После кончины Петра I в числе тех, кто нес гроб с телом почившего монарха, был Г.Г. Скорняков-Писарев. Но после смерти императрицы Екатерины I Григорий Григорьевич ошибся с выбором политических сил, к которым нужно было примкнуть, и 15 мая 1727 года самого Г.Г. Скорнякова-Писарева осудили за государственную измену, лишили всех чинов и званий, отобрали всю собственность, били кнутом и отправили в ссылку в Якутию, далекую глухую деревню Жиганское в 800 километрах от Якутска. Благодаря заступничеству мореплавателя Витуса Беринга Григория Григорьевича назначили в Охотск командиром порта, предоставив широкие права с тем, чтобы он «заселил ту местность, завел там хлебопашество и пристань с малою судовою верфью, также несколько морских судов для перевозки на Камчатку и оттуда к Охотску казенной мягкой рухляди и купцов с товарами». Но это была все та же ссылка.
Дудергоф в начале XX в.
Фото А.Н. Павловича. 1910-х гг.
В столицу Г.Г. Скорнякова-Писарева вернула императрица Елизавета Петровна, подписав соответствующий указ 1 декабря 1741 года, но в Санкт-Петербург опальный сподвижник Петра I вернулся только 23 апреля 1743 года. Ему вернули чин генерал-майора, ордена и имения.
Год смерти строителя Лиговского канала неизвестен - последние официальные сведения о нем датируются 1745 годом.
Участок Лиговского канала в районе Знаменской площади. Фото кон. XIX в.
Работы по сооружению канала начались в районе Дудергофского озера и одноименной речки в 1718 году. Озеро, глубина которого достигает 4 метров, расположено на южной окраине Красного Села, в районе деревни Виллози. Из озера вытекает река Дудергофка длиной более 21 километра, первоначальное карельское название которой - Лига.
Для увеличения уровня воды озеро перегородили дамбами, что позволило достичь перепада с рекой Невой более чем на 70 метров.
Перенаправить воды реки в Лиговский канал Г.Г. Скорняков-Писарев запланировал в районе деревни Горелово, что и было в итоге осуществлено к концу строительства, когда построили русло этого искусственного водотока протяженностью более 20 верст, причем первые 13 верст находились в специальной насыпи. Стенки канала для надежности укрепили булыжником.
К инфраструктуре Лиговского канала относились два бассейна (большой и малый) в районе современных улицы Некрасова и Некрасовского садика. От указанных бассейнов-прудков этот район Санкт-Петербурга получил название «Прудки», а улицу позднее назвали Бассейной.
Лиговский канал завершался в малом бассейне квадратной формы, от которого шли водоводы в сторону Фонтанки и пруда, расположенного на территории, занимаемой ныне Таврическим садом, - в то время там протекала небольшая речка Саморойка, засыпать которую начали в конце XVIII века. Саморойка связывала этот пруд с Невой, на берегу водоема стояло здание лаборатории для изготовления фейерверков. Второй большой канал прямоугольной формы располагался рядом с квадратным вдоль канала, но перемычка, связывавшая его с системой, отходила не напрямую, а от водовода, идущего к пруду.
Бассейны просуществовали до конца XIX века. Так, Евангелическая больница, сооруженная в начале Лиговского канала, а затем улицы, в 1870-х годах располагалась рядом с малым бассейном. Летом 1882 года местные жители заказали проект устройства небольшого сквера между восточным берегом большого бассейна и Греческим проспектом. План составил техник Н.Н. Бобров, а завизировал его архитектор Василий Федорович фон Геккер (1828-1902).
Предложение представили в Полицейское управление с просьбой разрешить работы и, вторым прошением, назвать новый сквер в честь генерала М.Д. Скобелева.
На согласования с властями в итоге ушло около трех лет, и 6 мая 1885 года новый городской сквер был торжественно открыт - по названию соседней церкви власти назвали сквер Греческим. В этом виде он просуществовал недолго, так как после ликвидации бассейнов появилась свободная для благоустройства территория. Но мы забегаем немного вперед.
К 1721 году канал был готов, но новые, уже чугунные трубы к Летнему саду проложили не сразу, а спустя четыре года. Вода от бассейнов к виадуку поступала самотеком.
Мост-виадук арх. Ф.Б. Растрелли. Фрагмент гравюры У. Ходжеса. Сер. XVIII в.
Деревянный мост-виадук через Фонтанку высотой в два этажа и водовзводная башня сооружены в районе Пантелеймоновской улицы известным нам мастером Х. ван Болосом в 1719-1720 годах, что позволило запустить воду канала сразу после его сооружения. Правда, завершение всех работ на виадуке и башнях затянулось, скорее всего, по причине нехватки средств, до конца правления Петра I. В верхней части моста-виадука через Фонтанку находился проход. Второй виадук, разобранный позднее архитектором Ф.Б. Растрелли, находился на Мойке, там же, у Летнего сада.
Со временем деревянные конструкции моста пришли в ветхость, и в 1748-1749 годах архитектор Ф.Б. Растрелли на месте старой переправы, которую разобрали, выстроил новый мост-виадук в стиле барокко с богатой лепниной, поражавший горожан своим великолепием. Оконные проемы виадука архитектор также обработал барочными наличниками, балюстраду верхнего яруса украшали скульптурные композиции, а стены башен были декорированы пилястрами. Замысловатая лепнина покрывала и арочные пролеты. По мосту также можно было пройти из одной части города в другую.
Позднее, когда необходимость в подаче воды отпала, да и конструкции моста обветшали, его разобрали, и на освободившемся месте в 1823-1824 годах возвели висячую переправу, получившую название Большого цепного моста. Позднее вместо слова «Большой» стали употреблять - Пантелеймоновский, а с 1851 года потерялось и слово «цепной». Так и появился Пантелеймоновский мост, существующий поныне. Но переименования на этом не завершились - такова, видно, была судьба этой петербургской переправы. В 1915 году его назвали Гангутским, но название не прижилось, а в 1925 году мост получил имя декабриста П.И. Пестеля, жившего когда-то в доме № 24 по Фонтанке, которое продержалось до крушения Советского Союза, и 4 октября 1991 года переправе вернули название «Пантелеймоновский».
В историю моста мы углубляться не будем, отметим лишь, что металлический подвесной Пантелеймоновский мост разобрали в 1905 году, а к 1914 году на его месте построили новый, арочный, однопролетный, существующий поныне.
Подключение фонтанов и каскадов Летнего сада к водам Лиговского канала решило проблему напора воды, так как все последующие годы количество водометов в саду только росло, учитывая то, что рядом выстроили дворец для императрицы Анны Иоанновны (1732 г.), а в 1752 году, по решению императрицы Елизаветы Петровны, Летний сад и вовсе открыли для публики, правда, лишь по праздникам и выходным дням, а позднее и по четвергам.
Неизвестно, как бы далее сложилась судьба водных сооружений Летнего сада, моста-виадука и Лиговского канала, если бы не трагические события осени 1777 года.
Наводнение 1777 г. Немецкая гравюра. II пол. XVIII в.
Все началось 8 сентября с усиления ветра - хотя в городе стояла солнечная погода. На второй день порывы ветра начали нагонять волну с Балтики, и к ночи 10 сентября уровень воды в Неве начал резко повышаться, стихия затопила почти весь город, достигнув своего пика - 3,21 метра к девяти утра. Ветер был такой силы, что вековые деревья вырывало с корнем, с павильона «Грот» сорвало стеклянную крышу, а вода, бушевавшая вокруг, уносила все это в неизвестность Финского залива. Похожая участь ждала и многие деревянные постройки, не способные выдержать ураганный ветер.
Императрица Екатерина II в письме к Гримму от 10 сентября 1777 года делилась последними новостями:
«Я очень рада, что вчера [в субботу, 9 сентября. - А. Г.] в полдень возвратилась в город из Царского Села. Была отличная погода; но я говорила: „Посмотрите, будет гроза“, потому что накануне мы с князем Потемкиным воображали себе, что берем крепость приступом. Действительно, в десять часов по полудни поднялся ветер, который начал с того, что порывисто ворвался в окно моей комнаты. Дождик шел небольшой, но с этой минуты понеслось в воздухе все, что угодно: черепицы, железные листы, стекла, вода, град, снег. Я очень крепко спала; порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: „...коли так, отпустите часовых внутренних дворов; а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя“. Сказано, сделано. Желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не кончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: „Боже мой! Биржа переменила место: графу Миниху придется устроить таможню там, где был Эрмитажный театр“. Сколько разбитых стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами! И как будто под стать цветочным горшкам, на полу и на диванах лежали фарфоровые горшки с каминов. <...>
Обедаю дома. Вода сбыла и, как вам известно, я не потонула. Но еще немногие показываются из своих берлог. Я видела, как один из моих лакеев подъехал в английской коляске; вода была выше задней оси, и лакей, стоявший на запятках, замочил себе ноги».
Только во второй половине дня 10 сентября 1777 года началось ослабление ветра, что сказалось и на уровне невской воды, которая стала спадать.
Когда наконец в Летнем саду, в отступающей воде проступила суша, то оказалось, что стихия полностью уничтожала павильон «Грот», все фонтаны были разрушены, а большая их часть завалена толстым слоем земли, перемешанной с древесиной и камнями . От каскадов не осталось и следа, а многие деревья были сломаны или повалены.
Город сильно пострадал от наводнения - много горожан погибло. В Зимнем дворце большая часть стекол в окнах оказалась разбитой - в некоторых ветром были вырваны рамы, более 140 зданий полностью разрушено, Дворцовая набережная требовала капитального ремонта. Невский проспект оказался завален погибшими коровами, козами и свиньями, в погребах и подвалах плескалась рыба.