А дров у тебя хватает? Смотри, какой отличный топор я купил.
И правда.
Если хочешь, привезу тебе две тележки Дров.
У меня хватает.
Дров у Джеммы на самом деле не было или почти не было, поскольку из ее трубы не шел дым. Наверное, она настолько терпелива, что может целыми днями не топить печь. Фаусто решил все-таки принести ей дров и взял свой новый топор.
34. Пламя
Ты потерял лето, сказал он себе, взобравшись на небольшое нагорье. Лето в Фонтана Фредда совсем не лето, скорее — весна, которая в момент своего расцвета переходит в осень. Ты видел, как это случается. Стоит только растаять снегу, который наполняет горные реки, как сразу начинает желтеть трава. Бабетта упустила цветущий июнь, хотя на протяжении тридцати пяти лет всегда так ждала его: там, где цвели колокольчики, незабудки, одуванчики и тысячелистник, остались лишь скошенные луга, а по берегам рек торчали сухие стебли иван-чая. Он открыл дверь ресторана: все по-прежнему, с зимы ничего не изменилось, в раковине стояли чашки, возле кассы лежали листки с записанными на них заказами — знакомый беспорядок, который он иногда пытался победить. Но в конце концов беспорядок все равно торжествовал, брала верх его привычка окружать себя предметами, которые не столько приносили пользу, сколько составляли компанию. Он положил на стол две связки ключей и конверт с договором. Зажег свет, включил радио и кофе-машину, и ресторан ожил. Налил в кувшин воды и решил попробовать возродить цветы в горшках на террасе. За полгода никто их ни разу не полил. Он лил из кувшина воду на розы и люпины и смотрел на домики с закрытыми ставнями, на подвесные сиденья канатной дороги, которые покачивались на ветру, на дым костров с пастбищ и на хребты гор вдалеке, полосато-седые от снега. Снова вспомнилась Карен Бликсен, но на этот раз не «Пир Бабетты», а «Моя Африка», где она писала: «Теперь я знаю песнь Африки, песнь жирафа и тонкого молодого месяца, лежащего на своей покатой спине, песнь плуга в поле и блестящих от пота лиц собирателей кофе — но знает ли Африка песнь обо мне?» Знает ли Фонтана Фредда песнь о ней?
Не прошло и четверти часа, как Санторсо заметил, что он приехал. Прихрамывая, Санторсо поднялся по лестнице на террасу. И спросил:
Открыто?
Нет.
Даже кофе нельзя выпить?
Я угощу тебя кофе. Но бар не работает.
Можно сесть здесь?
Ты не хочешь зайти внутрь?
Нет, на воздухе хорошо.
Присаживайся. Кофе уже варится. Немного терпения.
Я вовсе не тороплюсь.
Санторсо сел за один из пластиковых столиков с закрытым зонтом. Когда Бабетта вошла в ресторан, она не могла не взглянуть на него. На того самого человека, который тридцать пять лет назад прибыл сюда на поезде и сразу наделал шума в долине. Ей показалось, что с зимы он похудел, и, глядя на него из окна, она заметила, что лицо у него стало спокойнее. На ее щеках появились веснушки. Когда он видел их в последний раз? Наверное, в те летние дни, проведенные на пастбище? Со светлой кожей и рыжими волосами она каждый раз обгорала на солнце. В последние несколько месяцев он часто задавался вопросом, нашла ли она себе мужчину там, куда ездила, и теперь наблюдал, как она моет чашки, стараясь понять, чем она жила все это время. Ну что же, посмотрим, старик, можешь ли ты отличить влюбленную женщину от обычной. Бабетта открыла кран и, позабыв о том, что течет вода, стала записывать что-то на листке бумаги, приготовила кофе, просто чтобы разогнать кофе-машину, и тут же вылила его, потом вдруг заметила, что вода течет вхолостую, словно кран открыл кто-то другой, а не она. Санторсо так и не понял, влюблена ли она. Гораздо лучше он разбирался в белых куропатках и горностаях. Наконец она вышла на террасу с двумя чашками кофе, стаканом воды и бутылкой бренди, поставила поднос на стол и села напротив Санторсо.
Привет, Луиджи.
Привет, Бетта.
Я слышала про несчастный случай.
Тебе все рассказали?
Да. Как ты сейчас?
Все своим чередом.
Тебе лучше?
Конечно.
Он сжимал и разжимал кулаки. Старался не показывать ей два искривленных пальца. Бабетта положила в кофе сахар, а он налил немного бренди. Все как в прежние времена: пожилая пара, сидящая за столиком на террасе бара в горном поселке, когда туристический сезон закончен. Санторсо хотелось найти какие-то теплые слова, и он сказал:
Тебя не хватало здесь в пору сенокоса.
Сенокоса? Я уже десять лет не хожу косить сено.
Десять лет? Надо же, как быстро летит время.
Как прошел сенокос?
Так себе. Повсюду колоски — знаешь, эти петушиные гребешки. Если не скосить их, пока они не успели разбросать созревшие семена, на следующий год они заполонят все.
Значит, ты успел скосить их?
Да что толку, если это сделал только я один.
Почему?
Потому что ветер переносит семена.
Ясно. Ты хочешь заставить всех косить сено вовремя.
Именно так.
Прежде чем пить кофе, Бабетта сделала глоток воды. Интересно, откуда у нее эта привычка, подумал он. Из Греции или из Испании? Где пьют воду вместе с кофе? Он выпил свой кофе и налил еще немного бренди, но сигарет не достал, и это не ускользнуло от Бабетты. Он бросил курить? Значит, он не окончательно сошел с ума.
Волки вернулись. Знаешь об этом? — спросил Санторсо.
Правда?
Да, их много.
Что ж, пусть волки снова станут хозяевами этих мест, согласен? Тем более что здесь почти никого и не осталось.
Ты хочешь избавиться от ресторана?
Я не избавляюсь от него, просто будет новый управляющий.
Фаус?
Тебе уже все известно.
Чем думаешь заняться?
Открою цветочный магазин.
Санторсо посмотрел на нее. Увидел, что веснушчатая кожа покраснела. Когда-то он женился на девушке, которая не умела лгать. Неправда, сказал он. Бабетта рассмеялась. Боже, подумал он, когда она смеется, кажется, что ей снова семнадцать. Он хотел было сказать: «Можно, я поцелую тебя?» Но она встала и, оставив ему бутылку бренди, забрала чашку и зашла в ресторан, чтобы добавить туда немного беспорядка, прежде чем отдавать его Фаусто.
35. Древесина
В октябре лес пылал желтыми лиственницами и красными мухоморами. Пьянящие ароматы лета почти выветрились, их заглушили запахи грибов, мха и уснувших трав. Спиленные стволы были аккуратно сложены, промерены и пронумерованы, каждый штабель — пять кубических метров, номер штабеля написан на самом толстом стволе. Штабелей было больше двухсот, однако на торг пришли только шесть человек. Среди них был фермер, чьих коров задрали волки. Он разговаривал с лесничим.
Если они напали на меня, объясни-ка, почему я не могу напасть на них?
Они напали не на тебя, а на твой скот.
Это одно и то же, разницы нет.
Разница есть. Вдобавок закон придумал не я. Волки — охраняемый редкий вид. Ущерб тебе возместят, вот и вся история.
Возместят! Да этих денег разве что на кофе хватит!
Не кипятись, дело совсем не в волках.
В девять объявили начало торгов. Первый штабель никто не купил. Второй и третий тоже. Начальная цена за штабель была сто евро. Кто-нибудь хочет купить четвертый номер? В первых тридцати или сорока штабелях была сосна, которую никто не хотел покупать. Кривые смолистые стволы с толстой корой явно уступали лиственнице, которая гораздо лучше годилась для топки печей. Поэтому номера штабелей долго выкрикивали впустую.
У Фаусто возникло ощущение, будто он снова проживает те летние дни. На нем была тяжелая куртка — трудно поверить, что здесь, в горах, еще недавно было тепло. Трудно поверить в те жаркие беспечные июльские дни: костер и еда на открытом воздухе, липкие от смолы руки, лисы, которые подкрадывались к картошке, опилки в волосах. «Привет, шеф!» А потом он спешил к Сильвии на «Квинтино Селла». На предложения купить древесину пока никто не откликался. Кто-нибудь готов предложить начальную сумму за штабель номер сорок два? Номер сорок четыре? Целое лето работы, и теперь за несколько кубометров древесины люди не хотят заплатить даже двадцать евро.
Ну и как ты назовешь его? — спросил Санторсо. — «Боже неправый»?
Нет, что ты. Название останется прежнее — «Пир Бабетты».
Даже без Бабетты?
Я стану Бабеттой.
Твоя девушка будет работать с тобой?
Фаусто поддел ногой сорванный гриб, который лежал шляпкой вниз. Непонятно, зачем тогда срывать его. На днях он звонил Сильвии, но разговор сложился совсем не так, как он ожидал.
Если ей захочется.
Почему ей может не захотеться?
Разве поймешь, что хочется другому человеку.
Это точно.
Очередь дошла до штабелей, сложенных у дороги, — они вызвали у покупателей больший интерес. Кто-нибудь готов вступить в торг за пятьдесят седьмой номер? Я, отозвался один из фермеров. Кто предложит цену повыше? Никто. Это не был настоящий торг по всем правилам, поскольку все уже договорились, кому какая древесина достанется. Каждый купил по исходной цене по пять кубометров, сложенных там, где к ним удобнее всего подъехать на тракторе. Санторсо выбрал те стволы, которые были сложены выше остальных, на солнце — там росли молодые лиственницы с плотной красной древесиной, — а Фаусто взял сто восьмой штабель, потому что ему понравился номер.
Санторсо заметил, что он выглядит грустным. Только один берешь?
Да.
Купи еще четыре.
На что они мне?
Распилишь, и будет отлично. Я помогу тебе. Вот нам и работа будет, пока зима не пришла.
Что ж, ладно.
Фаусто купил пять штабелей — от сто восьмого до сто двенадцатого. От осознания того, что он теперь владеет древесиной, у него возникло странное ощущение — пусть даже это не были деревья, а просто спиленные стволы. Ему выдали документ, который он должен был предъявить в управлении коммуны при оплате, и торг закончился. Более ста шестидесяти штабелей остались не распроданы. Весной их заберет за гроши какая-нибудь крупная фирма.