– И Вы, так заботясь о бедняжке, что даже не предали нечисть Очистительному Пламени, через шесть лет не ударили пальцем о палец, чтобы помочь ребенку?
– К чему зря бить пальцы, святая мать?! Письмо, по которому примчались сестры, помните? Нет? Тогда я зачитаю его Вам дословно, а вы сверите по прибытию в Орден. У меня прекрасная память, комтура, ничего не забываю!
Маркиза подошла к громоздкому комоду и вытащила из-за него крайгмессер в простых ножнах.
– Как видите, я тоже люблю это оружие… Итак, святая мать, либо мы перестаем валять дурака, либо вы меня убиваете. Ну или я вас. Правда, против вильдвера в Облике шансов нет, но я попробую.
Комтура даже не пошевелилась. Она внимательно смотрела на маркизу, а затем рассмеялась.
– Признаю, вы меня переиграли, Барбара! Вы – достойная дщерь фон Фейербаха! Даже умудрились вызвать на бой вильдвера… Ладно, чего Вы хотите?
– Мне нужна неприкосновенность моих владений. Ведь совсем скоро полыхнет, и мы обе это знаем. С вентами я разберусь сама! А вот дальше… В свою очередь, обещаю сотрудничество. Войска Сварги пойдут по землям не врага, но старого, хоть и тайного, союзника.
– Это измена, маркиза, Вы понимаете?
– Нет, это не измена. Это желание выжить самой и сберечь своих людей. И цена не имеет значения. ___________________ * Вильдвер (вент), он же ларг (полен), велет (сварож), берсерк (тигр), волот (кроат) – человек, имеющий Облик. В этом мире у человека существует рецессивный ген. Полноценные носители этого гена могут по желанию менять свой облик. Нет, не становятся волками или медведями. Черты лица меняются не очень сильно. Но появляются клыки, когти, способные порвать самую лучшую сталь, короткая шерсть на теле. При этом оборотни становятся намного быстрее и сильнее. В том числе и по скорости соображения. Все навыки, полученные человеком, в Облике сохраняются. В разных странах к вильдверам относятся по-разному. Подробности в книге «Волчье Семя». * Илай Трясоспис – известный драматург прошлого. Его пьесы входят в брильянтовый фонд культурного наследия Нордвента.
Леса на северной границе пацинакских степей
Пламя жадно лизало сваленные кучей стволы, с хрустом пожирало обломки сучьев, бросалось в стороны, с шипением отвоевывая пространство у толстого, в человеческий рост, слоя снега, покрывающего землю, карабкалось по обрывкам коры и победно взмывало с верхушек хлыстов, освещая окружающий лес, добротные крытые повозки, пугливо всхрапывающих коней и лица людей, собравшихся у костра. Суровые – мужчин, мрачные – женщин, необычайно серьезные – детей. Не было только веселых. Собравшиеся не были новичками в странствиях, и ночевка в зимнем лесу могла напугать здесь разве что грудных младенцев, но те еще не понимали столь сложных вещей, довольствуясь теплом человеческого тела и материнским молоком. Но с чего веселиться остаткам народа, потерявшего всё что только можно: дом, родичей, друзей, соплеменников, и бегущим навстречу непонятно какой судьбе?
Люди не боялись ни снега, ни мороза, ни диких зверей, ни погони, без сомнений, идущей по следу. Чего бояться? Догонят – будет бой. Скорее всего, последний для всех присутствующих. Но ведь никто и не собирался жить вечно. Умирать, так умирать! В бою, с верным оружием в руках, прихватив с собой побольше врагов. А пока живем, надо ночевать, не пренебрегая ни возможной защитой, ни удобством. А потому большим кругом стояли сцепленные возки, пока защищающие только от ветра, а малым, внутренним, лежали бревна для сидения, толстые, очищенные от коры и сучьев.
Десяток повозок, полсотни людей. Из них взрослых мужчин не более полутора десятков, если считать таковыми и трех подростков, еще не видевших своё четырнадцатое лето, но уже приближающихся к этому рубежу. Половина воинов, укутанных в волчьи куртки, рассыпалась по возкам, вглядываясь в темноту ночного леса. В руках луки, на поясах мечи и клевцы, нетипичное для этих мест оружие. Остальные едят, неторопливо, но быстро. Закончив трапезу, меняют товарищей. Женщины и дети уже насытились. Первые тихонько суетятся, занимаясь нескончаемой бабьей работой, а мелочь греется у костра, внимательно слушая единственного на весь лагерь старика, убеленного сединами, но еще крепкого телом.
– Было это не так уж и давно, – спокойно и размеренно вещает тот, – еще и полсотни лет не прошло. Я уже мог на скаку сбить стрелой сокола, парящего в небе, но пока не удостоился права сменить охотничий лук на боевой и повесить на пояс клевец. В то время слуги Сожженного еще не проклинали народы в своих храмах и не пытались стереть чужие стойбища с лица земли. И жизнь наша была хороша и привольна, хотя всегда найдутся те, кто хочет жить не своим трудом, а грабежом чужого богатства. Жил тогда в наших степях один клан. Небольшой, но богатый. Глава клана был прославленным воином, а его жена – верной спутницей, достойной своего мужа. Пять сыновей-богатырей вместе с кунаками* помогали отцу пасти бесчисленные табуны, а их жены и сестры следили, чтобы мужчины в любой момент могли утолить голод густой чорбой*. Клан жил в мире с соседями, и ничто не предвещало беды. Но однажды стойбище оказалось на пути валахского набега. Нет, я ничего не путаю, тогда валахи ходили в набеги… Налейте-ка мне отвара, сорванцы, а то что-то першит в горле.
Сидевшая ближе всех к большому котлу с горячим напитком девчушка вывернулась из огромного отцовского тулупа и поднесла старику дымящуюся кружку. Старик шумно отхлебнул и откинул назад голову, о чем-то задумавшись.
– Деда, – несмело пискнул самый маленький из слушателей, – что было дальше? Они отбили валахов?
– Нет, – покачал головой старик. – Хозяева бились как львы. Каждый из них стоил пяти валахских воинов, а то и десяти. И каждый убивал по пять, а то и по десять. И даже беременные женщины и маленькие дети уходили, лишь отправив к Цхерну одного или двух врагов. Но тех было слишком много. И настал момент, когда защищать стойбище стало некому. Клан погиб.
Старик замолчал, и в тишине стало слышно, как тихонько всхлипнула одна из девочек. Дед покачал головой и продолжил:
– Выжил лишь младший сын вождя. Он пас табун на дальних пастбищах, а когда к вечеру вернулся домой, обнаружил лишь дымящиеся развалины, заваленные трупами. Лицо воина стало подобно каменной маске, и сердце его от этого зрелища превратилось в камень. На рассвете запылал погребальный костер, на вершине которого лежали отец и мать воина, его братья и сестры, друзья и товарищи, жена и нерожденный сын, пронзенный мечом прямо во чреве матери. А на следующем закате к соседнему стойбищу одинокий всадник пригнал табун лошадей. «Моего клана больше нет, – сказал воин. – Мне одному эти кони будут только мешать». «А ты, – спросили его люди, – что собираешься делать?» Воин усмехнулся: «В этом мире тесно двоим. Должен остаться либо я, либо те, кто убил мой клан». «Хотя бы назови своё имя, чтобы мы могли просить Цхерна помочь тебе». И снова усмехнулся воин: «Мне не нужна помощь богов, раз они допустили то, что случилось. И у меня больше нет имени. Тот, кто носил старое, умер вместе с родными. А имя того, кто пришел на смену, прозвучит в журчании ручья из вражеской крови». Он развернул коня и исчез в степи. Чтобы больше никогда не попасться на глаза людям нашего народа.
Старик принял из рук подошедшей женщины кружку с новой порцией отвара и задумался о чем-то, время от времени шумно отхлебывая.
– А дальше, деда? – вновь прозвучал тот же голосок.
– Экий ты нетерпеливый, – усмехнулся старик. – Пропал парень. А через месяц в Валахии начали твориться страшные дела. Кто-то вел войну против четырех родов, участвовавших в том самом набеге. Род у валахов – это не наш клан. У каждого из родов замок, селения, иногда даже города, люди… И не меньше сотни воинов, занимающихся только войной. А еще ополчение… Между родами существуют союзы, и напавший на самый захудалый род окажется лицом к лицу с целой армией. Не каждый король решится бросить вызов кому-нибудь из валахов. Но кто-то решился, причем четырем родам сразу. Полыхали подожженные ночью деревни. Бесследно пропадали отряды воинов, чтобы обнаружиться в самых неожиданных местах изрубленными на куски. Сбрасывались в пропасть обозы вместе с охраной и торговыми людьми. Неведомый враг не знал пощады. Впрочем, он недолго оставался неведомым. Вскоре валахи выяснили, что все беды – дело рук одного человека, и начали охоту. Прятались в горах засады. Устраивались облавы. Выходили на охоту группы специально обученных егерей. Но всё было бесполезно. Каждая стычка приносила валахам лишь новые потери, тогда как их враг, уже прозванный Черным Мстителем и Ужасом Валахии, не получал ни царапины. А может, и получал, но всегда уходил живым и на своих ногах. Тогда с ним попытались договориться. Сулили любую виру за убитых родичей, предлагали выдать кровников… – старик усмехнулся. – Много чего предлагали. Но Мститель на любые посулы отвечал взмахом клевца.
– Он был волотом! – воскликнул нетерпеливый мальчишка.
– Нет, – покачал головой старик, – Мститель не имел Облика. А вот среди его врагов таковые встречались. Но и они ничего не могли поделать. Это невозможно, но это было. И длилось тридцать лет и три года, пока на месте замков всех четырех родов не остались одни развалины, и не упал мертвым последний их обитатель Хотя, говорят, последнего Мститель пожалел. Трехлетнего ребенка.
Старик закашлялся и вновь занялся отваром.
– А дальше? – на этот раз торопыгу поддержали еще несколько голосов.
– А всё. Валахи навсегда зареклись ходить в набеги. Их матери пугают Черным Мстителем непослушных детей. А его самого никто и никогда с той поры не видел. Да и куда ему возвращаться? Весь наш народ постигла участь клана этого воина. Вот только слуги Сожженного куда многочисленнее, чем валахи всех родов вместе. Тут даже Ужас Валахии не поможет… – старик грустно вздохнул. – Хотя поговаривают, что это не так. И когда двое остановят армию, а Черный Мститель вновь возьмет в руки клевец, беды нашего народа закончатся. Вот только закончиться они могут по-разному. Нас осталось совсем мало, а тот парень был старше меня. Вряд ли он еще может поднять оружие… _______________ * Кунаки – здесь: члены клана, не состоящие с главой клана в кровном родстве. * Чорба – густой мясной суп с прожаренной мукой.