Старик медленно оторвался от спинки кресла и подался вперед. Узловатые руки крепко обхватили подлокотники. Тяжелый взгляд уперся в сына.
– Сколько среди убитых женщин и детей?
– Причем тут женщины и дети? Это была охрана фон Меккерна!
– Которая случайно зашла во двор к негостеприимному хозяину? – дрожащая рука налила сока. Граф отхлебнул, отставил бокал. – Кого убили?
– Э…
– Фридрих!
– Рваное Ухо.
– Старина Теодор… – лицо графа не изменилось, лишь на миг дрогнул голос. – А я ведь уговаривал его остаться! Здесь бы не достали! Костер?
– Нет. Хватило ран. Да и некому было проводить сожжение. Вильдвер оторвал брату Густаву яйца.
– Что же, туда им и дорога! Да! У Теодора был внук.
– Мальчишка сбежал.
– Вояки! – хмыкнул граф, – И ты считаешь, что я должен бояться безруких ублюдков, воюющих с детьми и не способных справиться даже с ними?
– Щенок обернулся. Убил троих. И добил графа. Это подлинный Зверь, а не ребенок.
– Перекинулся в семь лет? – отец вдруг внимательно посмотрел в лицо сыну. – Фридрих, – вкрадчиво произнес фон Каубах. – А что делал ты? – голос ужесточился. – Почему твои ягеры не помогли тому, кто трижды спасал жизнь твоему деду и дважды – отцу?! – теперь граф кричал. – Прошедшему Сиверу и Тигренок?! Герою Ронсенваля?! Если бы не он, ты бы просто не родился на свет!
Виконт вскочил на ноги:
– Ты считаешь меня самоубийцей?! Добить кнехтов фон Меккерна и отправиться на костер?! Так ты понимаешь благородство?!
– А хоть и так! – встать старик не мог, но взглядом давил не хуже, чем кулаком. – Как тебя вообще занесло в Лукау?!
Фридрих заставил себя успокоиться. Можно подумать, он не знал, как сложится разговор. И не шел на это сознательно.
– Я охотился на Зверя, – спокойно произнес виконт. – На порождение Нечистого, проклятого Господом! И то, что этот Зверь когда-то качал меня на руках и рассказывал сказки на ночь – ничего не меняет! – он помолчал, набираясь смелости, и продолжил. – Именно я его выследил! И если бы не глупость фон Меккерна, мальчишка бы не ушел! – снова крохотная пауза. – Зверей выбьют всех! До последнего! Раз Пречистая Церковь решила извести волчье семя, она не отступит! И если ты хочешь взойти на костер в компании нелюдей, то я не собираюсь подыхать столь глупо!
Старый граф молчал долго. Когда он поднял голову, ничто не выдавало его чувств. Разве что след одинокой слезинки возле левого глаза. Но голос был тверд. И холоден, как ледники гор Сиверии.
– Уходи. У тебя больше нет отца. Предателям не место в моем доме.
– Но… – начал Фридрих.
– Вон! – заорал старик, которого все же подвело самообладание. – Пошел вон, убийца! Чтобы ноги твоей, здесь не было! Мистфинк!
Глава 11
Тяжелая дверь ратуши славного городка Допхельма, что возле устья Дечинки, распахнулась от пинка.
– Эй, хлоп! Где бургомистр вашего сраного курятника?!
Якуб Шольц, старший писец ратуши, неторопливо поднял голову, оторвавшись от бумаг, и оглядел вошедшего. Собственно, можно было и не отрываться от составления годового отчета. Кто будет открывать ногами окованные полосами бронзы двери, и с порога бросаться оскорблениями? Лишь поленский шляхтич. И только нищий. Те, у кого хоть что-то звенит в мошне, уже поумнее. Хоть и не намного…
Как раз в точности такой же меньше месяца назад прескверно обозвал сослепу сына владетеля Верхнего Анхальта. А тот, не будь дурак, взял да проткнул ясновельможному пану глотку, прибив нахала вот к той стене, будто таракана иглой пронзил. Поленец лишь усами пошевелил, когда душа покидала грешное тело, ругаясь на дурную спесь да природный гонор…
Жаль, что нет сейчас в ратуше никого из дворян Нордвента. И фон Фейербах только-только ушел. Вот кто поумерил бы спеси гордецу и нахалу!
Писец пригляделся к гостю. Ну ведь правда, точь-в-точь, как прошлый! Захудалый род, второй-третий сын. Потрепанный кунтуш, столь же изношенные штаны, растоптанные сапоги… Кстати, когда-то были хорошими и дорогими. Года три-четыре назад. И не развалились даже! Цепь на груди, слишком толстая, чтобы быть цельной. Дутая, похоже. И как бы не из надраенной латуни… И перегаром разит, невзирая на сквозняк, и что стоит шляхтич локтях в десяти от Шольца. Впрочем, руки без аляповатых перстней, и рукоять меча не сверкает фальшивыми смарагдами. Хотя, поленец отрыжкой Господней завсегда остается, как ты его ни выряжай! Шольц происходил из Тешина, посему поленцев недолюбливал. Были на то у него веские причины…
– Герр бургомистр убыл по вызову маркизы фон Фейербах, – почтительно склонив голову, произнес Якуб. – Возможно, я могу быть чем-нибудь полезным вашей благородной особе?
– Курво мать! – подошедший к столу писца шляхтич обдал Якуба новой волной перегара. – Ты, хлопская твоя душа, имеешь наглость заявлять ясновельможному шляхтичу герба Берёза, что я должен сидеть в вашей, Господом обдрыстанной дыре, пока какой-то боров изволит таскаться по шлендрам?!
Шольц еще раз пожалел об уходе виконта фон Фейербаха. За подобные слова, прозвучавшие в отношении его матери, Рауль, даром что добряга из добряг, мигом запорол бы наглеца, будто шелудивого пса. Плетью поперек рожи, и дагой в печень. Тот и пасть свою вонючую закрыть бы не успел. Однако, виконт далеко, а вера учит не жалеть о несбывшемся… Сам же вступаться за честь маркизы, Шольц не мог по крайне объективному обстоятельству. Нельзя преуспевать во всем. И тот, кто привычен к перу и разбору бюрократических придумок, чаще всего слаб на мечах…
– И что, по велению этой толстой жопы, что по недомыслию ваших куцых голов стала бургомистром, мы, ясновельможные шляхтичи славетной Полении, – продолжил орать гость, багровея от крика, – должны отмечать день Катування Катынского, среди свиней, що навить людьскои мовы не розумеят?! Лишь потому, что какой-то хер, чтоб ему ежи на том свете поперек шерсти в сраку залазили, придумал, будто по вашему занюханному графству нельзя ездить без бумажки?!
– Так то пану шляхтичу нужна подорожная в Полению? – переспросил Якуб, от радости перешедший на родной выговор. – Так то пустячное дело! Только сообщите ваше имя! И на сколько человек выписывать?
– Мариуш Качинський, герба Берёза! – представился шляхтич. – Сейчас лично мне. А послезавтра, через вашу лужу блевотины проедет Янек с отрядом в пятнадцать человек!
– Я мигом, обождите самую малость! – попросил Штольц. Качинський милостиво кивнул и отвернулся, разглядывая обстановку.
Якуб подогрел кусочек воска на пламени свечи, накапал на подорожную, придавил печатью…
– Счастливого пути!
Не удосужившись ответить, шляхтич вышел, громко хлопнув дверью.
Впрочем, Штольц иного и не ожидал. Слава Господу, удалось избавиться! И без приблудного шляхтича поводов для головной боли предостаточно! В городе ярмарка, соответственно, съехалось и сбежалось превеликое множество всяческого сброду, начиная от кроатских табунщиков и кончая ромалами. Да еще сегодня, как назло, заявились две команды наемников. Зимними волками друг на друга зыркают. Одно слово поперек – и перережут друг друга, да еще и горожан до кучи прихватят. В сей хоровод, только пьяной шляхты не хватало… Бедный, бедный город Допхельм!
Город не успел скрыться за окоемом, как Арнольд уже начал сдирать надоевший кунтуш, жутко воняющий пивом, а заодно избавился и от цепи, чуть не зашвырнув ее в придорожные кусты. Но удержался, вдруг еще пригодится. И так жаль денег, что потрачены на весь этот маскарад… Но глисты, что поселились в голове у маркизы требуют неукоснительного исполнения набора определенных правил. Например, любой проезжающий через графство, должен по первому требованию предъявлять многочисленным разъездам подорожную. Показал – езжай дальше. Не показал – твои кишки могут увидеть божий свет, выпав из брюха… А ведь Нейдорф тоже во владении этой суки!
Писцы же и рады отвести душу! Нервы мотают, дай бог любому палачу! Вот и пришлось разыгрывать представление, чтобы очумевший чиновник побыстрее выписал все необходимое, не задавая кучи глупейших вопросов. Например, откуда ясновельможный пан прибыл, да почему раньше не приходил? И не имеет ли каких дел с ягерами, с утра крутившимися на рынке? Поэтому и глотал в дешевом трактире дрянное пиво, большей частью проливая на одежду, а после, дожидался когда ратушу покинет молодой дворянин весьма крепкого вида. Поединок в планы Хюбнера не входил. А после того, что хотел вытворить капитан, прямой путь в круг для свершения Божьего суда…
Зато теперь всё отлично. Отряд отправится утром в Лукау, а Хюбнер, вернее, пару часов уже Мариуш Качинський, движется на восток, к Нейдорфу, куда по всем расчетам должен выйти и искомый вильдвер.
Не исключено, конечно, что мальчишка плавает, как рыба. Тогда Хюбнеру его никогда не поймать. Но откуда в деревне, где единственная относительно большая вода – тухлый пруд с лягушками, взяться хорошему пловцу? Да и страшновато после этого пруда смотрится пограничная Одра. Так что упрется оборотень в реку, да и повернет к Нейдорфу. Или в обратную сторону. Но раньше или позже всё одно в Нейдорф выйдет, другого моста нет. Вот у моста и надо его ждать. Не у самого, конечно, в городе, но это не суть.
Одежду пришлось сменить. Ягерская куртка – вещь хорошая, но для мальчишки «лесная» расцветка – как красная тряпка для быка. Конями тоже разжились. Теми, в которых главное достоинство – цена. Ребятам до Каубаха добраться нужно, а там пусть виконт с этой дохлятиной разбирается. Тем паче, что купцы уступили столько, что возвращающийся отряд вместе с докладом повез фон Кауфману возможность заработать на перепродаже третьесортных коньков.
Для себя Арно взял лошадок посолидней. Конечно, не боевые кони, и не быстроногие сиверские скакуны. Даже не варнские степнячки. Но жилистые, крепенькие. На таких до самого Кия доехать можно. Если не торопиться, как на пожар.
И последний визит в ратушу. В итоге солнце только подумывает, не склониться ли ему к закату, а Арнольд-Мариуш уже выехал через восточные ворота, без малейшего сожаления покидая гостеприимный городок.