воскрешения из мертвых звучит в «Книге пророка Йехэзкэйла» (Иезекииля), жившего в начале VI века до н. э. Иезекииль удостоился не только виде́ния, он, по повелению Божию, лично свершил чудо: Бог показал ему долину, полную мертвых костей, и приказал произнести слова: «Кости иссохшие, слушайте слово Г-сподне! (…) вот Я ввожу в вас дыхание [жизни] – и оживете». Пророк все исполнил в точности, и кости покрылись плотью, а после следующего пророчества «вошло в них дыхание [жизни], и они ожили, и встали на ноги свои – полчище великое весьма…»[188] Впрочем, оживление конкретных покойников не было самоцелью, лишь знамением грядущего массового воскрешения, которое Бог обещал иудеям в лице Иезекииля:
«Так сказал Г-сподь Б-г: вот Я открываю погребения ваши, и подниму Я вас из погребений ваших, народ Мой, и приведу вас в землю Йисраэйля… И вложу дух Мой в вас – и оживете»[189].
Вскоре после этого обещание жизни вечной для народа Израиля было дано Даниэйлу (Даниилу), жившему во времена Вавилонского пленения. Даниил находился на берегу реки Тигр после длительного поста, когда к нему явился «человек, одетый в льняные одежды, и бедра его препоясаны Уфазским золотом. А тело его как хризолит, и лицо подобно молнии, а глаза как факелы горящие, а руки и ноги его будто из меди сверкающей, и голос его подобен гулу множества [людей]»[190]. Усомниться в Божественном происхождении и правдивости такого мужа было, конечно же, невозможно, тем более что возвещенные им политические пророчества в дальнейшем сбылись. В «Иудейских древностях» Иосиф Флавий пишет, что осквернение Иерусалимского храма Антиохом IV Эпифаном в 169 году до н. э. – это точное исполнение пророчества, полученного Даниилом за 408 лет до того. Следовательно, и эсхатологические его пророчества должны вызывать полное доверие. Правда, иудейская традиция формально не причисляет Даниила к пророкам, поскольку он разговаривал не с Богом, а лишь с ангелом. Но это лишь вопрос терминологии. Тем более что тесная связь Даниила с Богом уже была засвидетельствована ранее свершившимися чудесами. И даже закоренелый язычник, персидский царь Дарий, провозгласил, что Бог, которого почитал Даниил, – «Б-г живой и сущий вовеки, и царство Его несокрушимо, и власть Его бесконечна! Он освобождает и спасает, и творит знамения и чудеса в небе и на земле, Он тот, кто освободил Даниэйла от львов»[191].
Явившийся Даниилу ангел четко сформулировал две основополагающие идеи вечной жизни – идею воскресения из мертвых и идею загробного воздаяния: «И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни – для вечной жизни, а другие – на поругание и вечный позор. А мудрые будут сиять, как сияют небеса, и ведущие многих по пути справедливости – как звезды, во веки веков»[192].
Вечная жизнь была обещана и лично Даниилу: «Ты же иди к концу и упокойся, и встанешь по жребию своему в конце дней»[193].
И если философ Порфирий в III веке н. э. пытался усомниться в достоверности полученных Даниилом обещаний и даже высказал сомнения в том, что автор «Книги пророка Даниила» вообще жил в описанное им время, эти сомнения можно оставить на совести Порфирия. Ведь этот неоплатоник, вместо того чтобы исследовать свое, неоплатоническое загробное царство, вторгся со своим уставом в «чужой монастырь», точнее в почти чужой.
Предтечей неоплатонизма был александрийский иудей Филон[194], который попытался объединить ветхозаветную традицию с идеями греческой философии. Филон признавал бессмертие души и считал, что эфирные пространства неба (он сравнивал их с многолюдным городом) населены мириадами душ, «одни из которых нисходят в земные тела, а другие, возвращаясь, восходят на небо»[195]. Но, с точки зрения Филона, тело облекает душу как труп, тяжесть которого она должна влачить в течение всей земной жизни; душа находится в нем, как в гробу или в могиле. Последователи Филона Плотин и Порфирий развивали эту идею, но и у них бесчисленные телесные существования перевоплощающихся душ считались безрадостными, а впереди душу ждало воссоединение с Абсолютом, после которого она в значительной мере утрачивала свою индивидуальность. Так