Макс бурчит и упаковывается обратно в плащи, после чего выхватывает бокал у Висы. Подозрительно спокойного Висы.
— Фу, фу! Это че?
— Виски с кровью, — без эмоций отвечает Виса.
Макс выплевывает виски обратно в бокал. Отдает Эмили. Вампир забирает у нее бокал и выкидывает в камин. Я замечаю, что Виса следит за мной. Пристально.
— Дрянь, — возмущается рыжий колдун, вытирая рукавом язык. Хватает виски. Пьет прямо из горла бутылки. Давясь, спрашивает: — Не мог полуночного сюрприза дождаться?
— Не стерпел.
Гости трещат и трещат: о резиденции Висы, о сырных канапе с плесенью, которые приносит Инга, о том, как Зои развлекалась на Хэллоуин (пришла ради какого-то парня, переспала со всеми, а до него так и не добралась), особенно ярким оказывается спор между Керолиди и Ричардом о причине боли в пятке.
— На кой черт ей проклинать пятку? Логичней наслать порчу на твои причиндалы.
— Потому что такое проклятье снять сложно, крылатая ты крыса! Теперь у меня уязвимое место на веки вечные. Самая настоящая ахиллесова пята, поняли? Эта мандавошка воткнула мне нож прямо вот сюда. — Макс стягивает сапог, затем дырявый носок и задирает ногу, демонстрируя очередной шрам. — И прокляла пятку болеть при… каждом шаге или пошленькой мысли.
Я отмечаю, что и на пятках у Макса руны.
— И за что же она совершила сие зверство? — спрашивает Деркач, утонченно закидывая в рот рыбную тарталетку.
— Та я это… стащил одну побрякушку.
Дальше Макс увлеченно рассказывает о возможностях добытого артефакта, и при каких похабных мыслях пятка начинает стрелять. Я не слушаю. И не ем. Меня тревожит информация о ночном сюрпризе. О здоровье его пятки я беспокоюсь в последнюю очередь. А вот сочетание «полуночный сюрприз» мне не нравится. Ощущаю себя в эпицентре очередной злобной затеи, о которой имею туманное представление, а вернее — никакого.
Небрежное восклицание Зои разбивает омут сознания, где я барахтаюсь, и возвращает в центр грешных разговоров.
— Я все-таки надеюсь, что ты сделаешь нам сюгпгиз и гасскажешь о своем тайном гецепте молодости.
— Попроси Вису сделать тебя вампиром, Зои, и не хнычь, — встревает Деркач. — Да и сколько тебе уже? Пятьдесят? Тебе мало твоих способностей?
— Вампир обращает только один раз. Вас я обращать не стану, — отмахивается Виса. — Ну… у некоторых, правда, есть шанс.
Виса приглаживает волосы на макушке Эмили. С выражением лица, какое бывает у собаки, когда та покорно виляет хвостом хозяину, девушка смотрит синими глазами на вампира и робко улыбается.
— Ты положила сотню мужчин, гади этого! А что, если ты умгешь? Забегешь тайну с собой в могилу? Нечестно! Das Miststück!
— Fahr zur Hölle, — фыркает Сара и забавно пародирует акцент Зои: — Скгывать лекагство от гака тоже нечестно, но его скгывают.
— Но мы-то друзья, — зефирно-мягким голосом замечает Эмили и подтягивает колени к подбородку. — Мы ковен. Мы одно целое.
Сара скрещивает руки на груди и замолкает.
— Я думаю: эта тайна так ужасна и кровожадна, что наша любимая верховная не хочет нас ввязывать, — поясняет Катерина. — Возможно, придется продать душу Сатане и... трудиться на него веками. Ты хотела бы подобной участи, Зои? Заткнитесь лучше. Не портите праздник. Вот-вот наступит Новый год! Так давайте встретим его не с кислыми рожами. Еще один вопрос о бессмертии Сары, и я лично наведу на вас порчу!
Иларий подсаживается ко мне.
— Они не знают? — шепчу ему на ухо.
— Нет.
Сара нервно стучит ногтями о ручку дивана, и я понимаю, что лучше всего — по крайней мере, сейчас — не спрашивать ее ни о чем.
Да и так ясно. Ковен не знает о Волаглионе. Любопытно.
Или — не удивительно. Все думают, что Сара убивает мужчин, потому что знает ритуал, дарующий бессмертие. Ее боятся. Уважают. Если разузнают о Волаглионе, она станет посмешищем, ведь она подчиняется ему. Она рабыня. Но… Виса и Катерина явно в курсе дел.
— Gut, но позволь добавить щепотку твогчества в твое дело. Ты стала не огигинальна в плане убийств, кошечка, — вновь встревает Зои. — Можно было пгевгатить это в занятное хобби, а? Знаешь, как моего мужа убили? Этого… этого der Wichser... связался дугак с мафией, ух… Его на куски, точно мясное жагкое погезали. И в автомат для мягких игушек засунули. О, вот это згелище было… Пгофессионалы дела! Я даже попыталась его голову щупальцем достать, — смеется брюнетка, хватая пальцами воздух и откидывая высокий черный хвост, который тянется до ее ягодиц.
Я отсаживаюсь от нее чуть дальше. Обо всех этих вещах Зои говорит с до ужаса простодушным энтузиазмом.
— Какая уморительная история, — ухмыляется Виса.
— Что-то знакомое, — отзывается Рон, пережевывая кусок моцареллы. — Слышал об этом деле, когда работал следователем. Кажется, это было как раз перед моей... смертью, да. Наши говорили, что блевали полчаса после увиденного.
— Следователем? — вздергивает брови вампир. — А я думал, что ты экспонатом в музее уродов работал.
— Завались.
— А ты типа не в курсе проблемы? Уродской челюсти, скажем?
Слушая оскорбления Висы, я вдруг понимаю: внешность Рона его слабое место. Нет… Он не настолько страшен, как кричит кровосос. Это издевательство. И не слишком достоверное. Виса бьет по больному, а остальные, в том числе и я, внушают себе этот факт и не хотят замечать ничего другого в нем, кроме грубости и неказистой внешности. Да и грубости почти не осталось. Рон здорово поменялся с нашего знакомства.
Макс садится в позу лотоса, откусывает яблоко и чавкает:
— Не знаю, клыкастый. По-моему, девчонкам он нравится. А, дамы?
— Мужчине не нужно быть красивым, — подтверждает Эмили.
Она улыбается. И все парни разом тают. Эмили напоминает прекрасную сирену, под чары которой попадают прельщенные моряки.
— Рядом с такой крошкой быть уродом — преступление, — льстит Керолиди, хлопая по коленям в такт фоновой музыке. — Но раз уж ты так считаешь… — Он тянется к ее декольте. — Порадуй не эталонного мужчину вниманием.
Эмили достает ленту из своего платинового пучка на затылке. В тот же момент лента оживает и окольцовывает кисть Макса, сдавливает грязные пальцы до посинения.
— Злобная ведьма! — кричит Макс и читает заклинание: поджигает собственную ладонь. — Небось, поролона туда напихала! А сисек-то и нет! Знаю я вашу породу!
Остатки горящей ленты падают на пол.
— Кто ищет, тот найдет, — подмигивает Виса. — У нее много... других талантов.
Эмили поджимает губы, но ничего не отвечает.
Интересно, такими подонками рождаются? Или становятся? Раньше, я не понимал, зачем Висе изображать из себя последнего ублюдка или одеваться, как рок-певец. А теперь сообразил, что это игра. Он строит из себя темную звезду, жалит огнем каждого, кто смеет прикоснуться. Не дает другим напасть в ответ. Всегда на обороне. На агрессии. Виса придерживается образа и, наверное, ему приходится изводить кучу нервов, чтобы соответствовать имиджу, чтобы не выдать истинное я.
— Детка, — Деркач окликает Эмили. — Это худший вариант, какой можно было подобрать. Пришла бы ко мне…
Виса корчит гримасу.
— Тоже мне, дамский угодник.
На губах Деркача пролегает улыбка, но совсем не красит его лицо; напротив, вызывает у всех смятение.
— Лучше некотогых, — подтверждает Зои. — Какой с тебя любовник, die Blutsauger? Ты умеешь только получать удовольствие, а не дагить.
— Поверь, куколка, я умею порадовать девушку, когда хочу. И не один раз. В моих руках двухсотлетний опыт, — говорит Виса и смотрит на Сару, — в любом деле.
Отстраненная Сара делает глоток Девственной Мэри.
— Но, знаете ли, обычно мне самому хотят угодить. Скажем так... я пресыщен. Избалован. Избирателен.
— Какое самодовольство. Sieh mal einen an!
— Обаяние и бумажки. — Виса вытаскивает из кармана пачку купюр и кидает в воздух. — Они не оставят меня голодным. Ни в одном смысле, киска.
— Деньги, — отмахивается Деркач. — Это весь твой талант. Ты не знаешь, какого это, когда их нет. Привык жить в роскоши с рождения. Помни, девчонки пускают слюни не на тебя, а на твою спортивную тачку.
— Мой отец погиб на войне, а мать собирала объедки со столов, пока ее за воровство не избили до смерти. А она была ведьмой, мой имбецильный друг. Могла заставить их слизывать дерьмо со своих подошв, но нет… Она считала себя хорошим человеком, — вампир с отвращением пищит последние слова. — Даже когда была при смерти... она ничего не сделала! На все воля бога, считала она. И как ты думаешь, где я оказался? Восьмилетний мальчик в рванье. Да, это было очень богатое и беззаботное детство. Вспоминаю, и радуга из глаз течет!
В гостиной колкая тишина. Я снова замечаю силуэты рядом с Деркачом. Кажется, что вокруг хриплого колдуна сгущается воздух. Но недолго.
— Значит, ты выбирался из грязи в короли, — задумчиво говорит Катерина. — Как умудрился? Как не помер от голода на улицах? Или от какой-нибудь холеры.
Виса отпивает из бокала. С минуту он размышляет, после чего делится:
— Василиса. Так ее звали. Настоящая аристократка и сильная колдунья. Увидела магию в моих глазах, заметила меня, когда пытался стащить с ее пальца кольцо. Вор из меня, прямо скажем, хреновенький. Но когда живот скручивает в узел от голода — жрешь и кожаную обувь. Плевать уже было. Но вместо того, чтобы приказать выпороть меня или прибить, как блоху, Василиса протянула мне руку.
— И на кой ты ей сдался? — спрашивает Макс.
— Она поняла, кто он, — отвечает Катерина. — Раньше наши сестры и братья помогали друг другу. А сейчас…
Она безнадежно махает рукой.
— Верно. Вася забрала меня. Обучила магическим искусствам, а когда мне исполнилось… м-м-м, не помню, где-то лет шестнадцать, то и некоторым интересным вещам… в кровати.
— О, чертики, сколько ей было? — смеется Макс.
— Не знаю. Но оставалась она в возрасте двадцати восьми лет… Да-да, мои юные друзья, Василиса сделала меня вампиром. — Виса мечтательно откидывает голову и смотрит в потолок, раскачивая бокал. — Сильная женщина была. Жестокая. Беспринципная. Я глядел на нее и думал: вот каким хочу быть! Хочу, чтобы каждый кретин смотрел и чувствовал, что я ему глотку перегрызу за один неугодный мне взгляд.