— Откуда же избушка возьмется? А так да, тебе тоже отдохнуть надо.
За прошедший месяц брат исхудал, лицо осунулось, под глазами появились синяки. Идти ему стало явно труднее, хотя мешок за плечами заметно полегчал. Путешествие Когтю давалось нелегко. Это ларгу хоть снег, хоть дождь, хоть леса, хоть болота. В Облике ничто не страшно.
— Бывает, охотники ставят, — сказал Коготь. — Чтобы зимой переночевать поближе к зверью.
— Так они ж туда приходят!
— Бывает, и не приходят. А если даже… Перо у меня всегда с собой, — брат засыпал мелко порезанное мясо в котел. — Белка вареного просила, — пояснил он. — Тошнит ее от жарехи. А избушка — это хорошо. Только как найти?..
Медвежонок задумался. В Лукау он тоже слышал про «заимки». Может, и вправду, есть? Поискать такую? А почему нет. Он встал:
— Я сейчас орехов наберу, а потом поищу вокруг. Я быстро бегаю. Может, и найду чего.
— Лучше сразу беги, — предложил Коготь. — С орехами я и сам справлюсь.
Глава 41
Дождь уныло барабанил по крыше шинка. Арнольд, угрюмо уставился в кружку, раздумывая, стоит ли допивать мутную жидкость, которую в здешних краях считают пивом, или выплеснуть остатки в рожу шинкарю. А заодно и посудину швырнуть, конечно же. Редкостная дрянь. И пиво дрянь, и трактирщик! И настроение!
Месяц мотаться по драным дорогам этой драной Полении, мокнуть под драным непрекращающимся дождем, ночуя то в драных затрапезных шинках, а то и вовсе в драном поле, жрать не пойми что, хлебать драную конскую мочу, что выдают за пиво… И что?
НИЧЕГО! То есть, совсем. Последним, кто видел вильдвера, был болван-контрабандист, перевозивший малолеток через Одру. Выйти на речника оказалось проще пареной репы. Несколько медных монеток, и босоногие шпионы разбежались по городу. Не прошло и часа, как они начали возвращаться. С донесениями. Сначала, с неутешительными: Коготь с братом исчезли, словно не было. Чуть позже — непонятными: святая сестра покинула город в восточном направлении. Одна, без девчонки. А после и вовсе ошеломляющими: ночью местные «плывуны» переправили через Одру трех мальчишек. Двух Отто и незнакомца. Еще одна монетка, и встреча в глухом переулке с угрюмым перепуганным мужиком с говорящим прозвищем Хлыбень. Картинка сложилась окончательно.
Арнольд допил пиво и подозвал хозяина:
— Что желает шановни пан? — склонился в угодливом поклоне шинкарь.
— Спалить эту забегаловку! — рыкнул Хюбнер. — У тебя пиво есть? Не помои?
— А чем… — возмутился было трактирщик, но, посмотрев в холодные глаза «шляхтича», тут же поправился. — Есть!
— Так тащи! И если опять…
— Не извольте беспокоиться, шановни пан, — шинкарь исчез, чтобы мгновенно появиться с двумя кружками.
Хитрюга отхлебнул и усмехнулся. Умеют, когда захотят…
Итак, Коготь всех обвел вокруг пальца. Каким-то образом приручил вильдвера, вытащил (скорее всего — выкрал) девчонку из рук сестры Ридицы, нырнул в Полению и исчез, растворившись в бескрайних лесах.
Пока стояла хорошая погода, Хюбнер не беспокоился. Осенние дожди мигом выгонят малолетних беглецов из леса. День-два и пожалуют к людям, отъесться-обогреться. Не выгнали. Ни через день, ни через неделю, ни через две. Дети как сквозь землю провалились. Где они шляются? Что жрут? Как сушатся? Совершенно непонятно!
И что делать — тоже. Скоро зима. Холода, наверняка, сделают то, что оказалось не по силам дождям. Но с каждым днем район поисков растет, найти следы беглецов становится труднее… А возвращаться уже некуда. В Ракове передали весточку: Каубах дал расчет ребятам. Барон нынче избавляется от ягеров, набирает кнехтов. Лягаш потащил отряд в Нейдорф, и если там не будет указаний — повернет на Визант. Указания будут, пусть идут сюда. Но это ж сколько времени пройдет…
— Там-парап-пам, — негромко пропел Арнольд, барабаня пальцами по столу. — Налейте наемникам полные чаши…
Драная дыра! Раскисшие дороги, водяная взвесь в воздухе, пустые шинки… Осень…
Хлопнула дверь. Кому еще дома не сидится, приспичило понабрать на плащи мочи Господа, а на копыта коней — дерьма Нечистого?!
Возникшая на пороге фигура шагнула в зал, сбросила тяжелый плащ на руки вошедшему следом мордовороту и проследовала к столу Арнольда. Остановившись, довольно улыбнулась и, не спрашивая разрешения, села за стол напротив «шляхтича».
Хюбнер с интересом рассматривал нахалку. Девушка… да нет, девочка, только-только достигшая совершеннолетия, а может еще и не достигшая. Красавица… будет, когда подрастет. Одета хорошо, можно даже сказать, богато. И не привыкла считаться с чьим-либо мнением. Мужская одежда, простая на вид, но из отличной кожи и скроена по фигуре. Манеры… точнее, демонстративное их отсутствие. И десяток охранников, мгновенно заполнивших небольшой зал шинка. Достаточно грамотно расположились, надо заметить. На улице, небось, столько же осталось. И нахальный оценивающий взгляд. В гляделки поиграем?
— Шинкарь! Теплого молока! — приказала девчонка, не отводя взгляда от Хюбнера. — Пан Качиньский? Вы очень шустро бегаете для нынешних мокрых дорог. Я замучалась за Вами гоняться!
Резкая пани! С места в карьер! Лихо! Пожалуй, стоит сразу поставить ее на место.
— А кто тебя заставляет за мной гоняться, крошка, — лениво протянул он. — Только время зря тратишь. Я не сплю с детьми! И не воюю с ними!
— Пан слишком высокого мнения о себе, — девчонка залпом выпила молоко и затребовала еще кружку. — Я не собираюсь с тобой спать. Староват, как по мне. Еще рассыпешься. А воевать… С ними? — она кивнула на дюжего сержанта, подпирающего столб с правой стороны.
Арнольд окинул взглядом здоровяка, оценил выбранную позицию, «расслабленную» стойку, кивнул и сдернул рубаху с плеча, приоткрыв татуировку. Откинулся на спинку кресла, злорадно наблюдая, как при виде побледневшего сержанта, лицо девочки принимает недоуменное выражение.
— Итак, — он ласково улыбнулся, — что тебе надобно, дочка?
— Тебя, папочка! — оскалилась девчонка. — Да будет тебе известно, что неделю назад твой непутевый братец Лех Качиньский, коронный шляхтич, почти магнат и без пяти минут радный пан, по пьяному делу отправился в полет и крайне неудачно приземлился башкою о прибрежные скалы. Такого жеребца угробил, скотина! Можно сказать, новую породу загубил! — она добавила пару слов, весьма нелестно характеризующих покойного Леха.
— Пани разбирается в коневодстве! — восхищенно прокомментировал Арнольд. — И в ненормативной лексике! А вот полеты и бедный Лех вызывают у нее негативные эмоции…
— Пани много в чем разбирается! — отрезала мелкая. — Перестать выпендриваться и говори по-поленски. А то твоя образованность вгоняет меня в когнитивный диссонанс!
— Во что? — прищурился Хюбнер.
Вот ведь везет на учёных сопляков! Мало ему пропавшего Когтя со товарищи!
— Во что слышал! — девчонка с видимым удовольствием фехтовала словами. — Так вот, продолжим. Поскольку наш отважный покоритель атмосферы пораскинул мозгами на значительно большей площади, нежели совместимо с сохранением их основных функций…
Девочка не попаданец из 21 века. Просто салеву знает, и образование получила неплохое.
— Стоп! — хлопнул рукой по столу Арнольд. — Признаю поражение. Давай по-поленски. Пан Лех слетел с обрыва…
— Прыгнул, — уточнила девчонка. — Исключительно по собственному желанию! Я бы посоветовала ему сделать это на полгода позже.
— И что бы изменилось за полгода?
Разговор начал забавлять Хюбнера. Не самое плохое развлечение в подобной глуши.
— Через полгода я получу право самостоятельно управлять маетком, а не гоняться по этой грязи за всякими… — последнее слово она всё же проглотила.
— Значит, ты — единственная наследница несчастного пана Леха, желающая избежать общения с опекунами? — сообразил, наконец, Хюбнер. — А мне ты племяшка, значится? Так?
— Не так! Ты, папочка, — издевательски протянула мелкая, — мой папочка!
Хюбнер усилием воли заставил себя не упасть со стула. Проклятый Мариуш, чтоб ему еще раз брюхо распороли, ничего не говорил про наличие детей. Особенно таких!
— Мне для полного счастья как раз не хватало почти совершеннолетней дочки, нахалки, стервы и оторвы, — капитан постарался выдержать тон «дочки». — Знатока коневодства и поленской брани!
— Спасибо за комплименты, папочка, — ангельским голоском пропел ребенок. — Ты просто невозможно куртуазен!
— И которую из характеристик ты считаешь комплиментом?
— Все! Не каждый день безродный ягер, прикидывающийся моим отцом, скажет столько приятного! — нежное личико расплылось в чарующей улыбке. — Между прочим, у тебя есть целых два выхода! Можешь принять мое предложение или… Если я не ошибаюсь, самозванцев вешают…
Капитан откинулся на спинку стула, рассматривая наглую девку.
— А вариант, что я уеду отсюда, оставив шинкарю на память полторы дюжины трупов и отделенную от тела прелестную девичью головку, ты не учитываешь?
— Не-а, — безмятежно пропела «дочка». — Ты же не воюешь с детьми, — она демонстративно приложилась к кружке, отерла белоснежным платочком молочные «усы». — И, кроме того, предложение тебе понравится!
— Во всяком случае, — кивнул Арнольд, — я его выслушаю!
— Вот и прекрасно. Суть такова: ясновельможный пан Мариуш вступает в права наследования, посылает в любом нравящемся ему направлении свору несостоявшихся опекунов дочурки и может дальше месить грязь, где и как ему нравится. Только обязуется в ближайшие полгода не повторять подвигов своего непутевого братца.
Хюбнер насмешливо уставился на девчонку.
— И что я буду с этого иметь?
Та изумленно выгнула бровь.
— А жизни и дворянства за просто так тебе мало?
— Ты не поверишь… — хмыкнул Хюбнер.
Паненка вернула бровь на место и вздохнула:
— Так я и знала! Сколько?
— Это сложный вопрос… — задумчиво протянул капитан. — Для начала с тебя несколько ответов. С какой радости ты считаешь, что ясновельможные паны нам поверят?