– Ты доверяешь мне будущее.
– А кому еще?
Ли Ли бросилась в его объятья и прижалась так же, как делала, когда была детенышем, а он отправлялся на поиски приключений. Он ответил на объятия и погладил ее по спине. Затем они разошлись и поклонились, низко и надолго, прежде чем вернуться каждый к своим обязанностям.
Караван беженцев шел по дороге вместе с Чэнем и Тиратаном Кхортом совсем недолго. Ли Ли и Ялия направились на юг, тогда как остальные свернули на север. Тиратан объявил остановку на вершине холма – якобы, чтобы сделать несколько топографических заметок. Чэнь смотрел, пока беженцы не скрылись за поворотом – примерно тогда же, когда Тиратан закончил со своими записями.
Сердце Чэня ныло, но он не мог позволить себе впасть в уныние. Пока они с человеком пробирались на север, – всегда полями, в стороне от дороги, – Чэнь то и дело видел напоминания о Ялии. Он срывал и давил сердечный покой, только чтобы хранить их запах. Он запоминал форму валуна, похожего на огра с большим задом, склонившегося над норой гну-синей. Ей бы это показалось смешным, а еще смешнее – его смущение, когда он добрался бы до середины описания и осознал, какое оно нелепое.
Через час Тиратан объявил очередную остановку – в травянистой лощине, в полумиле к востоку от дороги. На западе стоял Кунь-Лай, окутанный облаками. Вол’джин и Тажань Чжу наверняка уже вернулись туда с монахами, которые не охраняли с Ялией караваны беженцев. Шадо-пан подготовит ту оборону, какую сможет, и отправит отряды согласно донесениям разведчиков.
Тиратан развернул шарик липкого риса.
– Сестра Ялия стоит того, чтобы витать в облаках, Чэнь, но, чтобы продолжать наше дело, нам надо сосредоточиться. Так что приходи в себя сейчас.
Пандарен уставился на него.
– Друг мой, я испытываю перед Ялией Мудрый Шепот огромное уважение. Витать в облаках – что бы ты ни имел в виду – едва ли достойное выражение для…
– Да, Чэнь, конечно, прости, – в глазах человека блеснула озорная искорка. – То, что у вас друг к другу чувства, вполне очевидно. И она, похоже, очень особенная.
– Так и есть. С ней я себя чувствую… как дома. – Ну вот, он это сказал. Возможно, Пандария – то место, которое он искал всю жизнь, но она – причина, почему он его искал. – Да, с ней я как дома.
– Значит, брак, детеныши, старение в тени хмелеварни? Хмелеварен?
– Было бы неплохо, – Чэнь улыбнулся, затем улыбка пропала. – А монахам Шадо-пана можно жениться? Заводить детенышей?
– Уверен, что можно, – мягко усмехнулся человек. – А с вашими детенышами будет много хлопот, не сомневаюсь.
– Ну, ты всегда будешь желанным гостем в нашем доме. Я встречу тебя так же, как и отца Ялии. Твоя кружка никогда не высохнет в моих хмелеварнях. Можешь приводить свою семью. Твои детеныши будут играть с моими, – Чэнь нахмурился. – У тебя есть семья?
Тиратан посмотрел на недоеденный шарик риса в руках, потом завернул его.
– Интересный вопрос.
Внутренности пандарена словно скрутило в узлы.
– Ты же их не потерял? Война не…
Человек покачал головой.
– Насколько я знаю, они живы. Но потерять – это дело другое, Чэнь. Что бы ты ни делал – не теряй Ялию.
– Как я могу ее потерять?
– То, что ты задаешь вопрос, само по себе значит, что ты, наверное, не сможешь ее потерять, – Тиратан перевернулся на живот и изучил дорогу. – Я бы отдал сейчас правую руку за гномью подзорную трубу. Или ее гоблинский эквивалент. А еще лучше – за батарею их пушек. Я давеча заметил, что на кораблях зандаларов нет никаких пушек. И никого на палубе, кроме самих троллей.
– Вол’джин наверняка знает, почему, – Чэнь кивнул, ложась рядом с человеком и глядя на дорогу. – Он хотел отправиться с нами, но ты был прав. Тажаню Чжу он нужен больше.
– Как я уже говорил, это мой стиль войны, – Тиратан сполз ниже края лощины. – Я тактик, а не стратег. Он же в Орде занимался именно стратегией. Я к тому, что он может изменить ход истории, а мы с тобой этого не можем. Это и спасет Пандарию.
Следующие три дня пандарен и человек изучали местность вдоль дороги, пробираясь на север со скрупулезным вниманием к деталям и с такой скоростью, что улитка в сравнении с ними показалась бы быстрее летящего грифона. Тиратан делал множество заметок и набрасывал разные схемы. Чэнь подозревал, что никто не картографировал эту местность с таким тщанием со времен последнего императора могу.
Они устраивали стоянки без костра, среди холмов. Благодаря меху и толщине жировой прослойки это не смущало Чэня. Впрочем, холодный утренний ветер явно забирался Тиратану чуть ли не под кожу, и только к полудню, через милю-другую пути, он снова переставал хромать. Человек шел на всё, чтобы спрятать любые знаки их присутствия. Хоть они никого и не видели, охотник настаивал на том, чтобы периодически возвращаться по собственным следам и на всякий случай расставлять ловушки.
Помогая Тиратану и наблюдая за происходящим, Чэнь лучше стал понимать Вол’джина и мотивы его действий. Человек почти сразу отметил: отсутствие зандаларских фуражиров и вольтижеров значило, что армия захватчиков прибыла с обширными припасами. Раз еще никто не направился на юг в поисках продовольствия или на разведку, значит, они окапываются для продолжительной кампании. Это давало силам пандаренов шанс сгруппироваться, однако означало, что задача перед ними стоит куда труднее, чем казалось вначале.
«А ты говорил, что плох в стратегии».
У Чэня осталось впечатление, что Тиратана не тянуло возвращаться в монастырь. Здесь, в поле, его постоянно что-то отвлекало от мыслей. Ему не хотелось задумываться о Цзоучине. Чэнь не представлял, почему, не считая той запомнившейся ухмылки человека после боя.
Хотя человек и умалял свои способности к стратегическому мышлению, Чэнь уже раньше видел, как Вол’джин обдумывает сведения вроде собранных ими и вплетает в изощренные планы боя. Одно дело – оценить размер армии, а другое – знать, что с ней может сделать хороший полководец. Тиратан был из тех, кто мог бы понять это и обнаружить маленький изъян в планировании, способный разрушить даже лучший из планов.
Чэнь обнаружил, что Тиратан с готовностью делится своими мыслями по вечерам, в тихое время, когда возможная смена темы могла опять привести к расспросам о семье человека. Чэнь продолжил бы эти разговоры из естественного любопытства, но подозревал, что Тиратан в ответ начал бы справляться о Ялии и дразнить его из-за матримониальных планов.
Пандарен, конечно, знал, что дразнили бы его добродушно. В другой раз, за кружкой эля и дымящейся чашкой риса, Чэнь бы не полез за словом в карман. Но он не желал портить свои мысли о Ялии. Ему хотелось лелеять их и воспоминания о ней. Хоть он и знал, что дает волю фантазии, ему не хотелось, чтобы ему об этом лишний раз напоминали.
На третий день они заметили ферму, стоящую на склоне. Холмы вокруг были изрезаны каменистыми террасами. Когда-то за полями ухаживали, но сейчас разрослись сорняки, а урожай сглодали дикие звери. Темные тучи медленно собирались на севере, напитанные черным дождем. Не обменявшись ни словом и отбросив осторожность, они направились к ферме, пока не пролился ливень.
Дом был прочно сложен из камня, с деревянной крышей, не пропускавшей воду. Крестьянин с семьей, должно быть, уже сбежал, предупрежденный беженцами или монахами. Несмотря на то, что сборы проходили наспех, в доме было опрятно и чисто. Более того, не считая скрипучих половиц, Чэню это место казалось идеальным.
Тиратан же видел больше. Он постучал кулаком по задней стенке, в том числе у буфета рядом с камином. Стенка отдалась гулко. Он пошарил круго́м и нашел какой-то рычаг, который, когда его потянули, задвинул буфет за камин. За ним оказалась черная дыра – с лестницей, ведущей в погреб.
Человек спустился первым, с кинжалом наготове в правой руке. Чэнь последовал за ним с маленькой дубинкой в одной лапе и светящимся фонарем – в другой. Он был на середине лестнице, когда Тиратан вышел на площадку. Кто-то из них наступил на другой переключатель, потому что буфет за ними со щелчком задвинулся.
Тиратан глянул наверх, затем поманил Чэня к себе.
– Думаю, друг мой, мы переждем грозу со вкусом.
Хоть погреб и был крошечным, его целиком занимали шкафы с десятками банок – маринованными турнепсом и кабачками. Лежала в корзинах собранная морковь. Свисала длинными гирляндами с балок сушеная рыба – явно закупленная в обмен на овощи.
А в углу – маленький дубовый бочонок, так и ждавший, чтобы его открыли.
Чэнь взглянул на него, потом на Тиратана.
– Только по глоточку?
Человек задумался на секунду и уже хотел было ответить, когда над ними завыл ветер. Дверь в дом с треском распахнулась – вполне возможно, что из-за грозы.
Но потом затопавшие по полу над головой тяжелые шаги и грубые тролльи проклятья указали на совершенно обратное.
Чэнь и Тиратан переглянулись.
Человек медленно покачал головой. Сегодня будет не до бочонка, хоть после такой ночки наверняка захочется пить.
17
Вол’джин сгорбился, уперевшись коленом в землю и прижав запястье правой руки к боку. Он уже поднялся на гору выше места, где ранее беседовал с Тиратаном, но ненамного. Дальше путь шел совсем круто. Тролль был вполне знаком со скалолазанием, но боль в боку не позволяла покорить гору так споро, как ему бы хотелось.
Вол’джин бы очень хотел присоединиться к Чэню и Тиратану в их разведывательной миссии и с нетерпением ждал их донесений. Но все же был рад, что Тажань Чжу согласился с мнением человека и оставил Вол’джина при себе для планирования обороны. Он не только был лучше подкован в этой области, но и, будучи троллем, понимал зандаларов и их повадки лучше кого бы то ни было.
– Не считаешь ли ты любопытным, Вол’джин, что даже после того, как отрава целиком покинула твой организм, ты не исцелился полностью?
Он быстро обернулся, все еще пытаясь отдышаться после подъема.