Аннабель Ли.
Волчье сердце
Подходил к концу последний месяц осени. Тьма все глубже проникала в земли людей. Поглощала световой день, забирала тепло у солнца и несла за собой увядание и холод. Но люди все равно радовались концу сезона. Урожай был собран, амбары полны зерна, а в погребах доходило мясо после осеннего забоя. Настала пора отдыха и пожинания плодов труда.
Люди готовились к празднованию Самайна, но Лане было не до того. Она отжала полотенце и положила холодный компресс на лоб сына. Вилли перестал метаться по кровати и ненадолго затих.
Дверь в дом резко распахнулась, впуская внутрь холодный воздух. Вошла женщина средних лет. Анора скинула плащ и пригладила растрепавшиеся седые волосы.
— Ну что он сказал? — Лана подскочила со стула и с надеждой посмотрела на мать.
— Ничего не сказал. Старый пень напился и теперь спит. Возможно, к утру придет в себя, — ответила Анора и опустилась на сундук.
Она выглядела усталой и бледной. Уже вторую ночь они с дочерью не спали. Следили за Вилли.
Лана обняла себя за плечи и запрокинула голову.
— Не реви, — строго сказала старушка, что все это время неподвижно сидела у окна.
Валентии в этом году исполнилось девяносто четыре. Она повидала все: смерть мужа, детей, нищету. От некогда огромной семьи у Валентии осталась дочь Анора, внучка Лана и правнук Вилли — надежда и самое большое сокровище рода. Судьба готовила новый удар на ее долгий век, но дух Валентии был силен, несмотря на старое слабое тело.
— Не буду, бабушка, — тихо ответила Лана, смахивая набежавшие слезы. — А знахарка, что жила на окраине? Может, я сбегаю за ней?
— Так померла еще весной, — ответила Валентия, потирая узловатые пальцы. В плохую погоду их особенно сильно ломило. — Да и не помогут нам целители, знахари и ведьмы. У Вилли волчья болезнь. Настала пора его первой луны, но поблизости нет ни отца, ни вожака стаи, чтобы помочь пробудить у полукровки звериную ипостась.
Стоило произнести его имя, как Вилли снова заворочался в кровати, и Лана поспешила сменить компресс. Как же ее сын был похож на отца! Черные волосы, аккуратный прямой нос, маленькая ямочка на подбородке. И ресницы. Длинные, пушистые. Они обрамляли ярко-голубые глаза, что напоминали Лане чистое летнее небо.
На смену отчаянию пришла злость. Неужели она, вдова великого воина, героя королевства и первого рыцаря короля, оказалась бессильна?
Лана стиснула зубы и приказала себе собраться. От былого величия ее семьи не осталось и следа. Муж погиб, короля свергли, и Лана вместе с сыном теперь в опале. Ей предлагали выйти замуж второй раз, но она не могла предать память мужа, да и новый супруг, скорее всего, первым делом избавился бы от чужого приплода. Нет. Лана должна была сохранить плоть и кровь возлюбленного, чего бы ей это не стоило. И пусть жить приходится в захудалой лачуге из четырех стен, у Ланы еще остались достоинство и сила воли.
— И как назло в ночь Самайна, — покачала головой Анора, глядя в пустоту.
Лана до боли сжала кулаки, так как поняла, к чему клонит мать. Ну, нет! Она не позволить духам забрать у нее сына. Его час еще не пришел.
— Мама, присмотри за Вилли, пока меня не будет, — сказала Лана, накидывая на плечи шаль.
— Окстись, дочка, сумерки уже. Куда ты собралась? — испугалась та.
— За волчьей пастушкой. Эригор говорил, что отвар из ее цветов задерживает оборот.
— Лана, не дури. Ты нужна сыну. Останься с Вилли. Его луна все равно наступит. Ты не сможешь задерживать ее вечно. А так он хоть уйдет…
— Не смей! — рыкнула Лана, совсем как если бы сама была оборотнем. Ее голос клокотал от гнева, но она заставила себя успокоиться. — Я понимаю, годы испытаний подкосили твой дух. Я даже понимаю, почему ты готова сдаться, но это твой выбор. Не мой!
Лана метнулась к двери, но в последний миг замерла, затем резко развернулась и кинулась к сыну. Ей хотелось до боли в мышцах сжать пылающее тело мальчика, но она только нежно поцеловала его в лоб, слегка сжала ладонь и бросилась прочь, пока не передумала уходить.
— Постой, — остановила ее Валентия. — Нельзя так идти. Духи и сиды заберут тебя. Анора, достань плащ из оленьей шкуры и красную шапку.
Та встала, откинула тяжелую крышку сундука и выудила со дна тяжелый плащ из оленьей шкуры и красный головной убор.
— Так они примут тебя за свою и не тронут, — Анора накинула дочери на плечи плащ и водрузила на голову странную шапку.
— Что это? — хмурясь, спросила Лана.
Она не могла посмотреться в зеркало, так как последнего в их доме попросту не было. Тогда Лана осторожно потрогала лоб и нащупала вышивку. Поднялась выше и вдруг поняла, что своеобразный головной убор заканчивается двумя конусовидными рожками из ткани.
— Ее твой дед привез с востока. Кичка. Кажется, так он ее называл, — объяснила Валентия. Она с трудом поднялась со стула и крепко обняла внучку. — Ну все, милая. Коль решилась — беги!
Лана бросила взгляд на мать. Та едва слышно что-то шептала. «Молится», — догадалась Лана и, кивнув на прощание, скрылась за дверью.
Мир вокруг стремительно терял краски и яркость. Осенью тьма наступала быстро. Это летом солнце разливалось по горизонту алыми всполохами и не спешило пускать на землю ночь. Лана ускорила шаг, стараясь обходить стороной ряженых. Пьяная праздно шатающаяся толпа визгливо смеялась, дурачилась. Считалось, что так они отпугивают всякую нечисть. С наступлением ночи по всей деревне зажгутся костры и гуляния приобретут особый размах. Кто-то будет проказничать, а кто-то прыгать через костер, чтобы очиститься от духов, проклятий и сглазов.
Путь Ланы лежал в лес к курганам забытых королей. Именно там она в последний раз видела волчью пастушку. Низкий цветок с круглыми листочками распускал свой бутон в полнолуние. Он-то и нужен был для отвара.
Послышался пронзительный вой. Лана вздрогнула и остановилась. Она как раз достигла границы поселения. Последовавший взрыв хохота разрядил обстановку. Это были всего-лишь ряженые.
— Да помогут мне предки, — прошептала Лана и шагнула в лес.
Под прелой листвой едва угадывалась узкая тропинка. Вскоре пришлось сойти с нее в самую чащу. Курганы обычно обходили стороной. Много нехороших историй крутилось вокруг этих мест. Родители пугали детей страшными историями про капища с жертвоприношениями, чтобы проказники держались подальше от леса. Но Лана сомневалась в правдивости тех легенд. Не первый год на курганах она собирала лучшие урожаи ягод и грибов. Всегда там было тихо, спокойно и безлюдно. А то, что есть зеленые рукотворные холмы… Так это ее ни капельки не смущало. Слишком многого Лана успела натерпеться от людей, чтобы бояться еще и бесплотных духов.
Но в ночь Самайна все было иначе. Полная луна, словно сторонний наблюдатель, следила за каждым шагом Ланы. Черные, когтистые ветви цеплялись за ее плащ, шапку, волосы… Тянулись к лицу и глазам. Подавив страх, Лана шла вперед. Она помнила, ради кого выбралась в лес.
Вскоре чаща закончилась, и Лана вышла на небольшую полянку в центре которой возвышался холм. Покрытый плотным слоем пожелтевшей травы, он напоминал горб неведомого чудовища, спрятавшегося в глубинах земли. Поклонившись, Лана мысленно попросила прощения за беспокойство и принялась рыскать вокруг. Света луны едва хватало, дабы разобрать, что растет под ногами. Трава была бледной и пожухлой после первых морозов. Все кустики волчьей пастушки, что удалось найти, давно отошли и представляли собой жалкое безжизненное зрелище.
— Нет, нет, нет, — чуть ли не плача, простонала Лана. — Хотя бы один маленький цветок, Вилли много не нужно. Хотя бы один…
И вот, когда надежда готова была покинуть ее сердце, Лана заметила около самой границы полянки белый бутон. Он словно фонарик выделялся на фоне черной травы и привлекал к себе внимание. Обрадовавшись, Лана хотела подскочить к нему, но вовремя остановилась. Тонкая линия едва различимых в прелой траве темно-серых лисичек окружила волчью пастушку. И надо же было ей распуститься именно в ведьмовском кругу! Лана до боли сжала кулаки. Должно быть это все происки сидов, жаждущих посмеяться над горем матери! Она знала, что входить в круг нельзя. Только не в ночь Самайна, когда грань между мирами тонка и есть шанс навсегда попасть в рабство к иномирцам.
— И не стыдно вам? — прошептала Лана, обращаясь к невидимым существам. Настолько был воспален ее разум, что она, казалось, бредила наяву. — У меня нет выбора, я вступлю в круг, но заклинаю, прежде чем уйти служить вам, позвольте отдать сыну цветок!
Она сделала шаг, упала на колени и трясущимися от волнения руками сорвала заветный бутон. В этот же миг раздался пронизывающий гул сотни горнов. По небу пробежали разноцветные всполохи, рассекая черное бархатное полотно пополам. День встретился с ночью. Луна и солнце разделили небосвод, а свет и тьма слились друг с другом, словно две реки с черными и белыми водами.
И Лана вдруг поняла, что она больше не принадлежит себе. Ее тело пронзила боль. Она выворачивала ее естество наизнанку, меняя по своему желанию, и Лана почувствовала себя куском мягкой глины в невидимых руках. Но вот пытка закончилась. Ноги и руки тряслись. Единственное, что смогла сделать Лана, это встать на четвереньки. Глаза все еще слезились, но она отлично различала запахи. Прелая трава, дым из деревни, метки животных. Слух тоже обострился и, когда Лане удалось проморгаться, она с ужасом увидела чьи-то копыта.
Гор
Это была первая охота в новом воплощении. И вдруг такая честь — Король Охоты. Гору до сих пор не верилось, что боги решили выбрать его. Рядом с лапы на лапу переминался Эрин. Огромный, размером с лошадь, волк нетерпеливо ждал начала охотничьего гона. Гор потрепал его по загривку.
— Осталось совсем чуть-чуть, — обнадежил он своего…
Гор не знал, как его назвать. Питомец? Нет. Друг? Вряд ли. При жизни они делили одно тело. Эрин подчинялся воле человека, за исключением ночи полной луны. Но вот они вдвоем мертвы. Звериная натура Гора отделилась, и получила в дар свою собственную призрачную плоть.