– Мастер Буйный Портер приготовил нам напиток. Он назвал его в нашу честь «Тридцать Три». И, как Тридцать Три, мы будем известны вовек. Нас будут помнить и вспоминать с гордостью, но знайте, что никогда я не гордился больше, чем когда стал одним из вас.
Он низко поклонился, не выпрямляясь долго, как того требовало максимальное уважение. Монахи, а также Вол’джин и Чэнь, ответили на поклон. В горле Вол’джина встал ком. Отчасти он удивлялся, что кланяется существу, которое считал раньше ниже себя, а теперь сердце тролля радовалось тому, что они выступают вместе.
Их было тридцать три – таких, какой он всегда представлял себе Орду. Их сила заключалась в различиях, объединенных общим стремлением. Их дух – тот дух, что Бвонсамди назвал бы духом тролля – сплавил этих существ в общем деле. Да, Вол’джин все еще считал себя троллем, но теперь это было не все его существо целиком, а лишь важная часть.
Монахи выпрямились, а затем собрание рассыпалось и приступило к пиршеству. Еда и питье накануне битвы пришлись очень кстати, а хмеля в напитке Чэня было в самый раз, чтобы избежать неприятных ситуаций. Монахи принесли много снеди, и мысль съесть столько, чтобы враг нашел кладовую пустой, стала для всех источником мрачного веселья.
Чэнь в сопровождении Ялии принес Вол’джину пенящуюся кружку своего пива.
– Я поистине приберег лучшее напоследок.
Вол’джин поднял кружку, потом выпил. Ароматы ягод и пряностей защекотали нос. Напиток казался теплым, хоть на самом деле был холодным, – а еще насыщенным и забористым, как крепкий сидр. На языке плясали странные нотки послевкусия – одни мягкие и сладкие, другие кислые и пронзительные. Тролль бы с трудом назвал и половину из них, но вместе они сходились так славно, что ему вообще не хотелось анализировать состав.
Вол’джин вытер рот рукавом.
– Это напоминает мне первую ночь, проведенную на островах Эха после того, как мы их отвоевали. Теплый вечер, мягкий бриз, соль океана. Я не страшился, потому что там было мое место. Спасибо тебе, Чэнь.
– Я задолжал тебе благодарность, Вол’джин.
– За что?
– За то, что рассказал, что мое лучшее творение добилось всего того, что я хотел.
– Значит, ты величайший из нас, ибо отдал нам свое сердце. Это место – наш дом. Без страха, – Вол’джин кивнул и снова выпил. – По крайней мере, пока не прибудут зандалары и не притащат свой страх – и тогда мы обрушим на них еще больше.
32
Вол’джину пришло в голову, что этот момент, эта бесконечно короткая пауза перед началом насилия будет самым последним, что он вспомнит перед смертью. Его сердце возрадовалось этой мысли.
Зандалары подошли к Роще Опадающих Лепестков, когда темные тучи уже подводили день к раннему завершению. Упали пеплом первые снежинки, медленно плывущие на капризных ветерках. Деревья, окутанные розовыми лепестками, спрятали врага – но не к его выгоде.
Справа, в десятке ярдов, застонал натянутый лук Тиратана. Человек выстрелил, и время замедлилось для Вол’джина настолько, чтобы он видел, как стрела изогнулась за долю секунды до того, как сорваться с тетивы. Красное древко, синее оперение и полосы металла с зазубренным наконечником, сделанным, чтобы пробивать кольчугу, – стрела исчезла за завесой листьев. Лишь два лепестка упали вместе со снежинками, отметив ее полет.
Вдали, в сумерках, кто-то влажно закашлялся. На землю упало тело. А затем раздались боевые кличи и проклятья, древние и злые, и зандалары бросились на приступ общей волной.
Некоторые падали, пробегая через заросли. Ноги вновь проваливались в замаскированные ямы. Даже если там не было торчащих кольев, чтобы ранить, или торчащих вниз шипов, чтобы ловить, скорость и натиск бега были столь велики, что тролли ломали ноги и выворачивали колени. Зандалары не задерживались ради павших, а перепрыгивали через их тела.
Из-за серьезности ситуации Тажань Чжу просил монахов довести свои навыки до предела. Он отобрал полдюжины лучших стрелков и, при участии Вол’джина, разработал стратегию, которая позволит одной стреле убивать по нескольку врагов сразу. По мрачному кивку Вол’джина, пока нападающие сочились через деревья, монахи выпустили стрелы.
Подготовка к атаке троллей в роще включала не просто рытье ям. Ветки вытесали и заострили до состояния шипов. К некоторым привязали серпы. На нескольких развернулись вдоль всей длины сети из цепей с шипами. Все они, запрятанные в розовых кронах, были подняты и завязаны церемониальными узлами.
Монахи пускали стрелы с V-образными наконечниками. Внутренние кромки были заточены, быстро разрубая тросы и позволяя веткам вернуться в прежнее положение.
Цепи охватили одного зандалара металлическими любовными объятиями. Он разорвал себя на части, пытаясь освободиться. Серпы сносили головы или глубоко вонзались в тела, отрывая жертв от земли. Один рассек троллю лицо, ослепив, подрезав ухо и оставив сидеть под деревом в попытках собрать себя окровавленными пальцами.
С северной стороны, перед Закрытыми покоями, лязгнули маленькие осадные машины. Десятки дюжин глиняных горшочков взметнулись в небо. Они разбились у подступа к узкому веревочному мосту, ведущему на островок в сердце монастыря. От некоторых несло токсинами, размазанными на камнях. Другие были наполнены маслом, чтобы скользили ноги. Третьи лопались, расплескивая жидкость, что мешалась с остатками из других кувшинов, и пуская слезоточивые пары белого, фиолетового и зеленого цветов.
Вол’джин надеялся, что запах замедлит троллей. К сожалению, его развеял поднявшийся ветер, который сменила стена снежинок. И все же она по-прежнему позволяла Вол’джину видеть зандаларов, мчащихся через заросли. Мост вел на островок, и тролль ждал в маленьком павильоне в самом его сердце, но ров под мостом не замедлит зандаларов.
– Тиратан, уходи. Они не замедлятся, если я их не остановлю, – тролль выхватил глефу из ножен. – Отступайте, как мы планировали. И – благодарю.
Монахи и человек отошли с острова по другому мосту туда, где ждали осадные машины. Они завернули к Додзё Снежного Вихря на юге, где встретились с братом Куо и его отрядом.
Зандалары напротив Вол’джина достигли края рва. Они заколебались, то ли желая передохнуть перед штурмом, то ли в удивлении перед тем, что Черное Копье ждет их на острове один. Тролль убеждал себя, что дело во втором, ведь зандалары никогда не колебались.
Он поднял глефу обеими руками над головой и прокричал в нарастающий ветер:
– Я Вол’джин из Черных Копий, сын Сен’джина из Черных Копий! Я темный охотник! Любой, кто верит, что его кровь, отвага и умения лучше моих – я вызываю тебя на бой! Если у тебя есть честь или ты считаешь себя храбрецом – прими мой вызов!
Тролли переглянулись, удивленные и пораженные. Суета в рядах вытолкнула одного из них в ров. Он приземлился грузной кучей, весь в снегу, и поднял взгляд на Вол’джина. Принялся царапать стенку рва, но его соратники только рассмеялись. Это казалось довольно странным поведением для зандаларов, но у Вол’джина не было времени думать, что это знаменует.
«Глупцы мне не верят».
Вол’джин посмотрел на тролля в яме. Его накрыл снег, но заклинание, которое выпустил Вол’джин, объяло его льдом. Тролль упал, весь дрожа, слабо цепляясь за стены, все еще пытаясь сбежать.
На дальний конец моста пробился могу с копьем.
– Я Ден-Тай, сын Ден-Чона. Моя семья служила бессмертному императору еще до появления Черного Копья. Я знаю, что моя кровь делает меня лучше. Я не страшусь тебя. От моих умений ты будешь истекать кровью из тысяч порезов.
Вол’джин кивнул, отступив и приглашая могу вперед. Веревки моста натянулись, когда Ден-Тай начал приближаться. Доски заскрипели. Вол’джин жалел, что стрелы-тросорезы не обрубят веревки, но короткое падение только обозлило бы могу и обесчестило Вол’джина.
Будь падение смертельным, Вол’джин пережил бы бесчестье. Насчет копья он не был так уверен – у него было довольно короткое древко и длинное лезвие, загибающееся на кончике и заточенное по всей длине. Один-единственный удар походя таким оружием мог легко обезглавить вола.
«К счастью, я не вол».
Могу – на фут выше Вол’джина, вполовину шире и облаченный в латы поверх кольчуги, – не замедлился, выходя на островок. Он шел прямиком на Вол’джина с удивительной скоростью. Доспехи, хоть и очевидно тяжелые, вовсе его не стесняли.
Ден-Тай ударил. Вол’джин увернулся влево. Лезвие копья высекло искры из каменной колонны островного павильона. Вол’джин хлестнул глефой наотмашь. Лезвие пробило кольчугу, соединявшую перчатку могу с наручем на правом запястье. Брызнула черная кровь.
Какую бы радость тролль ни испытал от того, что пролил первую кровь, она пропала, когда могу ударил копьем в ответ. Тупой конец, на котором был закреплен стальной шар, врезался в ребра Вол’джина. Удар оторвал его от земли. Он отскочил и приземлился на корточки, готовясь парировать режущий удар могу, который быстро повернулся.
И исчез, когда взбитый ветром снег взметнул между ними завесу.
Вол’джин распластался на земле и хлестнул оружием. Клинок могу разрезал воздух в каких-то дюймах у него над головой. Глефа что-то задела – скорее всего, лодыжку, – но не сильно, соскользнув с брони.
Вол’джин сунул под себя правую руку и перекатился направо. Он держался низко, опасаясь следующего взмаха копья. Вместо этого, как он и надеялся, могу, проступавший крупным силуэтом за снегом, ткнул туда, где только что лежал темный охотник. Наконечник скрежетнул по камню, погрузившись в него на пять дюймов.
Заметив возможность, Вол’джин вскочил и развернулся, одновременно резанув глефой снизу вверх и слева направо. Изогнутое лезвие вонзилось могу в левую подмышку. Кольчуга со звоном лопнула. Хлестнула кровь, но ни кольца металла, ни капли не полились рекой, говорившей об истинном ущербе.
Взмах Вол’джина заставил его описать полукруг, лицом к роще и троллям, стоявшим на краю рва. Там появился бешено жестикулирующий офицер зандаларов. Хотя Вол’джин видел его только урывками через снегопад, и ветер уносил приказы прочь, не было сомнений, что он гнал солдат в атаку.