Я открываю форточку, запускаю в дом мороз. Инге надо взбодриться и очнуться, а то ее разум летает в далеком королевстве слабоумия.
Взгляд зацепляет беседка во дворе.
Зимний сад толпится вокруг железной постройки караульным батальоном. Невероятно высокие деревья. Наверное, они росли здесь задолго до того, как появился особняк и простираются корнями до преисподней, питают землю скверной, создавая для демона родную атмосферу.
На столе — под крышей беседки — сгнившая кружка. На том самом месте, где лежала книга.
Книга…
Постойте. Это ведь… Нет. Не может быть! У книги из сна другая обложка. Или нет? Во сне на ней был чехол, да… Но страницы… О, мой бог!
Это она! Гримуар Волаглиона! Мужчина, которым я был во сне, искал эту книгу. Теперь в его теле Волаглион. Значит, он знал, как выбраться, знал, как спастись... И проиграл. Демон убил его.
С неба валит снег, ныряет в окно, засыпает мне глаза колючим холодом.
Но где сейчас тот человек? За дверью в подвале? Он ведь должен был остаться призраком дома. А что, если его отыскать? Он так уверенно искал гримуар Волаглиона, словно в курсе, как победить демона. И для этого — ему нужна была книга.
Инга закрывает окно. Тоскливая мелодия вьюги затихает.
Я прихожу в себя, кладу ладони на плечи невесты и спрашиваю (в этот раз) нежным голосом:
— Почему ты боишься? Что я тебе сделал?
— Ты ненавидишь меня, — отвечает Инга моей кофте.
Я приподнимаю ее подбородок. Встречаюсь с серебряными глазами.
— Глупости. Да, я расстроен твоим выбором. Рон. Его я ненавижу. Не тебя.
— Я с ним, а значит, и меня.
— Это ревность, — признаюсь я, — не бойся меня. Ужасное чувство. Будто я монстр какой-то, который может в любой момент избить тебя.
— Ты бурно реагируешь на все, так что… мало ли.
— Прекрати! Я не давал поводов так думать обо мне. Никогда!
— Прости…
Инга вдруг обнимает меня и целует в щеку. Я столбенею. Затем улыбаюсь.
— Мир?
Пожимаю ее миниатюрную руку.
— Сара в крипте воспоминаний, — выдает Инга.
— Чего?
Ищу на губах невесты улыбку, повторяю фразу в голове, пытаясь оценить шутку, но это не шутка. И не метафора. Инга не шутит. Она никогда не шутит. Не умеет.
— Пойдем, — берет меня под локоть и ведет следом.
Отчего-то мне больше хочется провести время с ней, чем искать ведьму, но Рон обозлится на нас обоих. Не хочу слушать его истерики. Да и восстанавливать отношения нужно постепенно. Сначала стоит переварить сказанное. В какой-то степени я восхитился Ингой, ее ветреностью, что ли. Пять минут назад боялась меня, а теперь сама прижимается и совсем не в обиде. А ведь я виновен в ее смерти. Разве можно такое простить? Возможно, надо последовать примеру и простить Сару?
Мы разговариваем, пока идем сквозь непроглядную темноту, и уже смеясь, Инга по-хозяйски бранит меня за неряшливость.
— Брось, я держал свой дом в порядке. Не было там помойки.
— Если бы я не убирала, ты бы к полу прилип.
Спорим долго, но в один момент Инга открывает обшарпанную дверь в конце коридора и толкает меня внутрь.
Яркий свет ударяет в глаза. В лицо дует теплый ветер. Аромат свежей травы. Влажная земля под ногами.
Что происходит?
Я раскорячиваюсь, как при землетрясении, и кручусь вокруг своей оси. Деревья. Озеро. Заросли камышей.
Черт!
Подпрыгиваю. Шмякаюсь в траву. Мимо ступни проползает шипящая змея и скрывается в зарослях. Колю палец об иглу на рубашке, чтобы очнуться, однако не просыпаюсь.
Где я?!
ГЛАВА 2. Озеро тысячи лотосов
Щиколотки покрываются гусиной кожей, когда я ощущаю порыв сладковатого ветра и прикосновение трав, когда вдыхаю свежего воздуха и когда впервые осознаю, насколько привык к своей тюрьме. К мраку. К ненависти.
Дом нельзя покинуть. Никогда. Дом — моя клетка. Однако... стены исчезли. Потолок сменился на чистое небо. Дверь за спиной захлопнулась, исчезла, и я совершенно не понимаю, что происходит. Где я? Что произошло? Телепортация? Иллюзия? Бессмыслица!
Неподвижный, я стою и прислушиваюсь к шелесту листвы, затем снимаю носки: ступаю в набухшее море сочной зеленой травы, на мягкую землю, чувствую между пальцев крохотные камни. В следующую секунду — смеюсь как ненормальный. Нет, правда. Как полный псих! Задыхаюсь от смеха! Я — вне дома! Я на свободе!
Птицы щебечут в ответ, лягушки с бульканьем скрываются в болотной воде, между цветами.
Я обхожу иву, склоняющую ветви над озером. В тени — на берегу, под салатовой фатой дерева — сидит ведьма. Подтянув к себе колени, она рассматривает золотистую шкатулку.
Я стопорюсь. Сара ведет носом и поворачивает голову. Должно быть, присутствие постороннего в этом волшебном месте ее поражает, она смотрит на меня округленными синими глазами. Завороженный, я молчу.
— Что-то мне подсказывает, — говорит Сара серьезным тоном, — когда я умру, первым, что увижу на том свете, будет твоя саркастичная морда.
— Между нами связь, детка. Она притягивает друг к другу людей, которым суждено быть вместе.
Сара фыркает. Я пытаюсь улыбнуться, но вряд ли моя гримаса выглядит органично.
— Ты прирожденный таракан. Не избавишься: ни ядами, ни атомной бомбой. Везде выживешь. Везде пролезешь. Полезный талант, но вызывает желание прибить тебя.
Она кидает в меня тапочек. Шлепок подошвой об грудь, и я закатываю глаза.
— Значит, я вызываю у тебя желание?
Ослепительно склаблюсь и сажусь рядом, игриво подталкиваю ведьму плечом. Это похоже на флирт? Если нет, то отчаяние вынудит пойти брать уроки у Рона.
— О да, — сексуально шепчет ведьма и наклоняется ко мне. — Хочется взять толстый, длинный, твердый… клинок и воткнуть в тебя.
— Забавно… Мне хочется сделать то же самое... но не клинком.
Сара театрально изображает потерю сознания, после чего шлепает меня по колену. А вот это — флирт. Я ей нравлюсь. Или мои шутки (они кому-то вообще нравятся?), впрочем, процесс родился. Продолжаем.
— Ты неисправим.
— А ты знаешь, что за половое и агрессивное поведение отвечает одна и та же область мозга? Поэтому мальчики дергают девочек за волосы. А ты хочешь меня избить.
Кидаюсь фактами, которые мне ведает Иларий по вечерам. Какой полезный друг!
— Не льсти себе, Рекси. И прекращай подмазываться. Я не буду идти против Волаглиона. Можешь не стараться.
Она смотрит сурово и в то же время сочувственно.
Гляньте, и сделать ничего не успел, а Сара уже раскусила, что к чему. Я настолько бездарный ловелас? Почему она всегда ищет подвох?
— При чем здесь Волаглион? Я хочу общения — не чтобы тебя купить, а потому что узнал секрет.
— Какой же?
— Ты убила меня по приказу.
— Это что-то меняет?
— Слегка. У тебя ведь не было выбора. Ты исполняла приказ. Оправдание так себе, но это лучше, чем ничего и… А, к черту! Расскажи о другом. — По ступне пробегает красный муравей, ныряет под штанину, щекочет ногу. Я нелепо лезу пальцами под одежду. — Что это за место? Ты говорила, что я не могу покинуть дом!
Она молчит, наверное, с минуту, и в течение этого времени мой рот, открывается и закрывается в предвкушении ответа, как двери лифта.
— Мы в доме.
Я иступлено моргаю. Как это? В доме...
Запах застоявшейся воды, сырой земли, белых цветов на водной глади (сладкий, терпкий). Кваканье жаб. Песни птиц. Ветер, ласкающий щеки. Я уверен, что нахожусь где-то далеко от проклятого дома.
Солнце нагревает макушку. Рваные облака плывут беспорядочно, словно ими дирижирует пьяный маэстро, но все очень реально. Это не сон.
— Если это шутка, то неудачная, — хмуро скриплю.
На лице ведьмы вижу смятение. Она сочувствует мне?
— Это иллюзия. Да, реалистичная. Это одна из тайных комнат дома, она заколдована Волаглионом, чтобы транслировать мои воспоминания. Он сделал ее для меня. Ведь… мне тоже не покинуть города. Волаглион найдет меня. Где угодно.
Сара швыряет в сторону озера маленький камень, он пролетает метров шесть над водой — и испаряется.
— Здесь ограниченное пространство?
— Именно, — говорит она, поглаживая резные узоры на шкатулке.
Я протягиваю ладонь к ее игрушке.
— Это музыкальная шкатулка?
— Она уже давно не играет. Сломалась.
Сара открывает крышку. Посередине кружится белоснежный цветок: такими же усыпано озеро.
— Это лотосы? Первый раз вижу их вживую.
— Сейчас их редко встретишь. Когда-то я проводила много времени на этом озере, мы называли его — озеро тысячи лотосов… Да, их от силы штук сто, но нам нравилось так говорить.
— Нам? — уточняю, рассматривая шкатулку.
Сара колеблется, и я продолжаю:
— Это подарок? От кого?
— От мамы.
Слышу приглушенный напев с ее губ. Скорей всего Сара неосознанно имитирует мелодию, которая когда-то лилась из шкатулки.
Ветер носит листья: они танцуют, кружатся, касаются поверхности озера и тонут в зеленоватой воде, где кончается их ритуальный пляс.
Я ныряю пальцами в прохладную грязь. Приятное ощущение...
С каждым днем я все больше становлюсь неодушевленной частью дома, частью стен и смрада, но сейчас чувствую себя живым. Пусть это и фарс.
Подползаю к озеру и смываю грязь в прохладной воде. Ветер орошает каплями лицо. Жирная, склизкая пиявка хочет прицепиться к моему запястью.
Невероятно реалистичное место!
— Твоя мама тоже была ведьмой?
— Нет, мне и сестрам дар передался от бабушки, — пожимает плечами Сара.
— Он передается по наследству? Через поколение?
— Обычно по женской или мужской линии. Чаще — через поколение. Но это не правило. По-разному бывает.
Сара поджимает губы и с любопытством осматривает меня, но быстро переводит взгляд обратно на озеро. Она знает обо мне то, о чем я сам не подозреваю. Возможно — перед тем, как убить — демон изучил весь мой род, и Сара в курсе, как жили мои предки, кем они были. По логике дар мне должен был передаться от деда. Но какого? Отца матери из Англии? Веселый дедушка, но вряд ли… Получается, второй родственник? Я никогда не видел его. И ничего не знаю о нем. Отец вычеркнул его из своей жизни, когда дед бросил их с бабушкой. Он сжег все фотографии. Все его вещи. Всё! Он ненавидел деда… ненавидел своего отца. Как и я — сын — ненавидел его самого. Вот такая у нас цикличность. Сыновья ненавидят отцов.