Пан Леслав ждал.
Но когда потеряшка, парой язвительных фраз приведя всех в чувство, отменив экспедицию за лекарями и пообещав всё рассказать потом, умчалась принимать водные процедуры, и безутешные родители настроились на новый виток ожидания, пан Леслав не выдержал:
– Мариуш!
– А? – оторвался от созерцания бани пан Качиньский. – Что? Ты откуда взялся?
– Леха! – радостно взвизгнула Ридица, повисая на шее у старого друга. – Какими судьбами?!
– Ребята, – вздохнул Клевецкий, – я понимаю Вашу небольшую рассеянность, но я тут со вчерашнего утра.
– Да? – супружеский хор звучал на удивление слаженно. – Прости, тут были некоторые проблемы…
– Я заметил, – усмехнулся Леслав. – Но поскольку они позади, предлагаю пройти в дом и обсудить одно маленькое дельце.
– А здесь нельзя? А то сейчас Ядзя выйдет, а нас нет!
Пан Клевецкий поднял глаза к небесам и следующие десять минут пытался объяснить заботливым родителям, что если дитятко сумело найти родной маеток, невзирая на противодействие многочисленных и вооруженных похитителей, то уж приемного папочку внутри означенного владения отыщет без малейших проблем, а дела, по которым он, пан Леслав, бросает столицу и мчится на край земли (или хотя бы Полении), требуют некоей конфиденциальности.
Наконец голос разума пробился через бастионы родительской любви, и разговор переместился в кабинет хозяина. Мариуш, с каждым мгновением становящийся всё больше похожим на себя самого, усадил жену у камина, налил ей сока, себе и гостю – вина и, устроившись в кресле, зло бросил:
– Нечистый знает, что в стране творится! Посреди бела дня крадут дочек вельможных панов! Куда только круль смотрит!
– Уже никуда, – Клевецкий остался стоять: сидячие места за ночь надоели до нервной дрожи. – Помер он.
– Кто помер? – не сообразила Ридица.
– Круль, – спокойно пояснил Леслав.
– Давно? – Мариуш аристократическим жестом поднес бокал к губам и по-солдатски, одним движением, опрокинул в рот.
– Да уж три дня…
– Ты смотри, как быстро всё разваливается, – покачал головой пан Качиньский. – Еще никто не знает, а уже банды на дорогах завелись. Никогда мне эта… как ее… а… демократия, не нравилась. Где это видано, чтобы паны Новаки власть выбирали! Так и до всехлопского голосования додуматься можно! И будет очередным крулем Михась с Великой Грязи или Борька с Гнилой Бутки.
– Так оно и произойдет, – с видом знатока кивнул Клевецкий. – Только не всехлопское, а всенародное. И Великую Грязь переименуют в село Привольное. А Бутку оставят. Вместе с гнилью. Разве эпитет уберут…
– Леха! – прервала философствования Ридица. – Зачем это было нужно?
– Что? – выкатил глаза Леслав.
– Чем тебе пан Тадеуш не угодил?!
– Лиска! – Клевецкий картинно рухнул на колени. – Господом клянусь! И Дубом Перуновым! Не при делах я! Не был! Не имел! Не привлекался! У меня и вишни-то не было никогда!
– Велет в лесу сдох! – недоверчиво покачала головой куница. – В Полении кого-то пришили без ведома и одобрения Великого и Ужасного!
– Вообще-то, пан сам скончался, – сообщил Леслав. – Косточкой подавился. Проблема в другом…
- «Хоронило шляхетство своего круля», - издевательски пропел Мариуш. – Пророка нет в отечестве своем. Зато черкасы – все пророки. А мы тут причем?
– В этом-то самый цимес, – злорадно оскалился Клевецкий. – Существует мнение, что следующим демократически избранным крулем должен стать пан Мариуш Качиньский!
– Это еще с какого бодуна? – возмутился хозяин.
– Потому что Михась страну лет за шесть развалит. А при Борьке ее еще быстрее разворуют. Полении нужна твердая рука…
– …Зоркий глаз и чуткий нос, – донеслось от двери. – А также острый клык и длинный коготь. Хвост за хвост, глаз за глаз, не уйдешь ты от нас, – Ядвига пересекла кабинет и забралась на стол. – Против кого дружить будем?
Леслав довольно осклабился:
– Прекрасно выглядите, пани.
Ядвига кончиками пальцев потрогала заплывший глаз, коснулась рукой затылка и грустно вздохнула:
– Вешаешь их, вешаешь, а меньше не становится! Предлагаю сделать папочку крулем! Он быстро эту нечисть по всей Полении выведет…
– Вот и я о том же, – горячо поддержал Леслав. – Пан Мариуш – лучший кандидат на освободившееся крулево кресло!
– Освободившееся?! – выкатила здоровый глаз Ядвига. – А старый круль уже… того? Типа ласты склеил?
– Ядзя, что за выражения! – возмутилась Ридица. – Ты же культурная паненка из хорошей семьи!
– А как правильно, мамочка? Дуба дал? Нет?!… Сыграл жмура?! Нет?!… А, знаю! Кони двинул!!! – Ядвига с невинным выражением лица посмотрела на мачеху. – Опять нет?… Можно, конечно, сказать «скончался», но это совсем не по-поленски. Тогда уж «копыта откинул». А в чем, собственно, проблема, папочка? Если тебе не нравится корона, носи ее только на официальных приемах. Или закажи новую, поудобней.
– Для начала, – хмыкнул пан Мариуш, – мне потребуется доказать сейму мое родство с неким крулем Лешко…
– Ради Господа!.. – протянула девочка. – Прабабушка моей мамы была троюродной сестрой племянника пана Старовойского, который приходился свояком…
– Возможно, это докажет твоё право на трон, – усмехнулся Качиньский. – Но никак не моё. Мне-то упомянутая леди была не прабабушкой, а прапратещей! Так что сама примеряй корону!
– Я? – Ядвига попробовала почесать в затылке и сморщилась от боли. – Не выйдет. Во-первых, женщина. Во-вторых, фингал до сейма не сойдет. Паны передохнут от ужаса, – девушка сделала вторую попытку стимуляции затылочной кости, на этот раз почти успешную. – У Лешко было три сына: двое умных, а третий – дурак. Дурак, кроме законных детей, родил двух бастардов. То есть наплодили их все трое, но признал ублюдков только младший. Потому как дурак. А побратимом второго незаконного сына Лешковича-младшего являлся… Короче, к вечеру все документы нарисую… то есть, в архиве найду…
– А они там есть? – ехидно поинтересовался пан Клевецкий.
– Там всё есть! – отбрила Ядвига. – Даже дарственные на пасеки. В нужном количестве экземпляров. Кто нас поддержит?
– Габданк, я, Береза и несколько гербов помельче. Плюс молодежь и те, кто не любит Сапег и Вишневецких.
Паненка довольно причмокнула губами:
– Пан Леслав, у Вас есть сын?
– Нет… – удивился Клевецкий.
– Вы озаботьтесь, – серьезно сказала девушка. – Я выдам за него свою дочку. Генетически очень выгодно.
– А ничего, что я еще даже не женат? – Леха умел быстро отходить от шока.
– Я тоже пока не замужем, – успокоила его Ядвига. – Так что пара-тройка лет у Вас есть. Но не затягивайте, дело серьезное! Всё-таки внучку круля сватать будете!
– Погоди, Ядзя, – вмешалась Ридица. – Леха, ты серьезно всё это? Насчет круля. Думаешь, Арнольда никто не знает в лицо? Да хватит мельтешить! Сядь, наконец!
– Знают, – согласился Леслав, принимая сидячее положение. – И не только в лицо. Но знать и доказать – две большие разницы. У нас нет выхода. Тадеуш помер слишком неожиданно. Я думаю, без Светочей не обошлось.
– А мы, значит, отобьемся?
– Немного времени выиграете на переговорах. А потом подброшу сюда отряд граничников. Чтобы мышь не проскочила.
– Вот только этого… – начал Мариуш, но был прерван грохотом сапог по лестнице, хлопком распахивающейся двери и радостным рычанием капитана ягеров:
– Ядвига, девочка! Живая, мать твою в гробу через коромысло двадцать семь раз в неестественных позах!
– Зиг! – в голосе Ридицы послышался лед.
– Прошу прощения, пани! Больше не повторится. Просто уж больно странная поездочка вышла! Пани Ядвига, как Вам это удалось?
– Сбежать? – девушка покраснела. – Нас кое-чему обучали в Хортице… По неполной программе… Для девушек…
– Кое-чему?! – с уважением присвистнул Фрай. – Три с половиной десятка трупов за одну ночь! Без посторонней помощи! Еще и срочное потрошение! Что же у них в полную программу входит?!
– Я убила только двоих, – пролепетала Ядвига. – И никого не потрошила… – голос девушки набрал силу, и в него вернулись ехидные нотки. – Умею, конечно, но совершенно не было времени…
– По полной программе обучали меня! – рявкнула Ридица. – Подробности!
Зигфрид пожал плечами:
– Всегда пожалуйста, вельможная пани. Гнали всю ночь – насколько по нашим дорогам можно гонять по ночам. Часа через полтора после рассвета (уже и не чаяли догнать) вышли на их лагерь. А там никого. Живых, имею в виду. Шатры, кони стреноженные, шмотки брошенные, а вдоль дороги мертвые с косами стоят. Натурально стоят! Кто к дереву приколот, кто на копье опирается. И поддельные кроатские косицы в зубах держат. Двенадцать жмуриков, как с куста. Один с Ядвигиной шпилькой в ухе, остальные ножами порезаны. И выстроились стрелкой, направление показывают. Возле десятника, вот его как раз и потрошили, вещички паненкины сложены аккуратно. И тишина… – Фрай сделал паузу и обвел собравшихся взглядом. – Я троих там оставил, прибраться, и по стрелке из покойничков рванул. Часа через три вылетели к завалу у дороги. Идеальное место для засады. А самой засады нету. Зато есть новая партия жмуриков. Штук двадцать с хвостиком. Стрелами побиты и на деревьях развешаны. Опять косицы в зубах и вдоль дороги. А следы конские в лес уходят. Я даже растерялся было, да Лягаш Серковы подковы разглядел… Там, кстати, тоже одного потрошили. Качественно так, с выдумкой. И морда больно знакомая…
– У кроата? – подозрительно спросил Хюбнер. Вельможный пан временно уступил место капитану наемников.
– Это не кроаты, – бросила Ядвига. – Ряженые.
– В точку! – согласно кивнул Зигмунд. – Барон фон Зессендорф. Редкостная гнида. Уж на что мы народ небрезгливый, но этой падле служить – себя не уважать! Очень хочется поговорить с тем, кто его резал.
В дверь постучали. Ядвига бросила взгляд на клепсидру и довольно кивнула:
– Сейчас поговорим. Эй, кого там Нечистый принес?
– Пани Ядвига, – донеслось из-за двери. – Вас там бандит какой-то спрашивает. Сердитый. Ой, нет, злой!