Габарцеттель (1792-1851) и Адольф Лидериц, а спустя три года архитектор Адриан Иванович Очаков (1800-1864) занимался перестройкой части дома со стороны площади, в результате которой строение получило третий этаж. Этот же мастер в 1835 году реконструировал часть дома со стороны Гончарной улицы - там постройка оставалась двухэтажной и на Невском проспекте.
Дом А. Тимофеева - К. Тура. Фрагмент открытки. 1910-е гг.
Большую реконструкцию дома в 1867 году провел архитектор Густав Мартынович Барч (18261894) по заказу владельца мебельной фабрики К.А. Тура, купившего здание. Удачливый предприниматель Карл Андреевич Тур вместе со своим отцом Андреем Ивановичем владели Товариществом «Фабрика и мебельный магазин А. Тура и сына», занимавшимся изготовлением мебели. Андрей Иванович основал свое предприятие в 1811 году, а спустя шесть лет родился его наследник и будущий компаньон - сын Карл. Дело развивалось весьма успешно, и к моменту продажи предприятия Фридриху Иоганну Мельцеру в конце 1860-х годов на нем работало 600 человек. Среди клиентов Тура был, в частности, Императорский двор, закупавший мебель для дворца в Гатчине.
По заказу К.А. Тура зодчий надстроил угловое здание четвертым этажом и сделал нарядным фасад дома, который позднее дополнила большая вывеска «Балабинская гостиница». Отель в этом доме, так удачно расположенном у Николаевского вокзала, назывался также «Дагмара» и «Юлия». В части помещений находились меблированные комнаты Грековой.
В Балабинской гостинице рядом с Николаевским вокзалом осенью неспокойного 1905 года остановился русский публицист и издатель Владимир Львович Бурцев (1862-1942), нелегально вернувшийся в Россию из-за границы.
В.Л. Бурцев. Фото 1900-х гг.
О том, что В.Л. Бурцев проживал в этой гостинице, стало известно из опубликованных стенографических отчетов допросов и показаний, данных им в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, опубликованных в сборнике «Падение царского режима». Показания В.Л. Бурцев дал 1 апреля 1917 года:
«Председатель. - У вас есть какой-нибудь план показаний?.. Мы уже обменялись мыслями... Бурцев. - Я бы просил разрешения сначала остановиться на отдельном эпизоде, на который вы мне указывали, - на событии расстрела. Это не относится к моим специальным изысканиям, но, если бы вы пожелали, я бы дал несколько сведений о том, что мне известно. Дело заключается в том, что в день расстрела, 26-го февраля, я был в Балабинской гостинице и из своего окна, в присутствии некоторых своих знакомых товарищей, видел самый расстрел, видел тех, кто расстреливал. И тогда же, когда член Государственной думы Рачков110] подошел ко мне со своей женой и попросил отойти от окна, я сказал:
„Нет, я хочу быть свидетелем по этому поводу!“ - У меня была отворена форточка, я слышал команду, видел солдат и офицеров и всю эту обстановку.
Председатель. - Где помещается Балабинская гостиница?
Бурцев. - На Знаменской площади, и таким образом, что одни окна выходят на Гончарную, другие - на Старый Невский, и видно Знаменскую. Я видел, как был расстрел по Гончарной и по Старо-Невскому и что было на Знаменской. Повторяю, этому члену Государственной Думы я тогда еще сказал: „Хочу быть свидетелем по этому поводу". Как мне ни тяжело было смотреть, я все-таки смотрел и слышал команду.
Родичев. - Простите, это когда было? В субботу?
Бурцев. - Это было в воскресенье. В субботу был на моих глазах убит пристав, но там ничего серьезного я не видел, ничего не могу сказать, т. е. за то время, что я был на площади. В этот день, 26-го, нас не выпускали, но я выходил несколько раз, чтобы в качестве свидетеля зафиксировать виденное. Через два-три дня я написал статью в „Биржевых ведомостях" -„Показание свидетеля", - написал тогда по свежей памяти то, что было. Если вы позволите, я присоединю к этим документам и эту статью».
Владимир Львович Бурцев был весьма примечательной личностью. Родился в крепости Форт-Александровский (ныне - Форт-Шевченко, Казахстан), в семье штабс-капитана и детство провел в Уфимской губернии, в семье дяди. После окончания гимназии в Казани поступил на физикоматематический факультет Петербургского университета, но вскоре его отчислили за участие в студенческих беспорядках. Не получилось поучиться и в Казанском университете, куда он также поступил - в 1885 году молодого человека арестовали за связь с народовольцами, и в 1886 году, осудив, выслали в Иркутскую губернию, откуда В.Л. Бурцев благополучно сбежал в Швейцарию. В Европе он в основном занимался издательской деятельностью, а за издание в Лондоне журнала «Народоволец» был даже приговорен к 18 месяцам каторжной тюрьмы.
Вид камеры в тюрьме Уормвуд (Великобритания).
Фото II пол. XIX в. Национальный архив Британии
О своем заключении В.Л. Бурцев вспоминал: «Кончился мой суд по делу „Народовольца“. В тот же самый вечер меня отправили из тюрьмы в Бовтстрит, находившийся при здании суда, в Пентенвильскую каторжную тюрьму. <...> ...меня нарядили в арестантский костюм: что-то вроде желтого пиджака, желтые штаны, желтую арестантскую шапочку. Весь костюм и белье были разрисованы черными стрелками.
Меня отвели в отдельную камеру. Там я нашел тычком стоявшие три доски. На них перекинуты были простыня, тонкое, как лист бумаги, одеяло и тонкий мочальный матрац. Тут же была небольшая мочальная подушка. К стене привинчен железный столик, полка, на ней железная кружка, тарелка, деревянная ложка, солонка. На столике лежали евангелие и библия. В камере имелись табурет и знаменитая параша. Вот и все, что было в камере, в которой мне предстояло просидеть полтора года».
За выпуск этого журнала в Швейцарии власти этой страны выслали В.Л. Бурцева, запретив въезд на всю жизнь. Он уехал во Францию, но и оттуда В.Л. Бурцева выслало французское правительство. Пока он досаждал правительствам Англии, Франции и Швейцарии, в России все шло к социальному взрыву, который и произошел в 1905 году, и свидетелем которого был Владимир Львович.
В 1905 году после 15 лет эмиграции В.Л. Бурцев вернулся в Санкт-Петербург снял номер в Балабинской гостинице и заказал самовар. На вопрос посыльного о паспорте для регистрации, В.Л. Бурцев ответил, что он эмигрант и паспорта у него нет. В гостинице Владимир Львович прожил два месяца.
В 1906 году он попал под амнистию, и смог открыто жить в столице Империи, но неутомимого В.Л. Бурцева влекла Европа, куда он и отправился в 1907 году. В последующие годы В.Л. Бурцев прославился тем, что разоблачал в периодической печати имена провокаторов и агентов Охранки, причем действовавших не только в России, но и за границей. Он публично назвал такие имена, как Евно Фишелевич Азеф, Анна Егоровна Серебрякова, Роман Вацлавович Малиновский, Зинаида Федоровна Жученко-Гернгросс и ряд других известных политических и общественных деятелей, связанных с политической полицией.
Газета «Голос Москвы» поместила заметку о разоблачениях В.Л. Бурцева: «Париж. Здесь передают, что разоблачения Бурцевым члена центрального комитета „Бунда“|121 было сделано благодаря документам, полученным от сенатора Ковалевского, который перед своим самоубийством прислал Бурцеву целый список различных революционеров, приходивших в соприкосновение с Департаментом полиции. Бурцев обещает ряд новых разоблачений».
В.Л. Бурцев составил сборник материалов и дат, связанных с революционной деятельностью в России «За сто лет».
В Балабинской гостинице В.Л. Бурцев поселился вновь в 1916 году и прожил там до Февральской революции. В марте 1917 года в гостинице прошло собрание районных комиссаров, на котором В.Л. Бурцев увидел одного из осведомителей охранки по прозвищу «Старик», ставшего комиссаром. После этой встречи бывший тайный осведомитель подал в отставку с поста районного комиссара.
Большевики В.Л. Бурцева относили к идейным противникам, а в статье «Или мы, или немцы, и те, кто с ними» в газете «Русская воля» от 7 июля 1917 года он назвал имена наиболее опасных из них, среди прочих, значились В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Г.Н. Зиновьев, А.М. Коллонтай, А.В. Луначарский и А.М. Горький. В газете «Общее дело», которую запретило еще Временное правительство Керенского, В.Л. Бурцев целенаправленно обвинял группу Ленина в работе на германскую разведку. После Октябрьского переворота вышло новое издание под редакцией В.Л. Бурцев - газета «Наше общее дело». Единственный, как оказалось, номер открывался передовицей «Граждане»! Спасайте Россию!». Но граждан, когда они нужны, не оказалось, а самого В.Л. Бурцева по приказу Л.Д. Троцкого быстро арестовали и отправили в «Кресты».
В феврале 1918 года В.Л. Бурцев смог выехать из России во Францию (через Финляндию), причем освободили из тюрьмы по личному распоряжению комиссара юстиции И.З. Штейнберга, который позднее тоже бежал из Советской России.
Живя в эмиграции, В.Л. Бурцев занимался изданием газет, выступал как публицист. Этот самый известный разоблачитель агентов царской охранки умер в Париже в августе 1942 года, во время немецкой оккупации.
Обратим внимание на само здание. Угловые части дома со стороны площади выделяются двумя шатровыми завершениями, третья шатровая кровля расположена в угловой части со стороны Гончарной улицы. Первый и второй этажи здания обработаны рустом под рваный камень и выделаны межэтажной тягой. Наиболее богато украшены третий и четвертый этажи постройки - здесь мы видим стилизованные пилястры двух типов, широкий фриз. Оконные проемы обработаны наличниками трех типов, венчающий карниз дополняют нарядные кронштейны. На поле небольших фронтонов над окнами дормеров сохранилось напоминание о прежнем владельце здания - литера «Т».
В феврале 1967 года городские власти приняли решение установить на крыше углового дома световое табло-экран, и как это было принято в то время, запустили экран 7 Ноября. Газета «Ленинградская правда» 31 октября 1980 года сообщала: «3888 лампочек зажигается ежедневно на электронном экране-табло, установленном на площади Восстания. От трех до десяти рекламных роликов демонстрируется на этом самом массовом „экране“ Ленинграда.