Точно так же, когда он встал во главе Черного Копья и принял за них ответственность, последовал каскад событий. Вол’джин не жалел ни об одном из них. Залазана нужно было остановить. Даже поддержка Орды против короля зандаларов Растахана была очевидна еще до того, как Тралл с Ордой помогли Вол’джину и его отцу спасти Черное Копье и построить новый дом на островах Эха.
«Уйти из Орды – самое тяжелое решение, что я принимал. Почти что моя смерть».
Вол’джин вернулся в монастырь. Он влился в ряды монахов в их упражнениях, чтобы не только узнать, что они могли, и укрепить свое тело, но и чтобы показать пандаренам, на что способен тролль. Монах, которого он спас, когда обезглавил зандалара в Цзоучине, подтвердил истории Вол’джина об упорстве троллей. Шадо-пан в общем и целом удвоил свои усилия на тренировках против него.
И ему пришлось с трудом отстаивать свою честь.
Нет сомнений, что среди монахов тоже были крабы из черепа и крабы из шлема. В каком-то смысле это не тревожило Вол’джина. На каждого воина в рядах армии остаются пятеро в тылу, чтобы кормить бойца, чинить его снаряжение и удовлетворять другие нужды. Многие в Шадо-пане, особенно старые монахи, удовольствовались ролью поддержки, пока монахи помоложе с готовностью учились бороться с троллями.
Вол’джин наблюдал, как Тажань Чжу следит за упражнениями.
«Нравится ли тебе форма шлема, в которую врастают твои монахи?»
Увы, хоть время от времени их взгляды встречались, настоятель Шадо-пана ничем не выдавал своих мыслей.
Когда Вол’джин не занимался физической подготовкой, он старался изучать пандаренскую географию и военную историю. И последнюю нашел весьма печальной. Все происходило так давно – по крайней мере, для пандаренов, – что уже стало мифом и фольклором. А возможно, дюжина монахов на самом деле удерживала горный перевал двенадцать лет – каждый защищал его целый месяц в одиночку, а затем отдыхал оставшийся год. Каждый монах, согласно легендам, разработал собственный боевой стиль, а от них уже произошли все современные стили.
С географией было проще: древние имперские карты размечали континент в мельчайших подробностях. И все же тролль находил лишь смутно обозначенные области. Особенно это касалось Вечноцветущего дола – на его месте одна из карт к югу была просто закрашена.
Вол’джин указал на это Тажаню Чжу, когда настоятель пришел в библиотеку.
– Я не нахожу сведений об этой области.
– Это проблема, которую нам необходимо решить, – монах оглянулся, когда в библиотеку за ним вошли Чэнь и Тиратан – растрепанные и слегка окровавленные. – Ибо, как узнали твои друзья, похоже, что туда и направляются захватчики.
18
Чэнь быстро задул лампу. Темнота заполнила погреб. Она будто усиливала звуки сверху. Насколько мог определить пандарен, в дом ввалился целый отряд троллей.
Один из них зажег свечу. Тонкие лучики света проникли сквозь трещины в половицах, располосовав Чэня и Тиратана. Человек застыл, как вкопанный, с пальцем, поднятым к губам. Чэнь кивнул одни раз, и человек опустил руку, но в остальном не шевелился.
Чэнь не понимал ни слова из того, что говорили зандалары, но все равно напряженно вслушивался. Он не столько надеялся уловить какие-нибудь пандаренские названия, сколько опознать отдельные голоса. Он засек один, отдававший много кратких и резких приказов, и еще два, отвечавших устало. Один из них еще шептал реплики в сторону.
Чэнь посмотрел на Тиратана и поднял три пальца.
Человек покачал пальцем и прибавил еще один. Он указал туда, где стоял командир, затем на двоих, определенных Чэнем. Потом его рука обозначила четвертого, в углу, чье присутствие обозначалось только медленными каплями воды, падающими на половицы.
Чэнь содрогнулся. Это совсем не походило на тот случай, когда его пленили огры. Тролли не просто умнее в целом – зандалары особенно гордились своей смекалкой. И еще жестокостью. Судя по тому немногому, что он видел в Цзоучине и слышал о других битвах зандаларов, хмелевар не сомневался, что быть обнаруженным значит погибнуть.
Поскольку Чэнь и Тиратан осматривали дом, они не оставили наверху оружие или мешки. Так что они были вооружены, но погреб явно не подходил для того, чтобы лучник упражнялся в своем ремесле. Хотя Чэнь мог защищаться с помощью боевых искусств, в подобной ситуации преимущество было на стороне бойцов с коротким и колющим оружием. Любая схватка в подвале станет скверной, тесной, и даже победители не уйдут невредимыми.
«Остается надеяться, что их не посетит любопытство, и они не спустятся в погреб. Гроза закончится – и они уйдут. – Вопли ветра усилились, насмехаясь над надеждами Чэня. – Но мы хотя бы не проголодаемся».
Тиратан сел на пол и выбрал из колчана восемь стрел. У каждой был жуткий зазубренный наконечник, у половины – две грани, у остальных – четыре. Каждая грань полумесяцем изгибалась к древку, чтобы входить в тело, как рыболовный крючок – не выдернешь.
Человек разложил стрелы бок о бок, чередуя двухгранные с четырехгранными. Бинтами, нарезанными на короткие ленты с помощью ножа для свежевания, он связал стрелы вместе, чтобы у них было по два наконечника.
Хотя из-за слабого освещения трудно было разглядеть выражение лица человека, Чэнь видел, что Тиратан полон мрачной решимости. Работая, он поглядывал на низкий потолок. Смотрел и слушал, потом кивал сам себе.
Спустя целую вечность тролли успокоились. Тяжелые шаги наверху говорили, что перед сном они сняли доспехи – по крайней мере, трое. Безмолвный не снял, но заслонил достаточно света, обозначая, где лег. Командир отправился ко сну последним. Он задул свечи и вытянулся на полу.
Безмолвно, словно призрак, Тиратан коснулся бока Чэня. Зашептал:
– По моему сигналу – и ты его узнаешь – поднимайся по лестнице. Найди рычаг и открой дверь. Убей все, что увидишь.
– Они могут уйти наутро.
Человек показал, где лег командир.
– У него записи передвижений армии. Он нам нужен.
Чэнь кивнул, затем подошел к основанию лестницы. В основной части погреба Тиратан собрал свои связанные стрелы и поднес наконечником с двумя гранями к трещинам в полу. Установил по стреле под каждым спящим троллем: сперва для командира, потом для двух болтунов, наконец – для молчаливого. Оставшись возле последнего, он посмотрел на Чэня. Показал на четыре стрелы, закончив на командире, затем показал на Чэня и дал сигнал подниматься.
Пандарен кивнул и приготовился.
Человек воткнул первую стрелу в тролля и провернул. Не успела его жертва заорать, как он скакнул к двум средним стрелам и вогнал их вверх, обеими руками. Зандалары вскрикнули, когда он добрался до последней и вбил и ее.
Чэнь взлетел по лестнице и даже не потрудился найти рычаг. Он врезался в дверь. Дерево треснуло. Глиняные и деревянные миски влетели в комнату за полсекунды до него. Справа от хмелевара на левом боку лежал безмолвный тролль – стрела прошла через плечо в грудь. Он тянулся правой рукой к ножу, но Чэнь ударил ногой. Голова зандалара отлетела и врезалась в каменную стену.
Чэнь развернулся и остановился. Два болтливых тролля трепыхались на полу. У одного стрела вышла в животе, второго пришпилило прямо за хребет. Они пытались подняться, а наконечники стрел цеплялись за трещину в полу и прочно держали их на месте. Кровь вырывалась наружу вместе с их криками, зандалары сучили ногами по полу и царапали его когтями, из-под которых курчавилась стружка.
Командир – шаман – стоял у двери. Темная, пульсирующая энергия собиралась в шаре между его рук. Крики умирающих товарищей вовремя известили его об опасности. Предназначенная для него стрела лишь поцарапала ребра. Зандалар уставился на Чэня черными глазами, кипящими от яда, и выкрикнул что-то жесткое на языке троллей.
Пандарен, зная, что произойдет, если ничего не делать, – и зная, что произойдет, даже если что-то делать, – приготовился и прыгнул. Слишком медленно.
За миг до того, как удар в прыжке донес его до цели, за полмига до того, как шаман закончил заклинание, пол расщепила стрела. Она промелькнула мимо лодыжки Чэня, между руками шамана и вонзилась в его тело. Воткнулась под подбородок, пробив череп и пригвоздив язык к нёбу.
Затем пришел удар Чэня, который вышиб зандалара в дверь, в грозовую тьму.
Тиратан – с луком в руках и наложенной стрелой – появился в проеме.
– Рычаг застрял?
Пандарен кивнул, пока тролли проживали в агонии последние мгновения своей жизни.
– Застрял. Да.
Человек проверил молчаливого тролля, затем перерезал ему горло. Двое на полу были очевидно мертвы, но он все равно проверил и их. Затем перешел туда, где командир оставил свои вещи, и нашел сумку с книжицей и шкатулку с перьями и чернилами. Быстро пролистав книгу, он вернул ее в сумку.
– Не могу читать по-зандаларски, но уловил достаточно из их речи, чтобы понять, что они такие же разведчики, как мы, – он огляделся. – Мы втащим последнего внутрь. Сожжем дом?
Чэнь кивнул.
– Наверное, это лучшее, что мы можем. Я открою бочонок в погребе и запалю его своим огненным дыханием. Еще запомню это место и возмещу убытки местным.
Человек посмотрел на него.
– Не ты в ответе за утрату их фермы.
– Быть может, но кажется, что я, – Чэнь бросил последний взгляд на дом, стараясь запомнить, каким он был, затем обратил его в костер и последовал за человеком в грозу.
Они направились на запад, к монастырю, и нашли череду пещер, уходящую по спирали под землю. Там они осмелились развести костерок. Чэнь воспользовался долгожданной возможностью и заварил чай. Ему требовалось тепло и время подумать, пока Тиратан изучал книжицу.
Чэнь был знаком с битвами не понаслышке. Как он и рассказывал племяннице, пандарен повидал такое, что предпочел бы забыть. Вот одно из маленьких чудес жизни: самое болезненное можно позабыть – или хотя бы позволить памяти притупиться.
«Если сам себе это позволишь».
Хмелевар насмотрелся на многое и многое совершал сам, пролил немало крови, но никогда не видел подобного тому, что придумал Тиратан на ферме. Не выстрел через пол ему запомнился – хотя тот наверняка спас Чэню жизнь. Он повидал порядком солдат со щитами, прибитыми стрелами к рукам, чтобы знать – дерево не защитит от хорошего лучника. Конечно, человек был лучником замечательным, но не выстрел его стал сюрпризом.