– Но время – как раз то, что нам нужно, – улыбнулся Тажань Чжу. – Никто не вспомнит времена, когда мы были рабами, но никто не захочет снова стать рабом. Вновь поднимаясь, могу несут напоминание о том, по какой причине мы их низвергли. Время нужно нам, чтобы собраться. Пришло время напомнить народу о его прошлом и научить его ценить будущее.
Следующим утром, когда они выдвинулись в сторону Вечноцветущего дола, Вол’джин оглянулся на пик Безмятежности. Первые монахи тайно тренировались там, поскольку могу были слишком ленивы, чтобы лезть на вершину. Воспоминания об отдыхе с товарищем-могу внизу столкнулось с мыслью о подъеме на самый верх в компании человека. Еще один союзник, такой же товарищ, но при совершенно других обстоятельствах.
Все правильно, хотя и странно.
Вол’джин осмотрел отряд и улыбнулся. С каждым из бойцов шли два груммеля, которые несли оружие и припасы. Пять пандаренов, человек и тролль. Если бы Гаррош это видел – то, как легко Вол’джин сошелся с ними, – у него было бы еще больше поводов обвинить Вол’джина в предательстве.
Нельзя сказать, что эта компания заняла место Орды в его мыслях и в его сердце. Это единение было вынужденным, и тем самым тоже напоминало Орду. Разношерстная шайка, собравшаяся, чтобы бороться за свою свободу. Это было объединение ради общей цели, оно же отличало и Орду, которую он знал и любил, Орду, которая сражалась под началом Тралла.
Цель Орды, которую возглавлял Гаррош, исходила от него самого, из его потребности в завоеваниях и власти. Его желания разрушат ее – возможно, безвозвратно. Вол’джин видел в этом такую же трагедию, как и в союзе зандаларов и могу, благодаря которому власть могу возвращалась в Пандарию.
Они двигались к югу и спустя несколько дней достигли вершин, окруживших Вечноцветущий дол. Облака наползали друг на друга и вздымались, как океанские волны перед штормом. Если у груммелей и было какое-то плохое предчувствие, то они молчали. Как и прежде, они поставили лагерь и расположились отдельно.
Вол’джин удостоверился, что запомнил имя каждого пандарена, хотя и знал, что лучше было этого не делать. Так же поступил и Чэнь. Тиратан сделал мудрее: он обращался к каждому «брат», «сестра» или «друг мой», выдерживая некоторую дистанцию. Не знать их имен, не знать об их мечтах и надеждах – так будет легче, если… если их статуи отделятся с костей горы.
Вол’джин не пытался облегчить свою участь, никогда не пытался. Но раньше он сражался вместе со своим племенем и за свое племя. Здесь должно быть проще отстраниться, поскольку это не его сородичи, не его дом, не его племя.
«Но если эта битва стоит сражения, значит, это мои близкие, мой дом, мое племя».
Тролль вдруг осознал, что могу вполне могли думать точно так же, только в прошлом. Эта земля принадлежала им, это был их народ. Даже спустя века, десятки веков, даже когда их почти полностью забыли, они горели желанием все вывернуть наизнанку. Когда тролли мечтают вернуть прошлое – это другое дело, потому что они хотя бы исследовали будущее. Но могу почти ничего не сделали для того, чтобы восстановить свое государство. Они оставались отрезанными от будущего, поскольку крепко вцепились в утраченное ими прошлое.
Устроив привал в пещере, выходящей на юго-запад, отряд не стал разводить костер. Они подкрепились рисовыми шариками, сушеными ягодами и копченой рыбой. Чэнь умудрился налить в бурдюк чай, так что трапеза получилась более чем приятной. Тиратан опустошил свою миску и протянул ее за добавкой.
– Всегда думал, каким будет мой последний обед.
Чэнь искренне улыбнулся.
– Этот вопрос будет занимать тебя еще долго, Тиратан.
– Возможно. Но если это он, то лучшего обеда я и представить не могу.
Тролль поднял свою чашку.
– Дело в компании, а не в еде.
Вол’джин отправился в дозор сразу после трапезы, а потом крепко спал почти до рассвета. Не было ни снов, ни видений – по крайней мере, он ничего не запомнил. На секунду темный охотник подумал, что лоа снова забыли про него. Затем решил, что, напротив, Бвонсамди держит всех на расстоянии, чтобы он, Вол’джин, достаточно отдохнул перед тем, как отправить к нему новых троллей.
Семеро простились с груммелями-переносчиками. Каждому из них Тиратан подарил по стреле на память. Когда Вол’джин взглянул на него с недоумением, человек пожал плечами:
– Возьму стрелы у врагов. Прими как данность: у меня запас стрел кончится гораздо раньше, чем у зандаларов.
Вол’джин не хотел стоять в стороне, и, испытывая не меньшую благодарность, выбрил виски и подарил каждому груммелю прядь своих рыжих волос. Груммели выглядели так, будто их осыпали драгоценностями, а затем помахали ладошками и скрылись среди гор и холмов.
Семеро довольно легко преодолели спуск. Брат Шань шел впереди, находя дорогу среди отвесных скал и закрепляя веревки, за которые держались остальные. Тролль припомнил историю о том, что монахи спустились с этих самых гор, чтобы застать могу врасплох. Рассказ воодушевил Вол’джина, и тот понадеялся, что им повезет так же.
К середине дня они спустились ниже уровня туч. Солнечные лучи не проникали сквозь туман, однако облака слегка светились золотистым сиянием, которое, скорее, отражалось от поверхности земли. Вол’джин склонился на краю уступа на южном склоне горы и стал разглядывать долину внизу. Если бы троллю раньше нужно было выбрать цвет, ассоциирующийся с Пандарией, он бы выбрал зеленый. Столько оттенков зелени, от светлых побегов до темного изумруда лесов – континент был зеленым. Здесь же, в Вечноцветущем доле, зелень уступала место золотому и красному. Это не были осенние цвета, хотя местами и походили на них, это было буйство растительности в полном цвету. Растения во всем своем весеннем великолепии застыли в не знающем старения мире. От рассеянного света почти не было резких теней, а те немногие, что проплывали внизу, двигались неторопливо, будто в полусне.
Дол выглядел так, что хотелось с наслаждением растянуться на траве и не просыпаться. С высоты были видны какие-то постройки, но ни намека на то, кто там живет или кому они принадлежат. Строения, бесспорно, были древними, однако растительность не поглотила их. Безвременье Дола их сохранило. Вол’джин задумался, поможет ли эта особенность им остаться в живых.
«Или оставит нас умирать навечно».
Сестра Цзянь-ли, пандаренка с бурыми пятнами на фоне белого меха, указала на юго-восток.
– Враги будут наступать оттуда. Там находится дворец могу, и Тажань Чжу сказал, что генералы императора захоронены к югу отсюда.
Тиратан кивнул:
– В книжице сказано, что они собирались искать проход в восточной части долины. Пока что незаметно, чтобы они его нашли.
– А чего ты ожидал, мой друг? – усмехнулся тролль. – Что мы увидим, как по долине разливается черное пятно? Дым горящих деревень?
– Нет, но должны же быть разбиты лагеря. Так что можем подождать здесь дотемна и посмотреть, не выдадут ли их костры…
– Или проскользнем вниз и посмотрим поближе. Если они тоже не разводят костров, – Вол’джин поднялся. – Я склоняюсь к последнему.
– Днем проще стрелять. Ночью тоже можно… но днем проще.
– Ладно. Выйдем на это плато над дорогой. Будем держаться повыше.
Тиратан указал концом лука:
– Если двинемся прямо на юг и обойдем с востока, можем зайти прямо им в тыл. Они не будут искать нас там, откуда только что ушли. К тому же, те маги, которые должны выполнить особую задачу, скорее всего будут не в первых рядах, а где-нибудь сзади, подальше от гарантированной опасности.
– Да. Выясним, кто это, и убьем их, – Чэнь обернулся, прищурившись. – И ускользнем.
Тролль и человек переглянулись, затем Вол’джин кивнул.
– Пожалуй, обратно на юго-запад. Уйдем тем же путем, что пришли.
– Хотя бы будем знать рельеф и поймем, где расставлять ловушки, – человек опустил лук. – Учитывая, что нас семеро против элитных войск двух империй, это не самый дурацкий план.
– Согласен, – тролль поправил сумку за спиной. – Меня беспокоит, что я не могу придумать лучше.
– Но дело же не в этом, Вол’джин? – Чэнь подтянул ремень собственной сумки. – Мы здесь для того, чтобы они беспокоились, и, думаю, с этой точки зрения наш план идеален.
22
Они шли сквозь золотую долину, где бесчисленные годы не ступала нога чужестранца, но Вол’джин не испытывал страха. Он понимал, что стоило бы принять все меры предосторожности, чтобы его отряд не заметили. И все же не чувствовал холодка, крадущегося по спине. Шерсть у него на загривке не топорщилась. Казалось, будто он надел маску руш’ка, ограждающую от страха.
И все же… он не видел снов, когда спал в Вечноцветущем доле, но это потому, что сны были не нужны. Идти сквозь долину было все равно что двигаться сквозь живое видение. Что-то, связанное с реальностью этого места, просачивалось в темного охотника. В частности, высокомерие, перекликающееся с его тролльским наследием. Вол’джин касался остатков магии могу, которую лелеял призрак их империи.
Здесь, в этом месте, где великие народы получили великую мощь, он не мог испытывать страха. Здесь, на дальних подступах к дворцу Могу’шан, в котором, вероятно, спали его враги, гордые отцы-могу указывали своим сыновьям на запад жестом руки, охватывающим всю долину. Это была их земля, как и та, что граничила с ней, и они могли делать здесь все, что хотели, меняя этот край, как им заблагорассудится, – здесь ничто не могло причинить им вред, поскольку все боялись их.
Это, пожалуй, и спасало Вол’джина: он знал, что это такое, когда тебя боятся. Ему нравилось наводить ужас на врагов, но этот ужас происходил от его предыдущих деяний. Он заслужил его: удар меча за ударом, заклинание за заклинанием, победа за победой. Страх не был чем-то, что перешло к нему по наследству. Он не принадлежал ему по праву рождения. Вол’джин осознавал это, и осознание отличало его от молодых принцев могу, наследовавших эту землю. Он понимал этот принцип, поэтому мог им воспользоваться. Чувствовал, как страх накатывает на него и обволакивает, а они возвышались над этим страхом и видели только то, что хотели видеть, и слышали лишь то, что хотели слышать. При этом никогда не испытывая потребность подняться еще выше и взглянуть на реальный мир.