ла ли его этой болезнью Куколка, последствия были плачевны. Задолго до смерти он потерял все волосы и память, его умственные и физические способности расстроились. Он стал жертвой общего паралича безумных, вызываемого сифилисом.
Такое существование, полное невыразимой боли, продолжалось пятнадцать лет.
Все это время Виоланта кротко и самоотверженно ухаживала за ним и до последнего вздоха облегчала его страдания.
30 октября 1713 года мучения Фердинандо закончились. Кто-то сказал, что он пал как «мученик Венеры».
Козимо очень сопереживал невестке. Ему хотелось дать какое-то возмещение за ее неудавшуюся жизнь. Он подарил Виоланте фамильные украшения из рубинов и сапфиров и сделал ее правительницей Сиены.
С горечью осознав, что наследника у герцогства нет, правитель переключил внимание на брак своей дочери Анны-Марии.
Она была вторым и любимым ребенком Козимо. Дочь приносила в его жизнь ту женственность и нежность, которую не могла и не хотела дать Маргарита-Луиза. Бабушка не чаяла в ней души, девочка тоже ее очень любила. Благодаря любви отца и бабушки отсутствие матери не так травмировало детей, хотя обстановка глубокой религиозности и косности плохо сказывалась на младших членах семейства Медичи.
Анна-Мария отличалась изысканной красотой: у нее была изящная точеная фигура, блестящие черные волосы и огромные темные глаза. Прекрасная кожа и безукоризненная форма рук свидетельствовали о ее высоком происхождении. Чем старше становилась принцесса, тем совершенней сияла ее красота. Ее внешность была почти не подвластна жестокому влиянию времени.
Но не только внешняя привлекательность была присуща Анне-Марии. Ее отличали твердость характера, высокое чувство собственного достоинства, глубокий ум, разносторонняя образованность. Она владела почти всеми европейскими языками и знала латынь, хорошо рисовала, занималась разведением экзотических цветов, прелестно танцевала, была влюблена в музыку (единственное, что передалось детям от Маргариты-Луизы) и играла на многих музыкальных инструментах. Она разбиралась в хитросплетениях политики, была сведуща в родословных всех правящих домов, хорошо знала историю и географию Европы.
Принцесса была очень горда; но если ее властность подавляла, то ласковый голос и нежные губы внушали преданность.
Попытки отца найти ей мужа в Испании, Португалии и во Франции не увенчались успехом. Брак с дофином был расстроен интригами великой герцогини Маргариты-Луизы, не забывшей ужасов своего замужества. Очень привлекательный для Медичи план брака с Витторио Амадео II Савойским также не был реализован.
Наконец, по совету императора жених был найден – курфюст Пфальцский Иоганн Вильгельм, вдовец, три сестры которого были императрица, королева Испании и королева Португалии, а три брата – епископами. Только на один год старше своей невесты – ему было 33 года – он был государственным человеком, много сделал для укрепления авторитета своей страны: поднял ее политическое положение, способствовал развитию промышленности и сельского хозяйства. Иоганн Вильгельм был просвещенным государем,… увлекался охотой и рыбной ловлей.
Анна-Мария оказалась в чужой стране совсем с другими обычаями. Но она была умная, волевая и имела привлекательную внешность. Ее скоро оценили. Она стала настоящим бриллиантом двора курфюста, при котором часто звучала музыка, которую здесь любили и понимали.
Она привезла из Флоренции свою прекрасную мебель (письменный стол можно увидеть во дворце Питти; он и сегодня производит сильное впечатление), произведения искусства, восхитительные драгоценности. Она часто уносилась мыслями в родную Флоренцию, которую так любила и где любили ее. Но печальные вести с родины она старалась не принимать близко к сердцу: при этом дворе ей тоже было хорошо.
В 1711 году она с мужем ездила на императорскую коронацию во Франкфурт, и в этом же году у ее мужа случился сердечный удар. Его состояние здоровья долго оставалось неважным, но потом он вернулся к нормальной жизни. В 1716 году курфюст снова тяжело заболел, «грудной болезнью», как писала Анна-Мария. 5 недель она провела у его постели как сестра милосердия. Его положение ухудшалось. Он не мог лежать, задыхался. 8 июня 1716 года, приняв святое причастие, он умер.
При всем внешнем благополучии этого брака потомства от него не появилось. Известно, что у Анны-Марии случился выкидыш, который объясняли «расстройством, полученным ею от мужа, ибо хотя он ее очень уважал и любил, благодаря широте своего горячего сердца часто отвлекался на другие увлечения». Принцесса ездила в Аахен принимать ванны, «чтобы способствовать плодовитости», но напрасно.
Таким образом, Фердинандо заживо гнил от сифилиса, Анна-Мария уехала в Дюссельдорф и страдала от своего бесплодия, Джан Гастоне считался неудачным ребенком.
Козимо заставил своего брата кардинала Франческо Медичи сложить сан и попытаться дать Тоскане наследника. Кардинал был полной противоположностью своему брату: жизнелюбивый, хотя и князь церкви, снисходительный к недостаткам, любящий мирские удовольствия и чрезвычайно прожорливый. Хотя Франческо было всего 48 лет, он являл собой гору мяса, изуродованного оспой, с огромным животом, с непроходящей одышкой. Здоровье его было сильно подорвано неумеренностью, он страдал подагрой и катаром. В жены ему предназначалась юная Элеонора, дочь Винченцо Гонзаго, герцога да Гуасталла, родственница Медичи по материнской линии. В 1708 году пятнадцатилетняя Элеонора стала женой Франческо Медичи. Гротескная свадьба, проведенная при замшелом, окостенелом дворе Медичи, была насмешкой над жизнью и любовью. Новобрачная нашла «молодого» супруга таким отвратительным, что не сразу смогла согласиться на близость с ним. Она всеми силами старалась избегать мужа, а он – никогда не выпускать ее из поля зрения, что очень ее стесняло. Но Элеонора скоро освободилась от этого ярма. Едва через два года после венчания болезни сделали свое дело: Франческо Медичи умер в объятиях своего мавра Эммануэля, который долгое время наставлял его и лечил от водянки.
Со смертью Франческо погибла последняя надежда Козимо на наследника по мужской линии. Все, что он мог сделать – это отыграться «на лакеях, пажах и грумах своего брата, о большинстве которых он заботился в их молодости за их пригожесть, а потом они вырастали в поместьях упомянутого принца и служили ему сводниками и доставляли ему других красивых мальчиков и компаньонов… Некоторых выгнали, другие отправились на галеры».
Что касается его вдовы Элеоноры Гонзаго, то она нашла утешение у своих французских лакеев, которых она нашла более соблазнительными, чем пожилой муж, и родила двух сыновей, Миньона и Франческо.
Один из дипломатов писал в своем письме: «Как простить ей, что все мольбы и все красивые молодые парни, которые попадались ей на каждом шагу при жизни кардинала, не могли заставить ее сослужить Тоскане такую службу (родить наследника), а после его смерти она грешит со всеми лакеями, чтобы увеличить число сирот!»
Итак, надеждой семьи становился младший сын герцога, Джан Гастоне.
В детстве он страдал от недостатка внимания из-за сложных отношений родителей и оставался заброшенным после их разрыва. Современники отмечали, что он почти всегда казался молчаливым и печальным, уединялся и плакал один в своей комнате. Окружающие размышляли, в своем ли он уме. Очевидно, ребенок страдал какой-то формой депрессии.
Джан Гастоне никто не принимал во внимание.
Когда ему исполнилось 23 года, отец решил его женить. Выбор пал на богатую вдову, Анну-Марию-Франческу, дочь герцога Саксен-Лауенбургского и вдовы графа Пфальцского. Это была грубая, неприятная женщина, несколько неряшливая, огромная и грозная на вид, с «суровым некрасивым лицом и массивными нескладными конечностями». Она интересовалась только охотой, лошадьми и своими богемскими поместьями. У нее не было особого желания снова выходить замуж, она пошла на этот брак только под давлением императора и определенно не намерена была переезжать во Флоренцию. Фактическим условием брака было пребывание ее и предположительно ее мужа в Богемии.
Молодые обвенчались в Дюссельдорфе, но недели через три молодая жена, к полному отчаянию Джана Гастоне потребовала возвращения в свои поместья.
Джан Гастоне от семейной жизни пришел в ужас. Он невзлюбил богемскую деревню, запах конского пота и навоза, пропитавший одежду Франчески, и не стремился к возможным сношениям с непривлекательной женой. За утешением он обратился к своему лакею Гвилиано Дами, человеку низкого происхождения, который стал его любовником, а позднее сводником. Этот лакей оказал огромное влияние на всю жизнь Джан Гастоне.
К 1698 году принц более не мог выносить обстановку конюшни и псарни в доме своей жены и направился в Париж, надеясь свидеться там с матерью и, может быть, завоевать ее любовь. Его надежды не оправдались. 53‑летняя мать жила исключительно ради собственного удовольствия, вычеркнув из своей жизни ужасные годы, проведенные во Флоренции. Необходимость предпринимать какие-то действия для устройства этого нескладного молодого человека, являвшегося, к немалой досаде Маргариты-Луизы, ее родным сыном, до крайности раздражала эгоистичную, заботящуюся лишь о своем комфорте принцессу. Взрослый сын нарушал ее имидж вечно юной нимфы. Определенные странности и провинциальность итальянца компрометировали утонченную кузину короля во взыскательном парижском высшем свете, хотя он был в то время стройным и достаточно приятным юношей. Разветвленный французский королевский дом не признавал Джан Гастоне равным себе, но осуждал черствость и равнодушие Маргариты-Луизы к внуку первого принца крови. Словом, Флоренция снова напомнила о себе самым неприятным образом. Попытка сближения с матерью не удалась и окончилась взаимным разочарованием.
Печальный Джан Гастоне вернулся в резиденцию супруги Рейхштадт, но не смог преодолеть величайшее отвращение к жизни с этой женщиной. Рейхштадт был достаточно плох летом, зимой он был невыносим. На советы и увещевания императора попытаться наладить семейную жизнь принц твердо отвечал, что все его старания окончились неудачей.