Сара плевать на меня хотела, на все мои истерики и жажду спастись. Чувствую себя как дерьмо! Ни жизни, ни любви, ни уважения.
Ничтожество, ничтожество, ничтожество...
Когда ведьма бросилась этими словами, я хотел броситься в ответ чем-то умным, возвыситься над ситуацией, но испугался, что опозорюсь еще больше, что голос будет дрожать, а челюсть сводить, что кулаки потянутся колотить стену, ведь умные речи толкать я не горазд. Это женщины мастерицы пустословия. А мы, мужчины, воплощение действий и силы, победы и физического доминирования. Вот что надо было сделать! Прижать ее к стенке и жестко отыметь, как это делает Волаглион. Может, тогда бы она меня зауважала. И к черту! Возможно, даже полюбила бы?
Я бросаю подушку, подлетаю и хожу по комнате — из угла в угол. Чертыхаюсь, представляю, что иду к ней в спальню, разрываю ее халат, связываю ее и... долго, наглядно объясняю, кто я такой.
Воображение у меня яркое. Возбуждаюсь. Смешно, ей-богу. И что теперь делать? Хлопаю себя по лбу, упираюсь левой рукой в стену у окна, достаю из штанов агрегат, начинаю представлять все, что хочу сделать с ведьмой... в общем, почему бы и нет? Главное — любить самого себя, а остальное приложится. Набираю темп. Сука! Она любит меня. Я это знаю! Знаю! Тварь ты, Сара!
— О... боже... не хотела помешать.
Я впиваюсь ногтями в стену, лихорадочно прячу достоинство обратно в штаны. Оборачиваюсь на голос Инги. Резко поворачиваюсь обратно, чтобы не показывать разрывающиеся штаны, а еще то, что из них почти торчит, и возмущаюсь:
— Умеешь же ты выбирать момент для появления!
— Не то слово, — смеется она. — Особенно тот день, когда меня убил киллер, которого наняли убить ведьму, а я попалась под руку. Я настоящий талант.
И стоит дальше. Нет, ну подумать только! Неужели нигде в правилах этикета не пишут, что когда мужчина себе наяривает, не нужно стоять и смотреть?
— Что у тебя случилось? — спрашивает она.
Опираюсь о подоконник. Сначала думаю ответить что-то саркастичное, но выдыхаю и бурчу:
— Мою любовь разорвали на куски.
— Ого. Все настолько плохо?
— Мерзко. Так же мерзко, как я поступил с тобой. Не понимаю, как ты на меня смотришь.
— Снова поругался с Сарой? Хочешь, я поговорю с ней? Думаю, вы просто не до конца понимаете друг друга. А если разобраться, то найдется просвет. Уверена.
— Света в этой фурии — нет. Одна тьма. А она единственная, кто может помочь, понимаешь? Единственная! Это так несправедливо!
Инга обнимает меня одной рукой за плечи.
— Должно быть какое-то решение, я верю.
— Как она может так поступать?! Я из кожи вон лезу, чтобы хоть немного ей понравиться, а все без толку!
— Думаю, у нее свои причины так обращаться с тобой.
— Я стараюсь, я правда стараюсь изо всех сил, но все говорит о том, что нет пути обратно... мне не спастись. Я обречен!
— Эй, послушай меня. — Она обхватывает мое лицо. — Ты справишься. Тот Рекс, которого я знала, никогда не сдавался, любое поражение для тебя было радостью, потому что, когда игра продолжалась, ты искал новые пути, ты сильный, невероятно сильный человек, Рекс. И ты не сдашься.
— Я тебя не заслужил, — слегка смущаюсь.
— Ты не заслужил одиночества. Ты потрясающий, Рекс. И знаешь... твое признание навело меня на воспоминания... о нас. Не могу выкинуть из головы. Особенно то, что нам никогда больше не быть вместе.
— Что? — Округляю глаза. — В смысле?
Инга прикладывает пальцы к моим губам.
— Пожалуйста, — шепчет она. — Без смыслов. Без философии. Без психологии. Хочу поддаться чувствам. Пусть пожалею. Пусть мне будет больно потом. Но... хочу сегодня быть с тобой. И только с тобой.
Инга обвивает мою шею и касается языком губ, чуть надавливает.
— Погоди, — торможу ее, — а Рон? Когда он узнает...
— Если он узнает, — поправляет Инга, стягивая мои штаны. — Если ты не скажешь, как он узнает?
Она снова целует меня, затем опускается на колени, чувствую ее губы внизу живота. Пламя дыхания. Горячий язык и... о, Господи, помилуй! Я сжимаю в кулаке ее черные пряди на затылке. Она двигает головой. И я посылаю весь мир к черту!
ГЛАВА 15. Разбитые сердца
— Я не знаю, что делать! Он ураганом ворвался и сметает реальность, — кричу я перед зеркалом.
В отражении — Катерина: курит через мундштук и кивает на каждом моем слове.
— Ты не маленькая девочка, Сара. Сама понимаешь. А вот я не понимаю. Не понимаю проблемы. Почему бы тебе не переспать с ним? Да и признать, что он тебе дорог.
— Ты в своем уме?! Я убила его. Убила! Ответить взаимностью равно дать надежду. А ее нет.
— Важно не что произошло, а почему. Ты выполняла приказ, дорогая. Не более. Даже сам Рекс это осознал. Почему не можешь ты?
— Потому что это неправильно! К тому же ты ошибаешься. Да, он нравится мне. Он... не знаю... удивительный человек. Когда он рядом, я чувствую себя...
— Любимой?
— Живой, — вздыхаю. — Самой живой на свете. Сердце из горла вот-вот выпрыгнет. А ведь начиналось все просто как легкий флирт, что ли, я не придала значения, никогда подобного не чувствовала, понимаешь? Мне нужно избавиться от мыслей о нем. Просто помоги. Проведем обряд. Разорву эмоциональную связь с ним.
— О, зайка, — качает головой Катерина. — Глупости. Не лишай себя того, что тебе так необходимо.
— Мне необходимо успокоиться!
— А мне кажется, сердце жаждет любви.
— Что за вздор?
Я сжимаю кулаки, разрезая ногтями кожу. Я не люблю Рекса. Я отказываюсь — отказываюсь! — его любить. Отказываюсь становиться безмозглой дурочкой, по-идиотски улыбающейся вульгарным шуточкам мужчины; воображать совместное будущее или тошнотворно-нежные ночи; забивать голову тем, где расхаживает субъект привязанности. К дьяволу всё! Я клятвенно обещала себе больше никогда никого не подпускать, кроме Волаглиона (безысходность!), но сейчас стою в опасной близости от обрыва, спрыгнув в который предам сама себя.
И все же... сволочь, он настоящая сволочь!
Крутится, распевая любовные дифирамбы, думает, будто овладев мной, выберется из дома — ха! — а до того, что станет с остальными, ему дела, конечно, нет. Есть только он. И его желания. Стоило оставить его в кандалах до полнолуния. Но я не сделала этого потому... О, преисподняя, потому что! Всем знакомо это чувство.
Пульс учащается, губы пересыхают, ноги подкашиваются, здесь вариантов не много: грипп или страсть. Рекс меня волнует. Не хочу поддаваться, однако, разрешаю себе держать его рядом. Знаю, знаю! Веду себя как малолетка.
— Сколько бы ты ни возмущалась, и слепой заметит, что влипла ты по горло в чувствах к нему.
— Все сложнее!
— Послушай, милая, любовь — вещь неудержимая, бесконтрольная, таинственная. Рекс — океан. А ты стоишь посередине на безжизненном утесе и должна добраться до острова неподалеку. В любом случае придется прыгать. Твоя задача — плыть, окунуться в эту воду. — Она достает из колоды карту колеса фортуны и выставляет лицевой стороной к отражению. — Поддайся чувству. Пусть оно поглотит. Затем случиться одно из двух: либо окажется, что ты русалка, либо поплывешь к берегу. Если не решишься, то одинокая умрешь на безжизненном утесе.
Катерина внимательно следит за каждым моим движением. Не упускает ни одной реакции. Она — мастер игр разума, читает окружающих не хуже своих карт и за день выдает больше выводов о людях и их проблемах, чем я за всю жизнь.
— Повторяю: я не люблю Рекса.
Звучит фальшиво и неубедительно.
— Разве он не занимает твои мысли?
— Да, ведь его скоро не станет. Навсегда!
— И почему тебя это волнует?
— Я...
— Ты хочешь его любви.
— Хватит! Я вызвала тебя не за этим.
— Нет, ты вызвала, чтобы совершить обряд избавления от чувств, которых у тебя нет. Так?
Я хочу разбить зеркало. Катерина права. Но все не так однозначно. Рекс дал мне некое ощущение жизни. А я что угодно отдам, чтобы почувствовать себя настоящим человеком, а не мумией, запертой в саркофаге вторую сотню лет. Я не уверена, что я вообще настоящая. А не тень той Сары, которой родилась. Живой Сары! Реальной. Свободной.
— Ладно, скажи другое. Он тебя любит?
Я теряюсь.
— Кажется... думаю, я ему нравлюсь... по-настоящему. И у него есть чувства ко мне.
— Ты улыбаешься, — подмечает Катерина.
— Ой, заткнись!
Она смеется.
Я хочу рассказать больше, как вдруг слышу стоны где-то в доме. Иногда такое бывает. Дом стал частью меня. Любые всплески энергии таранят мозги.
Прошу Катерину подождать секунду и беру в руки другое зеркало, сосредотачиваюсь на источнике голосов. Поверхность зеркала вихрится. Собирается в четкую картинку.
— В чем дело? — волнуется Катерина, видя мое онемевшее лицо.
С размаху я разбиваю зеркало о стену. На другом конце дома Рекс занимается любовью с Ингой. Едва дыша, выговариваю:
— Забудь всё, что я сказала.
Перевернувшись, я обнимаю Ингу и притягиваю к себе — точнее, в полудреме мне так кажется, потому что вместо девушки я сжимаю подушку, пропахшую ландышами.
Инги нет. Видимо, убежала с утра пораньше.
На часах двенадцать дня. Учитывая, что скоро умру, сплю я весьма душевно. Ей-богу, идиот! Почему я вообще сплю остается секретом, ведь я мертв, но дрыхну дольше, чем при жизни. Фраза «спит как убитый» прямо обретает смысл.
При этом мне снятся десятки кошмаров, они сменяются подобно секундам на циферблате, покрывая кожу холодным потом каждую ночь. Иногда мне снится дедушка Алекс, закованный во льду озера, точно статуя; два раза снились девочки с картины Сары, блуждающие в туманном лесу, но чаще всего — отец. Мое детство.
До того, как погиб в доме сорок семь, я думал, что оставил воспоминания об отце в прошлом, но нет. Я ношу их с собой в глубинах подсознания. Они терзают психику. Возможно, частично управляют моими решениями.
Последнее время из головы не выходит вопрос: похожи ли чувства к Саре и отцу? Я любил отца, потому что у меня не было другого выбора. Я был пленником, который мог лишь радоваться просветлениям в его рассудке, минутным слабостям, когда он давал тепло и заботу, а потом, в любой момент, точно вулкан он мог взорваться, и я не знал: случиться это через час или послезавтра. Как жертва, я надеялся, что мой отец, мой мучитель, изменится. Я жил в тюрьме. Мне было не сбежать, хотя я и пытался. Но большую часть времени мне приходилось сидеть и ждать, когда издевательства закончатся, а потом надеяться, что это не повториться, и просто радоваться, что отец утихомирил гнев (ненадолго).