пояснила: – Те самые добрые люди, добившие похитителей. Но ты тоже поглядывай по сторонам, а? У тебя всё-таки сила. И статус…
– Эх, и чего только не сделаешь ради любимой девушки, – вздохнул княжич. – Ну и друзей тоже. Эти два обормота нужны живыми. И Сварге, и мне лично. Мне даже больше!
– О! – дочь круля Полении Ядвига Качиньская исчезла без следа, и Славка Громила немедленно напрягся, как всегда, когда имел дело с Ядзи Занозой. – У меня для тебя есть подарок! Сейчас! – девушка бросилась к шкафу.
– Какой? – подозрительно уточнил Славка.
– Любой ребенок знает: книга – лучший подарок, – Ядзя извлекла на свет толстенный фолиант в обложке из мраморированной кожи с золотым окладом. – Вот! «Анжелика» Хелены фон Штангенциркуль! Последняя новинка! Не то, что в Бере, даже в Парисе еще нет! С дарственной от автора! От сердца отрываю! Тебе очень пригодится! Нет, нет! Читать будешь в дороге! Пожалуй, отдам, когда будешь уезжать!..
– Вот так всегда, – пробурчал княжич. – Заинтригует, а потом… Хоть что это? Небось, женский роман…
– Как ты мог обо мне такое подумать! – неподдельно возмутилась Ядвига. – Пособие по вязке морских узлов! ______________ * Пешкабз – черсидский боевой кинжал специфической формы: хитро изогнутый, с полуторной заточкой. Любим восточными наемными убийцами (ассинами).
Глава 30
– Как правило, потайные ходы начинаются в замке, а выходы имеют где-нибудь у Нечистого на рогах. Хоть в верстах считай, хоть в милях, все равно обязательно окажешься в болоте, на склоне крутого оврага, а то и вовсе на дне лесного ручья. Только не звонкого, а грязного и вонючего. Чтобы осаждающей армии не пришло в голову на его берегу бивак устроить. Или каким другим душегубам, – Когтя под вечер тянуло на философию. Или просто колотило, как всегда перед серьезным делом. – Вот Кукушонок пять ходов знает. И только один начинается прямо посреди сборища функов. Точнее, он там кончается, но мы идем не оттуда, а туда, потому именно начинается. А ведь когда-то и он располагался в тихом укромном местечке, типа этого малинника, – старший протянул руку, одним движением срывая полную горсть ягод, – но всё течет, всё меняется… Медвежонок, кончай малину трескать!
– Почему? – удивился младший, высовывая голову из самых густых зарослей. – Велетам надо есть часто и помногу. И как можно вкуснее. Правда, Вилли?
Новый участник команды радостно закивал. Эта сторона его нежданно-негаданно обнаружившейся природы мальчику нравилась. Но подтвердить согласие вслух Вилли не мог: рот был занят!
– Потому что думать надо, как работать будем.
– Молча! – голова Медвежонка снова исчезла в кустах. – А с деталями ты и сам разберешься.
– Опять я?
– Угу, – донеслось из глубин малинника. – Ты старший, ты вор, мастер пера и зубочистки, и вообще настоящий гений. А я так, хвосты заношу на поворотах. Грубая мохнатая сила!
– Это не значит, что не надо голову напрягать!
– А я напрягаю. Особенно челюсти. А что, собственно, тебе не нравится в старом плане?
– А старый – это какой? – Вилли перебирался в еще не опустошенную часть малинника и потому временно обрел дар речи. – У нас есть какой-то план?
– Какой-нибудь план у нас есть всегда, – Коготь закинул в рот новую горсть ягод, ему-то малина говорить не мешала, сказывался богатый жизненный опыт. – Старый план всегда один. Тихо прийти, взять всё самое ценное и уйти по-антийски, то есть, не прощаясь.
– Поэтому тот ход, что от функов ведет, нам не подходит, – подтвердил Медвежонок. – Уход под землю на глазах у изумленной публики чересчур экстравагантен даже для заслуженных артистов Большого Хортицкого Цирка.
– Чего-чего? – из всей фразы Вилли понял не больше трех слов.
– Так одна наша хорошая подруга выражается, – пояснил Коготь. – Мы вас обязательно познакомим на обратном пути.
Вилли был не против познакомиться с хорошей подругой новых товарищей, даже если она так странно выражается, но высказать это вслух не мог, опять добрался до богатого на ягоды места.
– Потому, хоть тот путь и короткий, но… – мохнатая рука высунулась из куста и покрутила в воздухе кистью. Или это была нога? – Да и в Северной башне делать вообще нечего. Проще ворваться в замок на лихих конях, оставляя за собой изрубленные тела и выжженную землю.
– А?… прошамкал Вилли.
– Кони у нас недостаточно лихие, – снизошел Коготь. – Потому пойдем отсюда. Хоть ты и утверждаешь, что эта дыра самая узкая, грязная и длинная, но мы не ищем легких путей!
– Еще она открывается долго, – возразил Вилли, даже перестав ради этого жевать. – Там надо на камни нажимать, а потом стена поворачивается…
– Ну должны же быть у этого хода какие-то минусы, – пожал плечами старший. – Зато выводит у самой темницы. Сам подумай, что нам делать в другом углу замка? Или в камине гостевых покоев? Там же уже других гостей разместили! К чему людей тревожить? Особенно если они растопили камин. Ты точно знаешь, что двери на киче деревянные?
Тюрьмы как таковой бароны фон Кох не содержали, предпочитая скорый суд и мгновенное воздаяние кнутом на конюшне. Но пару запирающихся каморок в подвалах имели. Мол, и мы не хуже других! Впрочем, братьев это не удивило.
– Угу! А зачем летом камин топить?
– Люди очень странные создания, – Коготь начал выбираться из куста. – Пошли! Темнеет уже.
– Ладно, после доедим, – Медвежонок с явной неохотой последовал за братом.
Под землей пришлось пыхтеть целый час. Наконец, шедший первым вильдвер остановился и протянул руку назад, притормаживая Вилли.
– Здесь?
Мальчик нажал нужные камни. Потайная дверца бесшумно скользнула в сторону. Медвежонок принюхался, от усердия даже чуть задрав морду вверх, и махнул рукой.
– Чисто!
Они уже были в подвале, просто дверь в темницу находилась через три поворота. Коготь кивнул, и братья малозаметными тенями заскользили вдоль стен. Вилли двинулся следом, стараясь не шуметь. В родном замке это получалось куда лучше, чем в лесу. Поворот. Второй.
Медвежонок поднял руку. Все замерли. Спереди донесся душераздирающий визг…
Стражники перед массивными дверями замковой темницы заранее настроились на скучнейшее времяпровождение. Долбаные святоши не нашли лучшего времени для ловли Зверей, а сержант, чтоб ему после смерти икалось в заднице Нечистого, выбрал в караул именно их! Наверняка эта скотина Пфайфер мстит Уве за ту рыженькую маркитантку. Сержант сам виноват, не хрена было жмотиться, рыжая стерва дорого берет, но зато в возке тако-ое вытворяет!.. А тут стой как дурак под дверью, ни возка, ни рыжей… А Питер попал за компанию…
Уве оглушительно зевнул и с удивлением уставился на вынырнувшую из коридора парочку. Мальчонка лет шести в бархатном костюмчике, сафьяновых сапожках и с маленьким, но настоящим мечом на поясе. И семилетняя девчушка в обычной льняной кофте и такой же юбке, но вся одежда с оборочками. Ну прямо господин с экономкой пожаловали! Только два локтя в прыжке!
– Открывай! – скомандовал мальчишка. – Я забираю пленников!
Уве аж рот раскрыл от удивления. Зато Питер не растерялся:
– Чей приказ?
– Я – барон фон Кох! – сквозь зубы цедил мальчишка, приняв горделивую позу. – И хочу забрать свою няню! А ты должен мне подчиняться, кнехт! Немедленно открой дверь!
– А в рот тебе не плюнуть? – отмер Уве.
– Да как ты смеешь, быдло! – взвился мальчишка. – На конюшне запорю!
– Какой грозный! – скривился кнехт. – Ты, сопляк, никто, и звать тебя никак! Здесь теперь командует Орден Светочей веры. А за пособничество Зверям… – он гордо глянул на напарника: какие, мол, слова знаю, – полагается смерть. Как думаешь, Питер, смогу я развалить этого щенка одним ударом, а?
– Не торопись, – второй охранник с трудом сдерживал смех. – Это, и вправду, баронский младшенький.
– И что? Может, ему еще и Зверей отдать?
– Пусть благородные сами разбираются. А эти пока посидят со своей нянькой, раз им так хочется, – Питер подхватил наглого барончика под мышку и заколотил сапогом по дереву. – Открывай, парни, принимай пополнение.
Уве схватил отчаянно завизжавшую девчонку и попытался зажать ей рот. Зубы у паршивки оказались удивительно острые.
Олухи внутри чесались минут пять. За это время вредная девка чуть не отгрызла кнехту пальцы. Попытки врезать этому отродью Нечистого по голове успеха не принесли: девка извивалась, как змея на сковородке, и визжала, будто ее не бьют, а режут. Одна рука девкой и занята, а вторая… Да и последняя пинта пива явно оказалась лишней. Влепив со всего размаха себе в бок, Уве бросил попытки оглушить девку, зато додумался заткнуть ей рот подолом ее же юбки. Как выяснилось – зря. Паршивка умудрилась вслепую найти деревянным башмаком самое чувствительное место на теле кнехта. Вообще-то это было уже третье попадание, но наиболее удачное. Или, наоборот, неудачное, смотря с чьей точки зрения. От боли Уве чуть не выпустил добычу!
Но с той стороны двери, наконец, раздались шаги, неразборчивое кряхтение и хриплый голос недоуменно поинтересовался:
– Чего ломишься, мать твою козел с рогами имел?!
– Хорош спать на посту! – заорал Питер, добавляя эпитеты, многократно перекрывающие всё, что могли сказать изнутри: барончик тоже брыкался неслабо. – К нам премия пришла!
– Какая премия? – живо поинтересовался хор сразу из трех голосов.
– Денежная, вашу дедушку! – взревел Уве, пытаясь скрючиться, защищая больное место. – Открывай давай! Она же брыкается!
– Кто брыкается? – недоуменно спросили за дверью.
– Премия! – зарычал Питер. – Вашу Господу в душу через задницу Нечистого, свиное отродье!
– Вы как хотите, парни, – после недолгого молчания раздалось изнутри, – но я должен это видеть!
Послышался звук отбрасываемого засова, и дверь открылась. А за долю мгновения до этого Уве обернулся. Последнее, что кнехт увидел в своей жизни, был метательный нож, летящий ему в глазницу.
Коготь бросал с двух рук. Медвежонок рванулся вслед за ножами и, перепрыгнув через падающих охранников, влетел в открывающуюся дверь, ногой откидывая в сторону стоящего на пороге толстяка. Правый кулак влепился в челюсть второго кнехта, левая рука вломилась в грудную клетку третьего и с противным чмокающим звуком, словно сапог из трясины выдернули, вернулась обратно. Вильдвер перекатился, уходя от возможной атаки, и обнаружил, что больше драться не с кем.