– Так и каков же выход? Что делать, если перед тобой страдающая, можно сказать, погибающая жертва проклятия?
Ричард обратил на нее свой неземной взгляд.
– Хитрость в том, что нужно признать могущество шамана, а не ставить его под сомнение.
– Признать? Но как?
– Когда я был в Африке, однажды я говорил с человеком, который был проклят местным шаманом и, как и следовало ожидать, на глазах увядал. Психиатр из Европы пытался призвать его к разуму и разоблачить шамана, но это не сработало. Я же выбрал иной путь. Если вкратце, я рассказал ему, что местный шаман в прошлом так часто использовал необыкновенные силы вуду для собственного обогащения, что духи отняли у него способности. А чтобы сохранить свое положение в обществе, не дать соплеменникам догадаться, что у него забрали магический дар, он стал травить своих жертв. Я сочинил целую легенду, включая подробности смерти его последней жертвы. Я детально описал процесс отравления – как все было проделано и как симптомы отравления имитировали последствия настоящего проклятия. Пока я говорил, я видел, как новая концепция приживается в его сознании. И в результате это помогло. Помогло, потому что он смог принять мою историю, не предавая глубоко укоренившуюся веру в могущество вуду.
Гурни спросил:
– А что стало с тем шаманом?
– Вскоре после того, как прошел слух, что он утратил свой дар, к нему в гамак заползла ядовитая змея, – пожал плечами он. – Шаманы наживают себе кучу врагов. А в Африке опасность поджидает на каждом шагу. Уйма возможностей для мести.
– Вы чувствуете ответственность за его смерть?
– Куда сильнее я чувствую ответственность за спасение человека, которого он пытался убить.
Обдумывая рассказ Ричарда, Гурни удивился особенностям его характера, которые он до этого не замечал: его способности справляться с трудностями, расчетливому уму, готовности взяться за дело в опасной обстановке. Он размышлял о том, как бы копнуть поглубже, когда у него зазвонил телефон.
Посмотрев на экран, он увидел короткое, невнятное, но тревожное сообщение:
“СЕКРЕТНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ СРОЧНО ОТСТУПАТЬ. В.”
Тут он сообразил, что это Вигг ответила на его имейл с фотографиями телефона Мадлен. И снова она явно намекала ему, что, судя по всему, в деле замешаны люди, с которыми не стоит вступать в конфликт.
Ему хотелось сейчас же позвонить ей, но он сдержался, учитывая конспиративный характер полученного сообщения. Между тем он решил, что может использовать данную ситуацию как прикрытие для того, чтобы обследовать шале на предмет жучков, ведь приехали они именно с этой целью.
Он встал с дивана и смущенно сказал:
– Прошу прощения, мне нужно срочно кое-что решить.
Немного отойдя, он убрал телефон в карман и достал детектор. Неспешно он отошел в дальний угол комнаты, словно в поисках укромного уголка. Включив и настроив прибор, он, уставившись в экран, стал ходить взад и вперед по комнате, притворяясь, что пытается поймать сигнал.
Джейн тем временем поднялась со стула и отправилась проверять что-то на кухне.
На экране прибора появились контуры комнаты, а затем три красные точки – точки, обозначающие три разных источника передачи данных, работающих на разных частотах.
При этом он не мог не слышать разговора Мадлен с Ричардом.
– То есть вы утверждаете, что спасли жизнь жертве проклятия с помощью выдуманной вами истории?
– Я просто иначе объяснил происхождение его болезни.
– Но вы соврали.
– Вас это смущает? Вы, похоже, идеалистка.
– Потому что дорожу правдой?
– Возможно, слишком дорожите.
– И какова альтернатива? Верить вранью?
– Если бы я сказал тому человеку правду, правду о том, что магия вуду не работает, что это просто уловка разума, которая принуждает жертву к медленному самоубийству, он бы мне не поверил. Учитывая его жизненный опыт и культуру, он просто не мог мне поверить. Он бы счел мою правду за откровенную ересь. И в итоге умер бы.
– То есть правда бесполезна?
– Нет. Просто правда не первостепенна. В лучшем случае она помогает нам оставаться в строю. В худшем – разрушает нас. – Хэммонд, сидевший в кресле около камина, наклонился вперед, к Мадлен. – Значение правды преувеличено. На самом деле нужно смотреть на мир так, чтобы жизнь становилась более удобной.
Наступило долгое молчание. Первой заговорила Мадлен, и хотя характер ее высказываний оставался критическим, интонация была уже не столь воинственной.
– Это принцип вашей терапии? Выдумывать правдоподобные небылицы для ваших клиентов?
– Правдоподобные нарративы. Как способ переоценить какие-то жизненные события, особенно травмирующие. Вам не кажется, что определенное повествование, преображающее жизнь в лучшую сторону, куда предпочтительнее правды, с которой невозможно жить?
После очередной паузы Мадлен тихо сказала:
– Возможно, вы правы.
Гурни пытался переварить все, что сказал Хэммонд, а также реакцию Мадлен, которая его почему-то ужасно расстроила. Одновременно он пытался сосредоточиться на показателях детектора. Но очередное замечание Хэммонда сбило его с толку.
– Возможно, в вашей жизни случилось некое событие, которое вы не сумели интегрировать в тот нарратив, с которым бы вам жилось легко. Довольно часто именно это является причиной страданий. Но эту боль можно успокоить.
Наступила очередная пауза, и Гурни заставил себя переключить внимание на прибор. Он снова обошел комнату, чтобы точно определить местонахождение жучков. Все они были установлены примерно в центре комнаты, в тех местах, где чаще всего велись разговоры: около камина в гостиной, у обеденного стола и возле столика с домашним телефоном.
Схема из красных точек показывала, что один из жучков спрятан в нижней части деревянного горшка с филодендронами. Второй, с таким же частотным алгоритмом, был метрах в трех от первого – на деревянной люстре в стиле “рустик”. Но именно третий жучок насторожил Гурни. С частотой очень высокого диапазона, такой же как и у миниатюрного прибора в телефоне Мадлен, он был спрятан в изящном флероне старинного торшера.
Гурни выключил сканирующее устройство и незаметно убрал его в карман. Он подошел поближе к торшеру, чтобы осмотреть небольшой флерон в виде крошечной вазы, высеченной из какого-то непрозрачного драгоценного камня. Он был темно-зеленый, с редкими вкраплениями ярко-малинового цвета.
Джейн вернулась с кухни.
– Ну что, вам удалось уладить ваши дела?
Гурни отшатнулся от лампы.
– Да, я закончил. Прошу прощения, что перебиваю ваш разговор, но мне нужно ввести вас в курс дела и задать несколько вопросов.
Джейн посмотрела на своего брата.
– Ричард, ты слышишь?
Тот сидел, откинувшись в кресле, сложив пальцы домиком под подбородком. Будто бы с неохотой он перевел взгляд с Мадлен на Гурни.
– Я слушаю вас.
Теперь, будучи уверенным, что дом прослушивается, Гурни обдумывал, что стоит говорить. Ясно было одно – он не хотел подвергать опасности Анджелу Кастро. А в остальном – придется решать по ходу дела. Ему захотелось узнать, что Хэммонд думает по поводу слежки.
– Вы не думали о том, что ваш дом или ваша машина, возможно, прослушивается?
Хэммонд пожал плечами.
– Очень удивлюсь, если это не так.
– Вы приняли какие-то меры предосторожности?
– Нет. Мне нечего скрывать.
– Хорошо. Следующий вопрос. Насколько безумен Пейтон Голл?
Хэммонд бегло улыбнулся.
– Вы встретились с ним?
– Да, сегодня вечером. В его оранжерее. В компании обнаженной дамы.
– Всего лишь одной?
– То есть это обычное дело?
– О да, это в порядке вещей.
– То есть это был не спектакль, устроенный специально для меня?
– Не притворялся ли он отморозком, чтобы вы исключили его из списка подозреваемых?
– Да.
– Я бы сказал, что вы видели настоящего Пейтона.
– Он утверждал, что деньги наводят на него скуку и совершенно не интересуют его. Правда или вранье?
– Правда, с точки зрения управления денежными средствами, ведь это требует собранности и терпения, а у него эти качества попросту отсутствуют. А с другой стороны, вранье – ведь его очень интересует, что на них можно купить.
– Пейтону – шлюхи и кокаин, а Остену – отчеты об инвестициях?
– Что-то вроде того.
– Ладно, переходим к следующей теме. Надежный источник рассказал мне, что по крайней мере одной из жертв звонили за пару недель до его приезда сюда. И, вероятно, звонивший посоветовал ему вас.
– И что в этом такого?
– У него сложилось впечатление, что он должен был держать этот разговор в секрете и что, если бы он рассказал кому-нибудь об этом разговоре, его даже могли убить.
Хэммонд растерялся.
– Убить? Если бы он рассказал, что ему посоветовали меня?
– Да, так он и сказал. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Нет, определенно нет.
– Вы когда-нибудь были в летнем лагере?
– Где?
– В летнем лагере. Никогда не ездили? В детстве или вожатым? В каком-либо качестве?
– Нет. А что?
– Это долгая история. Но это неважно, если вы никогда не были в лагере.
– Как скажете, – раздраженно ответил Ричард, явно сам привыкший решать, что важно, а что нет. – У вас есть еще вопросы?
– Только замечание. Кажется, дело начинает приоткрываться. Не могу сказать, что оно приближается к развязке, но уверен, что все совсем не так, как кажется Фентону.
Джейн, до этого молча наблюдавшая за разговором, выпалила:
– Спасибо вам! Я никогда не сомневалась в том, что вы способны докопаться до правды, но все равно очень приятно слышать это.
– У меня есть вопрос, – внезапно сказала Мадлен Хэммонду таким голосом, что было ясно – она думает о чем-то своем. – Это касается одного воспоминания о том, что случилось много лет назад, неподалеку отсюда. Я надеялась, что, приехав сюда, смогу это преодолеть. Но у меня не получается. По правде говоря, мне становится только хуже. Я вытащила это воспоминание. Но не знаю, что с ним делать. Я не могу от него избавиться. И не могу жить с ним. Я не знаю, что делать.