Интересно, он всегда бледнеет, когда лжет? Наш Очкарик итак светлый, а сейчас буквально цвета зефира.
— Я по глазам вижу, что брешешь, Лари.
Парень никнет и цокает языком.
— Ладно… ему помог Олифер.
— Что? Он, правда, здесь? — изумляется Сара, обнимая колени.
Вид у нее взволнованный. Глаза заслоняют мысли. Сара тонет в них глубже и глубже, пока не исчезает за пределами двора и этого мира, будто не может избавиться от образа белого мальчика с гетерохромией, будто его появление — тайна мироздания. Вместе с Сарой немеет дом. Когда Иларий окликает ее, какое-то время она выплывает обратно, возвращается, и пустые глаза вновь загораются искрами, а в стенах дома возрождается жизнь и шум его дыхания. По крайней мере, такое возникает ощущение.
— Ладно, допустим… рассеянно протягивает ведьма. — Тяни карту, Рекс.
В карточке с правдой Илария ничего особенного не находится, лишь вопрос о том, кто пользуется его зубной щеткой. Ответ, думаю, он и сам знал. Рон любит брать чужие вещи.
Я читаю вслух действие от Сары:
— Л мою... чего?
Разобрав пошлый шифр, кидаю карточку ей в лицо и кричу:
— Ты не могла написать это! Ты меняешь надписи по ходу игры!
— Хватит швырять в меня все, что под руку попадается!
— Знаешь, что? — вскидываюсь я. — Давай, детка! Раздевайся!
— Озабоченный ты, Рекс, — хохочет ведьма и стряхивает балетку со ступни. — Я имела в виду пятку. Оближи мою пятку.
— В каком культурном обществе кручусь, — невесело замечает Иларий, прислоняясь затылком к дереву.
— Двадцать пять лет… Чем я занимаюсь, Господи, — сетую я.
Сара подползает. Заглядывает в глаза. Синие радужки затягивают к берегам океана, двор превращается в пляж, а шелест листьев в крики чаек.
— Скучно... очень скучно. Предлагаю игру повеселее. — Она встает и подает руку. — Идем. Наша гостья почти оклемалась.
— Гостья?
Новая игра
Стискивая зубы, жду, что вот-вот меня кто-нибудь разбудит. Кто-то из реального мира. Где нет Сары. Нет моей смерти. Но сон продолжается, и никто не заглядывает, чтобы вытащить меня отсюда.
Не знаю, могу ли я находиться в объятьях Морфея, но в этот момент мне до потери рассудка хотелось увидеть, как Инга растворяется в золотую пыль.
Я не сразу осознал, что это она. Когда ведьма привела нас в дом, мои ноги словно подрубило. Я увидел Ингу на диване. В каком-то трансе или под дурманом. Серые глаза были распахнуты, но невеста не шевелилась.
— Что это значит? — непослушными губами выговариваю я.
— Видишь ли, когда девочка прибыла по твою душу, мне пришлось подсыпать кое-что в ее кофе, — поясняет Сара и садится на диван, невесомо проводит алыми ногтями по щеке Инги.
Я оборачиваюсь на Рона. Впиваюсь в него взглядом и движусь навстречу, чтобы размазать по паркету, ведь только он мог выполнить поручение ведьмы: вернуть Ингу в дом. Рон смотрит на меня совершенно равнодушно, разводит руками. С его уст не хватает фразы: «Прости, брат, бизнес».
— Отпусти ее! — кричу я, хватая ведьму за локоть и поднимая с дивана.
— Я обещала нам интересную игру, — сладким голосом объявляет она. — Помнишь? Никто из вас не умеет играть в правду или действие по-настоящему, ведь там нужно выполнять любой приказ из карточки. Так вот я покажу тебе, что значит беспрекословное исполнение.
— Если хочешь поквитаться, я весь в твоем распоряжении, делай со мной, что угодно. Но Ингу оставь!
— Оставлю…
— Не здесь!
— Мне кажется, ты солгал в ответе на вопрос…
— Что? Какой еще во…
Вспомнив первый вопрос в игре, я немею. Тяжелая капля пота катится со лба, а в ушах бурлит кровь.
— Не посмеешь…
Инга поднимается с дивана и расстегивает пуговицы на сиреневом платье. На лице лучезарная улыбка. Однако предназначается она далеко не мне. Я перегораживаю невесте путь, собираюсь закинуть на плечо и вынести вон из дома, выкинуть за забор, если придется, чтобы никто до нее не добрался, призвать соседей к помощи, хотя сомневаюсь, что кто-то захочет помогать человеку из этого жуткого места. Инга сопротивляется. Из рук выкручивается.
Ведьма сжимает медальон.
Мои ступни леденеют, наливаются железом, становятся неподъемными. Я не могу пошевелиться! Сара кивает на Рона. Тот округляет глаза не на шутку удивленный, гладит себя по затылку с невероятно идиотским выражением лица. Интересно, у меня может быть инфаркт? Я определенно ощущаю его приближение. Ведь Инга улыбается — именно Рону. И идет, проклятая, к нему! Да как! Скидывает на ходу платье!
— Присоединишься? — спрашивает Сара у Илария, который смахивает на испуганного суслика, дрожит и переступает с ноги на ногу.
Рон прирос к земле вековой сосной. Поднимает свои массивные ветки, разрешая Инге снять его белую майку. Я же — тоже приклеенный, но не по своей воле — хватаю с кофейного столика тяжелую табакерку и запускаю в Рона. Прямо в висок! Тот падает, подхваченный Ингой. Но сознание не теряет, сволочь! Он ругается под нос, а я в шоке, что он вообще жив, у него должно быть по меньшей мере сотрясение и невероятная боль, пусть и не такая сильная, как я хочу.
Видимо, из мести, о чем я не подумал, Рон сам спускает с себя штаны. Затем он поджимает губы, слыша мои отвратительные ругательства, и стягивает с Инги розовое нижнее белье. Иларий в панической атаке пятится к стене. В зеленых глазах — страх, стыд и что-то душевно-меланхоличное.
Инга обнимает Рона и целует.
Я не верю глазам. Сердце барабанит под горлом. Я поднимаю кофейный стол и кидаю его вслед за табакеркой, но новоиспеченная — свахой Сарой — пара перемещается к широкой островной тумбе посередине кухни. Стол с хрустом падает в двух метрах, теряет ножку.
— Зачем ты это делаешь?! — выдаю я обреченным воплем.
Ведьма поворачивает голову. Рубиновые волосы волнами рассыпаются по оголенным плечам, а два морских омута, точно в тот день, на тренировке, бурлят передо мной и топят, хочется взмолиться или вырвать глазные яблоки. Все что угодно, лишь бы прийти в себя!
На дом опускается жуткий холод, ни проблеска света, будто он вмиг отделился от мира, скрылся во мгле альтернативной реальности.
— Потому что это весело, — Сара подступает и гладит мою небритую щеку, нежно шепча: — Наслаждайся...
ГЛАВА 6. Во власти медальона
Протяжный стон… Еще один. Помилуй, Господи, как лишить себя слуха?
С места по-прежнему не сдвинуться. Пальцем не пошевелить! На мой голос Инга не реагирует. Будто я невидимка. Более того — так и есть, она никого не видит. Только цель. Инга под гипнозом, исполняет желания Сары словно марионетка. А желание у мерзавки одно. Унизить меня!
Лицезря, как невеста обвивает Рона всеми конечностями и буквально въедается в него, я признаю: ведьме удалось разломать меня на кусочки. Я разлагаюсь от того, что вижу. Закрываю глаза, но не могу абстрагироваться. Кричу, но не могу докричаться.
Обнимая Ингу за талию левой рукой, Рон двигается над ней, правой опирается об остров-тумбу, губами припадает к виску девушки. Его каштановые волосы вспотели и прилипли ко лбу. Рон держит Ингу крепко, не давая отстраниться или остановить его, хотя она и не пытается. Наоборот. Тянет его к себе, проклятый случай!
Я безумно жажду заткнуть уши и залить глаза кислотой. Каждый звук из глотки невесты — стоит в воздухе, медленно разносится и замирает среди густой тишины. Каждый скрип режет меня изнутри, кромсает душу на опилки.
Это продолжается минут пять. Их поцелуи — выворачивают. Вы и представить не сможете, каким ничтожеством я себя чувствую. Убожеством! Кого я могу защитить? И себя-то не в состоянии!
Бледный Иларий держится за золотой настенный светильник, но его пальцы то и дело соскальзывают. Парень напуган. Плечи его подрагивают. Всегда безукоризненно-спокойное и приветливое лицо перекосило. Он оглядывается: то на меня посмотрит, пока я скалюсь; то на Рона, не обращающего на всех внимания (никогда не думал, что сексом можно заниматься с такой серьезной рожей, прямо экзамен по философии сдает, а не мою невесту имеет); то на Сару, которая внимательно оценивает мою реакцию.
Ведьма словно ищет во мне нечто важное, роет тоннели в разуме и сердце, ищет ядро. Я вдруг осознаю: она хочет меня разозлить. Любым способом. Но… зачем? До этого Сара старалась меня возбудить. А сейчас? Стоит и бдит каждую реакцию, каждое слово, каждое движение. Детектор гнева, а не девушка.
Однако вот вам факт — Сара злит меня намеренно!
У нее есть цель...
После мыслимых и немыслимых попыток сдвинуться или пробудить невесту воплями и ругательствами, я осознаю, что лучший выход — ничего не делать. Надо прикинуться расстроенным, раз ведьма того ждет. Главное — не взбешенным. Уверен: как только контроль будет утерян окончательно, случится непоправимое. Пока не знаю «что», но «оно» случится…
Здесь что-то не так.
Воздух пропитан остро-сладким привкусом напряжения. И все это — ради моей реакции.
Я выдыхаю и строю скорбное выражение лица, точно умирающий человек, идущий за собственным гробом. Отворачиваюсь от Рона с Ингой. Хотя кулаки свербят. Ярость внутри ревет и требует действий. Каких? Не уверен... Видимо, вспороть всем животы и размазать их кишки по серым стенам, заменяя ими золотистое теснение панелей.
Закрыв глаза, я напускаю на себя еще тонну печали и слышу, что Сара делает прыткие шаги в мою сторону: едва уловимые, шелестящие. Я знал, что так будет.
Когда разворачиваюсь, синие радужки предстают в десяти сантиметрах от моего носа. Сочные. Глубокие. В них могут тонуть людские мечты и желания, будто корабли, плывущие за сокровищами, которым не суждено достичь цели — им суждено утонуть в загадочном омуте по имени Сара.
Ведьма растягивает губы в надменной улыбке. Одно плавное движение — и ее пальцы в моих волосах. Наши тела плотно прижаты друг к другу. Чувствую чужое сердцебиение. Жар дыхания. Сара нежно проводит ногтями по торсу и запускает ладонь в мои штаны. Я чуть ли не подпрыгиваю. Она совсем рехнулась?