аничивать. Пока нет каких-то веских причин.
Наблюдателя засек один из грузчиков. Спросил: «Это Айкин папаша, что ли?» Брант увидел движение светлого хвоста. Сердце даже не екнуло – оборвалось. Масть точь-в-точь как у Илдвайна, и, кажется, знакомый ремень на спине. На вопрос: «Вы с ним, небось, поссорились?» Брант неопределенно мотнул головой. Они с Илдвайном не ссорились. Разошлись без лишних слов. Брант сбежал. Сбежал, и не тосковал по своему омеге. Даже не думал, что так может быть.
После смены он перекинулся, обнюхал место, где заметил чужака. Солярка и мазут перебивали лисий запах, но кое-что выяснить удалось. Это был не Илдвайн. Это был другой кремовый омега.
Загадка разрешилась на следующий день. Айкен опять куда-то умчался, осторожно сцапав зубами исписанный тетрадный лист. Вернувшись, ничем не удивил, заговорил только по дороге домой, после покупки шоколадки.
– Папа, господин Элверд позвал меня посмотреть на игрушечную железную дорогу.
– Кто-кто? – обманчиво мягко переспросил Брант. План сложился мгновенно: сначала он собирался неизвестному господину глаза на жопу натянуть, чтоб на чужих детей не пялился, а потом язык вокруг шеи обмотать. Чтоб больше никуда никого не приглашал.
– Господин Элверд, – терпеливо повторил Айкен. – Руководитель реставрационных работ в алтарном зале. Он спросил, когда нам с тобой будет удобно посетить его дом с визитом. Ты работаешь до шести, он тоже в шесть заканчивает. Он сказал, что можно поужинать вместе, а можно пообедать в выходные. Решать тебе.
Брант поумерил пыл – кивнул, взял протянутую Айкеном визитку. Темный фон, серебристые буквы. Номер городского телефона. Имя, фамилия. Мелкие строки: «Акционер общества Южно-Морские Железнодорожные перевозки. Художник-реставратор (лепной декор и малые архитектурные формы)». Картон хранил следы зубов, визитку вручали лисенку.
– Папа, пойдем завтра? – Айкен даже запрыгал от нетерпения – так хотел получить ответ. – Элверд говорит, что у него вечера свободны. А мне интересно посмотреть на игрушечные паровозы!
Брант не дал прямого ответа, отговорился, что днем видно будет – вдруг какие-то дела возникнут? Приступил к осторожным расспросам, и получил ворох сведений – Айкену хотелось поговорить об Элверде. Пока первые подозрения не оправдывались. Айкен сам прошмыгнул в закрытое крыло вокзала, когда рабочие заносили в зал материалы. Прятался по углам, был вытащен за шиворот из-под лесов и отруган – а вдруг бы на голову что-то упало? Элверд один раз предложил лисенку шоколадку, но тот не взял. Больше шоколада ему не предлагали. А буклеты лежали в открытом доступе. Элверд проводил для Айкена экскурсии по залам вокзала, рассказывал истории создания лепнины, светильников, мозаики и скульптур. Рассказывал интереснее, чем в буклетах написано, но Айкен все равно буклеты утаскивал. На память. Пару раз Элверд перекидывался – «он плохо ходит, пап» – и водил лисенка не к памятникам, а скучающим на тупиковых путях старым паровозам. Потом объяснял, что они ждут своей очереди реставрации. Их собирались поставить на привокзальную площадь.
– Элверд говорит, что есть еще два памятника – камень на границе депо, уже в городе. А еще один в конце тупиковой ветки, на территории станкостроительного завода. Он обещал мне их когда-нибудь показать, но не сейчас. Сейчас у него болит нога, он не может далеко ходить.
Брант твердо решил вначале взглянуть на Элверда – к примеру, познакомиться с ним в обед – а потом уже решать, принимать ли приглашение. Он надеялся, что сможет учуять гнильцу, определить, есть ли у доброхота непристойный интерес. И если есть… ох, мало ему не покажется. Всю жизнь будет на обе ноги хромать.
Глава 3
Знакомиться пошли вместе с Айкеном. Брант был уверен, что при сыне не начнет убивать, удержится. Оказалось, убивать и не надо. Элверд излучал мягкую ауру: стеснительность, какой-то неуловимый уют, и – самое главное – чистую искренность.
«Симпатичный, – оценил Брант. – Омега. Тот кремовый омега, что под вагонами прятался».
Элверд был схож с Илдвайном не только цветом лисьей шерсти. Такие же льняные волосы, красивые голубые глаза. И возрастом едва ли старше. Ровесник. Едва-едва четвертак разменял.
Омега шагнул вперед, опираясь на трость, неловко сгибаясь на бок, и Бранта неожиданно окатила волна стыда. Вспомнился чернобурка, которого по хутору гоняли. Поди ж ты – сколько всего с тех пор натворил, наверное, на пожизненное хватит, а припекает детское. Кому скажи – на смех поднимут.
Он старательно отводил глаза, боялся, что начнет на Элверда таращиться, а потом глупость какую-нибудь ляпнет. Поздоровался сухо, имя назвал. Айкен ничего не заметил, кинулся к Элверду, что-то защебетал. Кажется, о прочитанной книге докладывал. Брант слушал невнимательно, гадал, не потому ли Айкена к Элверду тянет, что рядом отца-омеги нет? Пока гадал, прослушал вопрос. Замялся. Когда мелкий заныл: «Пап, давай сегодня!», согласился:
– Да.
Потом уже, таская мешки с пшеницей, сообразил, что надо было выторговать час. Отнести домой термос, самому переодеться, мелкому чистую рубашку погладить. Но слово вылетело, пришлось идти через мост, искать машину Элверда на служебной парковке. Тот ждал их за рулем, просигналил, после короткого и яростного спора отправил Айкена на заднее сиденье – по правилам, потому что детям на переднем ездить нельзя. И Бранту надо было на заднее сесть, вместе с сыном. А он сел рядом с Элвердом – и ноги хорошо помещались, и термос пристроить можно.
Айкен ерзал, подпрыгивал. Молча. Лучше бы болтал. Ехали, поглядывая друг на друга. Брант косился на трость в креплении, украдкой разглядывал Элверда. Старался не пялиться жадно. Неожиданно от близости омеги повело. После Илдвайна на других не смотрел, как отрезало. Думал, конечно, что однажды природа возьмет свое. Беспокоился, чем это обернется – получится ли привести в дом омегу, не обидев сына?
«Если такого, как Элверд – наверное, получится. Только такой разве согласится?»
Остановились на парковке возле семиэтажного дома. Элверд начал выбираться из машины, тяжело подтягиваясь, и Брант не утерпел. Впихнул мелкому термос, мигом оказался возле открытой двери и вынул омегу, подхватив под колени. Чуть встряхнул, удерживая второй рукой под лопатки, велел:
– Айкен, возьми трость. Захлопни двери. Нести куда? Вот по этим ступенькам?
Элверд залился краской, ответил: – Да. Там лифт, – и тут же спохватился: – Не надо. Я сам.
Брант фыркнул:
– Быстрее будет.
Ноша не тяготила. Элверд сидел на руках тихо, только сердце колотилось, как у зайца в капкане. Брант чувствовал стук через футболку и тонкую куртку, там, где соприкасались телами. Кнопку лифта позволили нажать счастливому Айкену. Элверд опять дернулся. Брант пообещал:
– До квартиры донесу и поставлю.
В ответ получил невнятное бормотание:
– Я обычно лучше хожу. Мне нельзя часто превращаться. А я в последнее время много превращался.
Брант вспомнил мелькающую под цистернами тень, хотел спросить: «А почему на ногах не подошел?», но промолчал. Кое-что можно было выяснить, не открывая рот. В прихожей, поставив Элверда на ноги, Брант первым делом незаметно обнюхал вешалку. Второго запаха не было. Квартира пахла только омегой. Значит, живет один. И приходящего альфы, скорее всего, нет. Хоть где-то, да нить запаха осталась бы.
Элверд не бедствовал, не теснился. Огромные комнаты, высокие потолки, зашуршавшие от мимолетного сквозняка шелковые шторы. Причудливые цветы, оживлявшие подоконники пятнами зелени. Добротная, темная деревянная мебель, натертый мастикой паркет. И комнаты, и кухня сияли чистотой. В холодильнике нашелся разрезанный торт – на радость Айкену. Брант от ужина сразу отказался – нельзя едва знакомого омегу объедать – и согласился только на пустой чай. Элверд осторожно спросил:
– Вы не едите выпечку? Посмотрите: вот сыр, конфеты… хотя бы варенье.
Брант отрицательно замотал головой – «нет, нет, никакого сыра и варенья».
Элверд настаивать не стал, расстарался, выставляя на стол угощение для Айкена – положил на тарелочку торт, разрезал булочки, намазал маслом. Сын вертелся как волчок, исчезал из поля зрения, возвращался на кухню. Брант собрался сделать ему замечание – «не шарь без хозяина» – и чуть не свалился с табуретки, когда со стороны комнат раздался оглушительный вопль. Он вскочил, задев стол, побежать не успел – мелкий паршивец уже возник на кухне, потрясая большой коробкой.
– Это тот поезд? Да? Да? Ой, какой красивый! Пап, смотри! Элверд, можно я открою, потрогаю?
– Зайди в комнату, с остальными познакомься. Этот откроем сейчас, конечно.
Коробка шлепнулась на стол. Брант уставился на миниатюрный тепловоз и вагоны. Картонные ячейки были затянуты прозрачной пленкой, позволявшей рассмотреть детали и надписи. «Зимняя Олимпиада-80».
– Сувенирный, – объяснил ему Элверд. – Два дня назад из столицы прислали. Я не распаковывал, подумал, что Айкену будет интересно.
Из глубины квартиры неслись невнятные причитания и повизгивания.
– Он до железки добрался, – улыбнулся Элверд. – Посмотрите сами, там нет ничего опасного. Айкен не поранится.
Брант пошел посмотреть. Не столько из опасений, сколько из любопытства. Заглянул и застыл на пороге комнаты, в которой жили взрослые игрушки. Большую часть пространства занимал стол. Камул милостивый, на нем была потрясающая копия настоящей железной дороги – крохотный, но гордый вокзал, расходящиеся во все стороны ветки, паровозы, вагоны, станции, деревья, семафоры, будки стрелочников, переезды. Айкен метался вокруг стола, тихо попискивая. Тянулся потрогать, тут же отдергивал руку, прятал за спину.
– Ну, как вам? – Элверд привалился к косяку, посмотрел вопросительно.
– Это… это как сказка, – честно ответил Брант.
– Как будто кто-то заколдовал! – подхватил Айкен. – Заколдовал вокзал и поезда, а ты их унес к себе домой. Или это ты волшебник. Рассердился на вокзал и заколдовал.