«Ее подобало убить голыми руками».
Копьеподобный удар сокрушил ее гортань и трахею. Пальцы вонзились глубже. Хрустнули позвонки, став под кончиками пальцев из твердых мягкими, как каша. Осколки кости вошли в спинной мозг.
Кхал’ак пошатнулась от силы одного удара. Ноги ее уже не работали. Она рухнула рядом с мертвым могу. Ядовито уставилась на него, но лицо ее синело, пока она пыталась сделать свой последний вдох.
Не получилось.
Войска зандаларов стояли на месте, на их лицах было ясно написано изумление. Кхал’ак мертва. Их капитан мертв. Два могу мертвы, и слишком многие их товарищи мертвы, или стонут, или умирают снаружи и внутри. Гурубаши и амани уже начали отходить. Задние отряды поредели.
Вол’джин перекинул глефу из руки в руку.
– Бвонсамди – он ждет вашего появления.
От его слов по многим зандаларам пробежали мурашки. Они присоединились к более слабым соратникам и бросились прочь, в метель. Немногие оставшиеся хлынули вперед. Тажань Чжу разогнал их, как мух. Кости трещали, в телах отдавались удары, тролли корчились на полу.
Тажань Чжу вернулся назад и мягко повел ладонью.
– Присмотрите за ними. Подальше отсюда. Можете идти.
Словно его дозволение было приказом, последние зандалары исчезли из виду. Немногие уносили раненых, оставляя дальнее крыло зала омытым кровью и заваленным трупами. Чэнь и Ялия, хромая, вышли вперед, наблюдая за отступлением, а Тажань Чжу и Вол’джин приблизились к Тиратану.
Яркая кровь окрасила губы человека. Он слабо улыбнулся.
– Приперло меня к стенке…
Вол’джин посмотрел на копье. Наконечник явно пронзил хребет и разорвал кишки. Хуже того, у него оказалась широкая крестообразная гарда. Они не могли снять человека с копья, а оно слишком глубоко вошло в стену, чтобы его вырвать.
– Подожди. Я знаю заклинание…
Человек покачал головой и зашипел, когда старый монах ощупал выходную рану.
– Нет. Мне конец. Мы молодцы. Я умру счастливым.
Тролль сглотнул комок в горле.
– Глупые люди. Нельзя умирать счастливыми.
– Если говоришь, что я ошибаюсь, это гарантия того, что я прав, – Тиратан вздохнул. – Отпусти меня. Все хорошо.
Человек напрягся, и копье закачалось. Позади него что-то хрустнуло. Тиратан рухнул лицом вниз, и Тажань Чжу поймал его. Вол’джин помог монаху опустить тело на пол. Тиратан закрыл глаза, так что Вол’джин не знал, слышат ли его, но все равно заговорил:
– Я не дам тебе умереть. Я не добрался до того, кто тебя убил, а еще ты мне должен стрелу для Гарроша.
Вол’джин сложил руки на ране, прижав ладони к наконечнику копья. Кивнул Тажаню Чжу. Пандарен, аккуратно расшатав древко, извлек наконечник. Добрых четыре дюйма стали осталось в стене. Окровавленный край выглядел так, будто его шатали настолько сильно, что он оторвался от изношенности металла. Каким образом монах сломал лезвие, Вол’джин не имел представления, как и времени на размышления об этом.
Его руки сомкнулись над раной, кровь человека просочилась между пальцев. Вол’джин произнес заклинание. Золотая энергия собралась в ладонях и запульсировала, проникая сквозь Тиратана. Магия ударила в пол и отскочила. Задела, в свою очередь, Ялию и Чэня. Даже отлетела к массе тел и попала на монаха, заваленного мертвыми врагами.
Вол’джин подождал, пока Тиратан шевельнется, но не готов был предоставлять все одной магии. Он закрыл глаза и поискал. Не пришлось трудиться или заходить далеко, поскольку присутствие Бвонсамди окутало весь монастырь.
Этот не для тебя.
Ты так смел, темный охотник, что говоришь лоа, что он может, а чего не может?
В ухе Вол’джина раздался голос Сен’джина:
Возможно, он имеет в виду, что человек пока еще не твой.
Да. Есть клятвы. Есть обязательства.
Бог мертвых рассмеялся:
Если бы мне этого было довольно, мое царство оставалось бы пустым, и никто никогда не умирал.
Клятва темного охотника, – Вол’джин поднял подбородок. – Возможно, этого достаточно, чтобы на тебя повлиять.
Призрачный лоа пожал плечами:
Ты дал мне богатый урожай.
Как и он.
Правда. И еще больше умрут от холода. Если кто-то выживет, чтобы сообщить о случившемся, их сочтут безумцами и казнят за трусость, – Бвонсамди улыбнулся. – Шелковая Танцовщица возрадуется в паутине, что ты сплел для нее. Посему – да, забирай своего человека. Пока.
Благодарю, Бвонсамди.
Но не навсегда, Вол’джин, – лоа растворился, как исчез и его шепот. – Ничто не вечно…
Тело Тиратана содрогнулось, мышцы сократились. Затем он расслабился, а дыхание стало ровнее.
Вол’джин сел на пятки и вытер кровь о бедра.
– Я исцелил, что смог.
Тажань Чжу улыбнулся.
– Думаю, у нас есть возможности вернуть его к полному здравию.
Вол’джин поднялся. Пол усеивали тела, но никто не двигался, – ничто, кроме игривой поземки и медленно просачивающейся вниз крови. Она густела, стоило холоду коснуться ее, замерзая в вещество, которое можно было бы принять за красный свечной воск. Такой обыденный, отрицающий реальность.
Но мертвые не имели значения. Пока Чэнь с Ялией освобождали еще одного выжившего монаха из-под груды тел, Вол’джин присел и подхватил человека на руки.
– Ведите, настоятель Тажань Чжу. Пора начинать исцеление.
Чэнь вставил последнюю палочку фимиама в наполненный песком бронзовый горшок и поклонился полкам со статуэтками.
Ялия закончила поправлять последнюю из резных фигурок, затем присоединилась к нему и тоже поклонилась. Пока они оставались в поклоне, белый дым, благоухающий соснами и морем, плыл над каменными изображениями, найденными в недрах горы.
Они выпрямились, и каким-то образом его левая лапа нашла ее правую.
– В последние дни ты был моей силой, Чэнь Буйный Портер, – Ялия застенчиво потупила взор. – Столько мрачной работы нужно было переделать. Я бы не вынесла ее в одиночку.
Он поднял ее лицо к своему свободной лапой.
– Я и не мог бы уйти, Ялия.
– Нет, конечно нет. Павшие были и твоими товарищами.
Он покачал головой:
– Ты знаешь, что я не об этом.
– Я знаю, что тебе не терпится увидеть племянницу.
– И твою семью, – Чэнь кивнул на каменные фигурки. – Вторжение зандаларов не ограничится этим. Император могу еще жив, и войска зандаларов все еще на марше.
Она кивнула.
– Эгоистично ли желать, чтобы все кончилось уже сейчас?
– Думаю, желать мира никогда не эгоистично, – улыбнулся Чэнь. – По крайней мере, надеюсь на это. Я тоже его хочу. Хочу, потому что это значит, что страх не правит моим домом и мне не нужно покидать тебя.
Ялия Мудрый Шепот наклонилась и поцеловала его.
– Я хочу того же, – приблизившись, она обвила его лапами и яростно прижала к себе. – Я бы пошла с тобой…
– Ты нужна здесь, – Чэнь крепко ее обнял, не желая отпускать. – И ты знаешь, что я вернусь. Нисколько не сомневайся.
Ялия отстранилась, улыбаясь вопреки слезам, что начали поблескивать в глазах.
– Я не сомневаюсь и не страшусь.
– Хорошо, – Чэнь погладил ее по щеке, затем поцеловал в губы и лоб. Она казалась идеальной в кольце его лап. Он глубоко вдохнул ее запах, упиваясь теплом. – И знай: у нас еще много-много лет до того, как мы отвалимся от костей горы. Я задумал провести как можно больше этого времени вместе. С тобой я, раз и навсегда, дома.
Вол’джин нашел Тиратана на краю кровати, все еще в бинтах. Человек сумел надеть тапочки, что тролль посчитал добрым знаком – два дня назад такая же попытка закончилась провалом.
– Гора тебя дождется.
Человек рассмеялся.
– Пусть ждет. Я оставил свой лучший кинжал в зандаларе – там, внизу, в туннелях. Надеюсь его вернуть.
– Желаю тебе найти еще два десятка.
Тиратан кивнул.
– И я желаю того же. Когда я туда спустился, то уже не ждал вновь увидеть дневной свет.
Элитные войска Кхал’ак прорвались в туннели под монастырем и победили монахов в Додзё Снежного Вихря. Их первая волна обошла Тиратана. Он вошел в туннели, и Вол’джин позже увидел дело его рук. Человек гнался за зандаларами, намеревавшимися войти в Закрытые покои, и остановил многих. Стрелы в темноте были бесполезны, так что человек убивал мечом, кинжалом и камнями размером со свою голову. Тролль не сомневался, что некоторых его жертв еще предстоит найти, потому что они уползли умирать в стороне.
– Я очень рад, что ты выбрался оттуда живым. Ты спас мою жизнь.
– А ты – мою, – Тиратан опустил взгляд, призрак улыбки скривил его губы. – Когда я просил меня отпустить…
– Это говорила боль.
– Да, но не физическая, – человек взглянул на свои руки, мирно лежавшие у бедер с открытыми ладонями. – Кажется, мне нравилась мысль о смерти, потому что это значило, что я могу сбежать от боли – от боли моего семейного положения. Однако то, что ты сказал о семье, когда решил пойти против зандаларов, засело у меня в мыслях. Наше решение остаться и сражаться родилось из отваги, чести и ощущения семьи.
– «И немалой глупости», сказали бы многие.
– И они были бы правы, но не по тем причинам, – Тиратан вздохнул. – Моя готовность умереть была вовсе не смелой. И кем бы я ни был, я не хочу жить без смелости или чести.
Вол’джин кивнул:
– Согласен. Слишком много осталось важных дел, для которых нужны оба этих качества – и не только они. В том числе наметанный глаз стрелка.
– Знаю. И я еще сделаю оперение стрелы для Гарроша.
– Но до того тебе предстоит сделать и другое.
– Ты слишком много обо мне узнал, когда побывал в моем разуме.
Вол’джин покачал головой, затем положил обе руки на плечи человека.
– Больше я узнавал в твоем обществе.
Тиратан улыбнулся.
– Пока что я побуду здесь – восстановлюсь, помогу. Затем исполню клятву и вновь увижу долы своей родины. Хотя исчезновение было лучшим выходом для меня самого, я лгу себе, если думаю, что это лучший выход и для моей семьи. Детям нужно меня знать. Жене нужно знать, что я понимаю ее и принимаю ее решение. Быть может, мне и не исправить положение, но позволять лжи утверждать, что все так, как должно быть, неправильно. Ни для них. Ни для меня. Это не та дверь, в которую я хочу войти.